Николай Никитин - Это было в Коканде Страница 55

Эмир чувствовал, что в задачу Джемса входит предложение прямой помощи против "красных". Такие вести приятно волновали его. Было лестно ощущать за своей спиной сильную державу. Это невероятно возвышало его в собственных глазах. Но все же он медлил прийти к определенному соглашению - политическая обстановка мешала этому.

Год тому назад, весной, Афганистан восстал. Афганцы были старыми соседями Бухары. Народ, не имевший счастья после мировой войны попасть в число победителей, попробовал объявить себя свободным и независимым от англичан.

Англичане бросили против нескольких десятков тысяч афганцев огромную армию, подкрепленную не только артиллерией, но и авиацией.

Совнарком отвечал Афганистану телеграммой:

"Получив первое послание от имени свободной самостоятельной афганской нации с приветом русскому народу, спешим от имени рабоче-крестьянского правительства и всего русского народа принести ответный привет независимому афганскому народу, героически отстаивающему свободу от иностранных поработителей".

События развивались с переменным успехом.

Часть афганских войск потерпела поражение, зато другая, под командованием Мухамед-Надир-хана, успешно выступила и осадила англо-индийский форт Тол. Эти успехи вызвали восстание многих индусских племен. Англичанам изменила туземная пограничная милиция. Волнения перекинулись к вазирам, махсудам и даурам. Английские войска, триста сорок тысяч человек, в результате целого ряда военных операций оказались почти в мешке. Армия Надир-хана, обойдя Пешавер, могла соединиться с восставшими командами. Правда, Надир-хан не использовал своего выгодного положения. Дело ограничилось угрозой.

Тогда английская авиация принялась громить Кабул. Но воздушные атаки не усмирили афганцев. В тылу английской армии восстали аффридии, напав на хайберские англо-индийские форты, и по всей пограничной полосе северо-западной Индии протянулась линия партизанской войны.

Повстанческое движение бурно росло, к нему примыкали дезертиры из мусульманских частей англичан. Среди английских войск вспыхнула холера. Индийское правительство, опасаясь затяжной войны, пошло на переговоры с Амануллой; оно боялось за Индию и в августе 1919 года подписало мир, признав независимость Афганистана.

Слава об этой победе перелетела, как птица, через Пяндж и Аму-Дарью. Не было крестьянина, который не знал бы о ней. Афганские племена проклинали англичан на всех перекрестках. На англичан косились, презирали их, и где-нибудь в глухом углу каждый англичанин мог подвергнуться серьезной опасности.

Вполне понятно, что такие важные события не могли пройти без следа и для ближайших соседей. Они поколебали в народах Средней Азии прежнее представление о могуществе Англии.

Джемс не мог считать свое пребывание в Бухаре приятным. Он не сомневался в симпатиях эмира, но эмир опасался народа. Открытая связь с иностранцами в эту минуту обнажила бы игру знати. "Ничем не прикрытый личный интерес! Борьба за власть и богатство! И ради этого, ради земных благ, связь с неверными, измена исламу..." - вот как могли говорить об этом. Ярые афганские вожди не стеснялись в средствах, чтобы разжечь своих зарубежных соседей. Они натравливали эмира против чужеземцев, поставив его между двух огней.

Эмиру тоже было известно, что афганская дипломатическая почта прошла через руки Джемса. Джемс поймал курьеров, ознакомился с интересующими его афганскими дипломатическими документами, а потом, точно нарочно, переслал их с извинениями эмиру. В этих письмах афганцы умоляли эмира не верить "инглизам". Они писали:

"Инглизы слишком продувной народ. Попросту говоря, они, конечно, играют на темноте узбеков и турецком происхождении. На самом же деле им хочется овладеть Туркестаном так же, как раньше владели им русские. Но завтра они будут хуже русских, и если они говорят, что они не имеют никаких претензий на вашу территорию и с вами дружны и посему предоставьте им проход через вашу территорию на Самарканд и Ташкент, чтобы они смогли выбить оттуда большевиков, - не верьте им, ваше высочество, не давайте им этого права! Как только инглизы ступят одной ногой на вашу территорию, они лишат вас власти в еще большей степени, чем это в свое время сделали русские".

Эмир все-таки думал, что встреча с Джемсом необходима. Но придворные стояли стеной около него, эмир не имел смелости разбить эти препятствия. Он понимал, что встрече мешает значительная часть придворной знати. Он не хотел вступать с ней в пререкания, а в среде англофилов не находил надежных людей. Он ворчал и колебался, обвиняя кушбеги, своего канцлера и первого министра, в ошибках.

