Петр Краснов - Подвиг Страница 51

Его помощники перенесли кроликовъ и морскихъ свинокъ къ публикѣ. На палубѣ было томительно тихо.

— Знаешь, — прошепталъ Парчевскiй, обращаясь къ Нордекову, — совсѣмъ, какъ въ циркѣ передъ какимъ нибудь опаснымъ сальто мортале. И чего не придумалъ человѣкъ? He даромъ онъ и на человѣка не похожъ…

— Fertig? — спросилъ Вундерлихъ.

— Jawohl, — отвѣтилъ помощникъ, державшiй клѣтки.

— Пускайте кроликъ и швиней.

— He надо… не надо, — раздались голоса. — Вѣримъ и такъ!

Кролики и свинки побѣжали за приманкой. Едва они достигли роковой черты, какъ стали падать и дрыгать лапками въ смертельной конвульсiи.

Тяжелая тишина стояла на палубѣ. Помощники Вундерлиха выбросили тѣла свинокъ и кроликовъ за бортъ на съѣденiе акуламъ. Всѣ вдругъ заговорили.

— Да… Ну и придумано, — сказалъ Нордековъ. — Дьявольская какая штука.

— А какъ же противъ большевиковъ то! Другого средства нѣтъ!.. Травить ихъ, подлецовъ надо, — сказалъ Амарантовъ.

— Это какъ въ крѣпости, за такими лучами.

— Если не вретъ профессоръ, что на десять верстъ идетъ его лучъ такъ лучше всякой крѣпости.

— Изъ пушекъ пали, не долетитъ.

— Главное, господа, то, что можно поставить въ любомъ мѣстѣ.

— И притомъ совершенно непримѣтно.

— Д-да… Это не авантюра.

— Какая тамъ авантюра!.. Самого Сталина смѣяться заставимъ.

— А потомъ и плакать…

Возбужденiе становилось сильнѣе. Люди перемѣшались и какъ то не замѣтили, какъ Вундерлихъ съ его аппаратами исчезъ, точно сквозь палубу провалился. На мѣсто его «штучекъ» поставили небольшой радiо-прiемникъ и завели моторъ. Хоръ Амарантова и пѣвчiе Гласова приблизились къ нимъ.

Вечеръ былъ тихъ и прохладенъ. «Мститель» несся по спокойному океану. Передъ нимъ спускалось къ морской равнинѣ румяное солнце.

ХХХIV

Высокiй сѣдобородый финляндецъ подошелъ къ аппарату и сталъ объяснять его устройство.

— Господа, если кто изъ васъ знакомъ съ аппаратами радiо, тотъ можетъ видѣть, что мой аппаратъ нѣсколько иного устройства, чѣмъ всѣ практикуемые теперь аппараты. Сейчасъ въ Европейской Россiи позднiй вечеръ. Во всѣхъ казармахъ, въ лагеряхъ, въ клубахъ красныхъ командировъ, въ избахъ читальняхъ люди собрались подлѣ своихъ и общественныхъ радiо-аппаратовъ, чтобы слушать объявленную программу. Я беру своимъ приборомъ ихъ волну. Я слушаю ихъ, и потомъ я пускаю особую свою волну. Назначенiе ея съѣсть, такъ сказать, ихъ волну, уничтожить ее, не заглушить шумомъ, какъ это дѣлается обыкновенно, но просто парализовать ее. Я не буду объяснять вамъ техническихъ подробностей, какъ это дѣлается. Скажу только, я заставляю ихъ аппараты замолчать, и сейчасъ же пускаю свою волну и она имъ всюду, гдѣ они приготовились слушать свое даетъ наше. Я имъ навязываю въ ихъ же аппараты свою программу. Сегодняшняя наша программа предназначена для красной армiи по преимуществу. У нихъ сегодня… — Лагерхольмъ вынулъ записочку — у нихъ сегодня… въ эти часы… Да… Станцiя «имени Коминтерна»: — «Комсомольская Правда» — это передача газетнаго номера. «Крестьянскiя передачи», — «Музыка танца», станцiя «Опытный передатчикъ»: — «часъ пiонера и школьника», «лекцiя по физ-культурѣ«и «Русскiя пѣсни».. Какъ видите, программа небогатая и какъ далеко ей до европейскихъ программъ. Возьмемъ для начала станцiю «имени Коминтерна».

Лагерхольмъ покрутилъ кружки, навелъ, прислушался, навелъ еще, повернулъ аппаратъ, и сейчасъ же ясно и четко, будто тутъ рядомъ кто то говорилъ, раздалось:

— Бюрократизмъ, помноженный на безотвѣтственность, сложенный съ нелегкой организацiей аппарата даетъ вотъ какiе плоды…

— Ну, это очевидно «Комсомольская Правда» передаетъ содержанiе своего номера. Итакъ мы начинаемъ вмѣсто ихъ скучной, всѣмъ въ зубахъ навязшей чепухи

подавать нашу программу. Викторъ Павловичъ, прошу начинать…

Амарантовъ взмахнулъ бѣлой палочкой.

— Разъ, два, три… четыре…

Прекрасный оркестръ заигралъ старинный «Петровскiй» маршъ.

