Феликс Светов - Отверзи ми двери Страница 52

Окна стали совсем темные. "День прошел!" - поразился Лев Ильич, он и не заметил время за книгой.

В доме шла своя жизнь, на него, и правда, не обращали внимания, но он нервничал, готовился к разговору, очень уж много всего было, без чего, не выяснив, теперь и жить нельзя, а здесь оставаться, вроде бы, и совсем невозможно.

Маша забежала, куда-то торопилась.

- Ну, слава Богу, передаю свое дежурство над тобой. Ты у нас, Лев Ильич, переходящий: Вера - мне, я - Дусе. Поправляйся. Не выпускай его, Дуся, он как маленький...

Сели за стол с молитвой. Если б не то, что с ним тут случилось, Льву Ильичу совсем было бы хорошо. "Вон чего захотел, чтоб все хорошо - заслужить надо!.."

Мальчишечка поглядывал на Льва Ильича с любопытством.

- А вы марки собираете? - спросил он вдруг.

- Давно собирал, когда был такой, как ты. А ты какие собираешь?

- Всякие. У меня мало еще.

- Я тебе принесу. У нас в редакцию приходят письма из заграницы.

- Папа тоже получает. Из Иерусалима. Есть красивые.

- Вот и я тоже, наверно, скоро получу оттуда, - сказал Лев Ильич и Борю вспомнил. Только он его и вспоминал, когда думал про тот отъезд.

Кирилл Сергеич как подслушал его мысли.

- Ой, как печально это все - отъезды, письма оттуда - новое рассеяние, теперь началась наша диаспора.

- Навсегда, - сказал Лев Ильич. - Никогда не увидимся.

- Да, пожалуй, только там - в том Иерусалиме.

Сережа попрощался - спать пора.

- Ну, как решил, пойдешь завтра в школу? - спросил Кирилл Сергеич.

- Пойду, - сказал мальчик. - Чего мне их бояться... А вы завтра будете? повернулся он к Льву Ильичу. - Я вам покажу свою коллекцию. Есть интересные колонии. Бывшие, то есть, колонии.

- С удовольствием посмотрю. И чтоб знать, какие у тебя есть, хоть для обмена и дубликаты годятся. Или ты не меняешься?

- У меня маленькая коллекция, - ответил Сережа.

- Славный мальчик, - сказал Лев Ильич, когда за Сережей закрылась дверь.

- Вот и у него уже начались конфликты с жизнью... - Кирилл Сергеич помогал Дусе убирать посуду.

- Марки, что ли? - не понял Лев Ильич.

- Нет, не марки... У него, можно сказать, настоящая жизненная история. Рановато, правда, но ведь кто знает сроки?

- Ладно тебе, отец, - сказала Дуся в сердцах, - надо в другую школу переводить.

- Нет, не нужно. Да и все школы одинаковы. Или, может, в Иерусалим поедем?

Дуся ничего не ответила, вытерла стол, забрала посуду и вышла.

- А история такая. Все у него было в школе спокойно, я еще в первом классе познакомился с учительницей, все ей объяснил, просил мальчика не трогать. Она женщина умная, поняла. Как-то и у нас даже была - им положено проверять, как дети живут, сидела тут, чай пила - но больше про попугая разговаривали. Умный человек - зачем лезть в чужую жизнь. А сейчас она ждет ребенка, декрет, у них другая учительница - временная, да такая... азартная, одним словом. И как на грех случай. Ребятишки-третьеклассники, мальчишки возились на перемене куча-мала. У нашего рубашонка расстегнулась, крестик и выпал. А здесь звонок, учительница: "Что такое?" "Крестик", - поцеловал его и под рубашку заправил. Что ж ты, говорит, уж не в Бога ли веришь? А как же, мол, верую. "А если мы отцу на работу сообщим? Где он работает?" "А в церкви, священником..." Видно, не нашлась сразу, растерялась, а ребята, известно, довольны, посмеиваются над ней. Вот я и говорю: азартная. Нет бы успокоиться, делом заниматься, а она вздумала начать антирелигиозную пропаганду - как же, случай подходящий. Книг они начитались, теоретики есть, специалисты, журнал "Наука и религия"... Если, мол, крест не снимешь, мы тебя в пионеры не примем. А как же, мол, вы меня примете, если я и сам туда не пойду?.. А ведь кругом дети, не та получается пропаганда. Тогда она придумала сильный ход. Приносит в класс икону и прямо на уроке достает из портфеля. Сейчас она разоблачит все это мракобесие! Вызывает Сережу: что, мол, это такое? Уж не знаю, какого она от него ждала ответа. А он подошел к иконе, перекрестился, взял в руки, поцеловал и положил на стол. Это, говорит, Матерь Божия, всех скорбящих Радость... Опять осечка, тем более, у нее инициативу забирают из рук. Приходит еще через день в класс, а на доске сверху мелом выведена надпись: "Бог был, Бог есть, Бог всегда будет!" "Дежурный! Кто писал?" Не знает дежурный. "Староста!.." Не знает и староста. "Дежурный! Сотри с доски!" "Я не писал - я и стирать не буду." "Староста!.." То же самое. Надо бы взять, да самой и стереть, так и на это ума не хватило. Прямо под этими словами стала задачки писать - у них урок арифметики, вроде, мол, внимания не стоит обращать. Или, уж не знаю, амбиция, что ли - стирать не захотела. Так или нет, но весь урок ребята на те слова глядели. Может, кто и задумался: есть Бог-то!..

- Ну а теперь? - спросил Лев Ильич.

- Вот, теперь. Стали мальчонку таскать по разным пионерским мероприятиям, какие-то ему дают общественные поручения. Не отказывается, выполняет: то металлолом, то книжки в деревню - хорошо. А тут вечер, праздник, стихотворная композиция, она ему и сунула - "Про попа и работника его Балду". А он, главное, и нам дома ничего не сказал...

- Сказал он мне, - Дуся вошла в комнату.

- Что ж ты от меня скрыла? Ну вот, видишь как. Я б сразу пошел в школу. Эх, Дуся, Дуся...

- А что, Дуся, правильно он сделал.

- Вот, видишь как... А он взял, да ни слова не говоря "Отцы пустынники и жены непорочны" прочитал - у них пушкинский вечер. Она сначала ошеломилась, а когда он дошел до "Во дни печальные Великого поста..." - опомнилась, прервала композицию и его выставила за дверь... Расстроился, конечно, мальчик, а тут еще простудился, мы его и отправили на десять дней в деревню. А в школе я разговаривал, но трудно - никак не могут понять, что с живыми людьми имеют дело, не с оловянными солдатиками. Ну ничего, ничего, не расстраивайся, мать. Еще не такое будет... Посмотри лучше, как он там укладывается, книжки на завтра... А мы с Львом Ильичем поговорим...

Дуся молча ушла.

- Значит, мальчик с этаких лет уже изгоем себя будет чувствовать, не плохо это разве?

- Почему изгоем? - удивился Кирилл Сергеич. - Разве он похож на такого, ущемленного?

- Нет, внешне он никак не похож, напротив, но то, что не такой, как все: они пионеры - он нет, они про попа и про Балду, а он - не может...

- Ах, вот почему, - улыбнулся Кирилл Сергеич. - Так это их пожалеть нужно - не его. Что уж в пионерах заманчивого. Жалко это все выглядит, хуже, чем в ваше время, там хоть во всей этой глупости была чистота, а сейчас мертвый формализм - дети это сразу распознают. И с Пушкиным тоже ничего плохого не вижу... Нет, я думаю, все правильно. Какой же он изгой, если уже в детстве знает, что он православный, дома у себя - в России, что он не один - с Богом, что за ним десять веков христианства на Руси? Там у него есть свои беды и слабости, а тут все правильно - у нас хуже было. У меня было хуже, - он замолчал.

Лев Ильич не знал, как начать тот разговор.

- Трудно вам было, Лев Ильич?

- Нормальное детство: в барабан стучал, кричал на Красной площади до звона в ушах... То есть, свое-то было, конечно.

- Я про другое. Надо было мне задержаться на денек - причастить вас.

Лев Ильич откинулся на стуле и впервые посмотрел Кириллу Сергеичу в лицо оно было печальным и опять, как в тот раз, при прощании, его поразила усталость в глазах.

- Да. Только здесь не то слово. Я чуть было не пропал, отец Кирилл. А вернее сказать, пропал, совсем пропал.

- Ну что вы, эдак-то уж и нельзя. Я ж вас упреждал от отчаяния. Эх, как плохо! Посидите завтра в тепле, книги почитайте - я вас никуда не выпущу, а в воскресенье - у нас Прощеное воскресенье будет, я вас исповедую, причащу...

- Даже не знаю, Кирилл Сергеич, смогу ли... - начал было Лев Ильич, но вдруг как сорвался: "А ведь все защищаюсь, на других хочу свалить, чужими грехами оправдаться!.." - подумал, но все равно не удержался. - Вы знаете Виктора Березкина?

- Березкина?.. - удивился Кирилл Сергеич. - Березкин Виктор... Погодите. Философ? Как же, знаю. А он что, приятель ваш?

- Приятели, - буркнул Лев Ильич, тоскливо ему сразу стало. А правда, что он у вас на Рождество был в храме, и вы встречали его особо, с этой его, простите, шикарной любовницей? И провели, и поставили хорошо... Верно это?

- На Рождество?.. Да, кажется, был... Да, конечно, был. Как же - на клиросе стояли. Хорошо поставил? Да, там удобно, а то очень народу много - не протолкнешься.

- И однако вы их... протолкнули. А вы знаете, что он неверующий и... более того.

- Читал, читал его статейки о Достоевском - смелый исследователь. Я-то его не так хорошо знаю, а он про Достоевского все, как есть, будто тот ему исповедовался. Как же, читал - он там выводит атеизм Достоевского.

- Ну... и почему ж вы?..

- А что такое?

- Как же вы его... встречали, провели, сами говорите, народу было много, поставили?..

- Я что-то, верно, не пойму вас, Лев Ильич, а почему бы мне его не встретить и поудобней не устроить, если он мне знаком? А что неверующий, так я всегда рад атеистам в храме - глядишь, услышат чего ни то.