К концу лета многие стали замечать, что бухарское правительство скрипит, как арба, что оно малонадежно... Но что это значит? Близко ли оно к падению? Этого нельзя было знать. Можно было только это чувствовать, бояться этого... Но ни у кого уже не хватало ни умения, ни энергии заняться государственными делами.

4

Джемс имел приятелей в военной среде. Это были инструктора, ранее служившие в афганской армии. Они тайком провели его в покои кушбеги. Случилось это днем, неожиданно. Джемс решил просто ворваться к министру без всякого приглашения.

Был яркий, солнечный день. Кушбеги только что вернулся с доклада. Эмир нервничал, и кушбеги чувствовал, что только обстоятельства сдерживают его. В иное время эмир сменил бы всех министров, и в первую очередь опала коснулась бы кушбеги. Министру не хотелось ни о чем думать. Все надоело. Все раздражало. Даже цветущее небо, даже воркованье серебристых голубей, бродивших по карнизам внутренних построек, казалось ему невыносимым. Сарбазы дремали на карауле у ворот дворца.

В эту минуту появился Джемс в сопровождении своих офицеров. Министр сделал вид, что рад его приходу.

- Неприлично, что я пришел незваным, - сказал Джемс. - Но я ваш гость.

- Такой гость - благословение бога, - ответил, улыбаясь, министр и приказал подать угощение. Слуги принесли маленький низкий столик, чай, вазы с вареньем, персидские серебряные тарелки с орехами, фрукты.

Джемсу надо было во что бы то ни стало выполнить свою основную миссию: не порывать с эмиром связи, держать его в своих руках и сохранить ему жизнь в случае восстания. Обо все этом не скажешь прямо, сразу. Он начал издали. Он принялся рассказывать о своем путешествии по Фергане, о Коканде, о советских порядках. Старик слушал, покачивая головой.

Джемс играл, как обычно, сам несколько тяготясь своей постоянной ролью. Основной сюжет этой роли: он - купец, он не заинтересован, политика Англии бессмысленна, он рад его высочеству посоветовать. Эта часть ему давалась вполне. Он исполнял ее неоднократно. Он уже не замечал ни движений, ни интонаций. Настроения и мимика въелись так крепко, что даже при чрезмерной подозрительности Востока трудно было хоть на чем-либо поймать Джемса.

Но предстояло еще разыграть самое главное - дружбу к Востоку. Это место своей роли он считал самым опасным. Тут надо было умение. Без действительного знания Востока, без учета всех его слабостей и характера Джемс провалился бы. С умным кушбеги нельзя было действовать так же примитивно, как с беками. Жадные и грубые беки покупались просто: отличные пулеметы Виккерса, хронометры, бинокли и патефоны убеждали вернее слов, остальное дополнялось пьянством, и дружба считалась закрепленной. Это напоминало сделку воров в трактире. Кушбеги так не купишь! Надо было иметь сильно действующее, оглушающее, как наркотик, средство. И Джемс его имел.

Поговорив о пустяках, Джемс встал, как бы заканчивая свой визит. Вставая, он сунул руку за борт своего френча и вытащил из внутреннего кармана пакет, захваченный им на всякий случай.

- Здесь кое-какие неожиданные бумаги, протокол Чарджуйского съезда, который я достал, - сказал он с улыбкой. - Вы знаете, что там произошло? спросил он так небрежно, как будто сам не придавал значения своему вопросу.

- Слыхал, - равнодушно ответил кушбеги. - Бухарские коммунисты объединились с джадидами. Но в их среде нет единодушия. Некоторые, наиболее ярые коммунисты требовали расстрела Карима Иманова. Они обвиняли его в измене. Я знаю, что этот скандал потушили. Но скандал был. Он нам на руку.

- Что еще знаете вы?

- Все... и еще кое-что, - сказал кушбеги. - Они переругаются, их революция лопнет. Новый Чарджуй - еще не Бухара.

- Вы знаете, что и Старый Чарджуй волнуется? В Карши тоже неспокойно.

- Но ведь слуги эмира везде оказывают сопротивление!

- Оказывают. Но режим обречен. Беднота на стороне красных, - упрямо сказал гость.

- Это эмигранты и сбежавшие эмирские солдаты, а народ религиозен. Он побушует и одумается. За нас ислам.

- Джадиды тоже говорят об исламе. Вы читали их листовки?

- Читал.

- Вы помните то место, где говорится, что эмир не признает народного достояния, убивает кого хочет. Деньги, имущество и жизнь всех правоверных находятся в его руках.