Какъ только онъ кончилъ, хоръ Гласова, дополняя и освѣщая то, что игралось запѣлъ:

— Знаютъ турки насъ и шведыИ про насъ извѣстенъ свѣтъ…На сраженья, на побѣдыНасъ всегда самъ царь ведетъ…

Красивымъ переливомъ, понизивъ голоса, пѣвчiе продолжали:

— Съ нами трудъ онъ раздѣляетъ,Съ нами онъ всегда въ бояхъ,Счастьемъ всякъ изъ насъ считаетъ —Умереть въ его глазахъ…

— Кто тамъ въ Россiи слыхалъ когда эту пѣсню, тотъ пусть ее вспомнитъ, кто никогда не слыхалъ, пусть узнаетъ во что вѣрила, чему служила старая Русская армiя, — сказалъ Ранцевъ.

Послѣ пѣвчихъ къ аппарату подошелъ Ванечка Метелинъ и своимъ красивымъ, приспособленнымъ для радiо голосомъ сталъ говорить:

— Слушайте Русскiе, что вамъ говоритъ Русская Правда: — «Русскiй царь Александръ Второй уничтожилъ крѣпостное право… Да будетъ имя его благословенно во вѣки!.. Инородецъ коммунистъ Сталинъ возстановилъ крѣпостное право. — Да будетъ его имя проклято во вѣки!»

Снова заигралъ оркестръ. Съ рѣдкимъ подъемомъ — музыкантамъ казалось, что они видятъ необъятную Россiю, слушающую ихъ черезъ сотни радiо — оркестръ игралъ «увертюру 1812-го года» Чайковскаго.

Настроенiе оркестра передавалось и слушателямъ на палубѣ. Всѣ задумались, всѣ притихли… Мысли каждаго были тамъ, куда невидимыя волны несли прекрасную музыку, полную патрiотическаго порыва и вдохновенiя.

Программа продолжалась.

— «Братская пѣсня», — провозгласилъ Метелинъ. И съ молитвеннымъ умиленiемъ началъ:

— Вѣйся бѣло-сине-красный,Братскiй Крестный Стягъ…Всѣ — къ прекрасной цѣли ясной!..Сгинетъ красный врагъ!..Ужъ даетъ святые всходыБратскiй нашъ посѣвъ!..Съ братскимъ знаменемъ свободыВстанетъ Русскiй гнѣвъ!И придетъ на гибель ЗмiюРусской Правды часъ.Господи!.. Спаси Россiю!..И помилуй насъ!..Павшимъ — рай!.. На бой живые!..Коммунизмъ умретъ!..Съ нами Богъ!.. Жива Россiя!..За нее впередъ!..1[6]

Глубоко задумавшись стоялъ Нордековъ. Онъ даже не слышалъ, какъ прекрасный баритонъ Гласовскаго хора запѣлъ пѣсню о Кудеярѣ.

«Если все это меня такъ волнуетъ», — думалъ Нордековъ. — «Что же должны испытывать въ Россiи, гдѣ одни никогда не слыхали такого смѣлаго слова, такого открытаго призыва къ борьбѣ и побѣдѣ, другiе, можетъ быть, когда и слыхали, да совсѣмъ позабыли и опустились въ тяжелой повседневной жизни. Господи, спаси Россiю и помилуй насъ!

И, если это будетъ каждый день… постоянно будить, сѣять новыя мысли, толкать на борьбу? Отъ слова родится дѣло… И мы ему поможемъ»…

Въ его мысли ворвались громкiя и убѣдительныя слова Метелина. Онъ опять стоялъ у аппарата.

— Красноармеецъ!.. Зачѣмъ у тебя голова на плечахъ и штыкъ въ рукахъ… Чтобъ помогать держать твою мать Россiю въ рабствѣ?… Кому ты долженъ передъ своею совѣстью служить?… Народу?… А?… Народу?!.. Народу?!! Такъ и служи народу. Избавь его отъ разбойничьяго Антихристова ига… Подымай на штыки комиссаровъ!.. Требуй отъ Русскихъ начальниковъ, чтобы вели тебя добывать Русскую власть и Русскую свободу!.. Становись подъ Русское знамя!.. Коммунизмъ умретъ — Россiя не умретъ…[7]

— Вотъ это, ваше высокоблагородiе, — сказалъ незамѣтно подошедшiй къ Нордекову Нифонтъ Ивано вичъ, — и точно утѣшительное слово. Радостно слушать… Нехай тамъ послухаютъ и вникнутъ…

Солнце заходило. Оно коснулось краемъ морскихъ просторовъ. Трубачъ протрубилъ повѣстку къ зарѣ. Рота Нордекова стала строиться на повѣрку. Радiо концертъ былъ конченъ.

Когда расходились по каютамъ у всѣхъ была одна мысль.

«Да, это для Россiи…. Да, это за Россiю… Это не наша прошлая партiйная грызня… Это точно настоящее дѣло… Кто намъ тутъ на «Мстителѣ«посмѣетъ помѣшать дѣлать, что мы хотимъ, что мы признаемъ нужнымъ… А, когда будетъ не палуба парохода, а цѣлые острова Галапагосъ!?…»

Эти люди послѣ столькихъ лѣтъ эмигрантскаго отчаянiя, слабости, упадка духа, первый разъ чувствовали себя сильными, твердыми, способными на дѣло спасенiя Родины, стойкими для борьбы. Съ вѣрою и уваженiемъ они думали о томъ, кто все это среди эмигрантскаго хаоса, разсѣянiя и безтолочи придумалъ, организовалъ, создалъ и устроилъ и кто скрылся подъ такимъ страннымъ именемъ: