Лариса Матрос - Социологический роман Страница 56

Так не окажемся ли мы через какое-то короткое время перед теми же проблемами с человеком, которые стоят перед нами в связи с экологией? То, что нам здесь было предложено, это не что иное, как стимулирование внимания и чувств подростков на той сфере, которая в период становления личности может существенно деформировать духовную жизнь подростка. Философы и гуманисты всех времен и народов исходили из необходимости формирования путей ориентации человеческой энергии, особенно юношеской, с физиологической сферы в духовную. Очевидно, для того и собираются такие международные конференции, чтоб вырабатывать международные концепции и критерии в обсуждающихся проблемах. Мне думается, что мы, взрослые, просто заблудились здесь. Мы сами не можем ответить на вопрос, "что такое хорошо, а что такое плохо". Поскольку здесь присутствует представитель Всемирной организации здравоохранения, я призываю его способствовать объединению всех специалистов в выработке единой концепции полового воспитания, основанной на ответственности в формировании нравственного психического и физического здоровья будущих поколений, то есть наших детей и внуков. Последние слова она произносила уже отходя от трибуны и потому, когда спустилась со ступенек в зал, была оглушена громом аплодисментов, которые были, скорее, адресованы не столько ей лично, сколько выражали протест против вышеназванного "специалиста".

Когда заседание закончилось, к ней многие подходили со словами благодарности за то, что она сказала то, о чем они думали. Каждый вручал ей ставшую модной в стране визитную карточку, просил ее адрес, приглашал приехать на предстоящие в их городах конференции.

После этого, простившись с коллегами, она пришла в номер, чтоб отдохнуть и ждать встречи с Останговым, который предполагал сегодня вернуться пораньше. x x x

На следующий день на пленарном заседании, в президиуме которого сидел и Остангов, было подведение итогов работы секций, и, когда речь заходила о секции Проблем здоровья и демографии, председатель секции упоминал и ее фамилию... Потом Остангов вместе с руководством из президиума куда-то исчез и заключительные аккорды конференции осуществляли другие члены оргкомитета. Конференция закончилась в четыре часа дня, и было время подготовиться к банкету, который был назначен на семь часов вечера.

Выйдя из конференцзала, Инга Сергеевна немного погуляла вокруг гостиницы с коллегами, затем перед тем, как пойти в номер, зашла по дороге в маленькое, уютное кафе на этом же этаже гостиницы, чтоб выпить кофе. Только она села за столик, как встретилась взглядом с вошедшим московским профессором Сорокиным, который, вопреки обычному, на этой конференции был пассивен и равнодушен. Инга Сергеевна любила его книги, на некоторые из них писала по своей инициативе реценции и всегда удивлялась его, несмотря на возраст и занятость, готовности поддерживать и участвовать в работах на стыке гуманитарных наук и медицины, хотя ни его непосредственной научной деятельности, ни положению, ни его престижу этого вовсе не требовалось... Это была воистину естественная потребность ученого в постоянном углублении знаний в основах мироздания. -- Вы -- молодец, Инга Сергеевна, -- сказал он, подойдя к ней с чашкой кофе и сев за ее столик. -- Да, очевидно, еще не скоро из нашей жизни исчезнет сама возможность процветания проходимцев и спекулянтов в науке и в медицине. Особенно сейчас для них почва благодатная... Сейчас всем все можно. Это у нас называется демократией...

-- Но ведь с чего-то же нужно начинать, Сергей Петрович, -- сказала Инга Сергеевна с несвойственной ей подобострастностью, внутренне удивившись столь необычной откровенности профессора, который при редких встречах на конференциях и совещаниях в Москве проявлял к ней сугубо официальную доброжелательность.

-- Да, да, с чегото! Только мы всегда начинаем с худшего. И на сей раз наша революция сверху определяется тем, что наши высшие "законодатели" подают пример взаимной враждебности и бескультурья.

-- Но ведь опыта-то нет. Еще недавно...

-- Вы меня, старого матерого медика простите... хотя после доклада этого, с позволения сказать, доктора вам это не будет резать слух. ...Так вот, то, чем наши мно гие политики сегодня занимаются, можно назвать "word masturbation" -- есть такой термин в английском языке. Да, да, именно этим они занимаются, самоудовлетворением своих амбиций без малейшей попытки задуматься о судьбах страны. И такой "доктор", какового вы хорошо посадили, куда ему положено, им вовсе и не нужен. У них есть к тому свои собственные способности...

Слушая Сорокина, Инга Сергеевна немного растерялась, не зная, как себя вести. Ей были странны его откровения, произносимые с устрашающим озлоблением и горечью. -- Намто что, старикам. Мы уже все повидали и все прошли. Но за внуков страшно. Страшно, когда мой внук смотрит телевизор, где его обучают глупости, грубости, некомпетентности, безответственности и вседозволенности, мне стыдно. Жалко бедняжку Сахарова. Я смотрел на него и, как врач, чувствовал, что они его доконают. И вообще вся эта трансляция никому не нужна была. Люди перестали работать тогда, когда это более всего от них требуется, -- Сорокин выпил залпом остывший кофе, взяв чашку не за ручку, а обхватив ее с противоложной ручке стороны всей ладонью, как стакан, вытер губы бумажной салфеткой и, отодвинувшись на край стула, как бы готовять встать, продолжал: -- Вы знаете, что из всех гадостей, которые придумал человек для внутреннего употребления, самое страшное -- это наркотик. И знаете, чем он страшен прежде всего? Тем, моя детка, что он делает человека зависимым от себя. И вот эта трансляция стала своего рода наркотиком. После бесцветного застоя люди стали только жить и думать тем, какой же эмоциональный допинг им завтра даст этот ящих. Например, семья моего сына. Раньше ходили в кино и театр, читали литературу специальную (они тоже медики), ходили на литературные встречи в Ленинку. Теперь все изменилось. Они даже сделали перестановку и поставили обеденный стол у телевизора. И вечерами, накрыв стол, они развлекаются, глядя на это шоу. Сейчас это щекочет людям нервы, вызывает иллюзии, как наркотик. Они, развлекаемые, так же как и равлекающие, не думают о будущем, точно, как при приеме наркотика. Так что мы все квиты... чего заслуживаем, то и имеем: мы -- их, они -- нас. А результатом такой шоковой терапии будет такая хроническая аллергия и иммунодефицит, что никакой Гиппократ не поможет. И тогда одни выйдут на улицу, чтоб искать, "кто виноват?", другие впадут в апатию, а третьи, не зная, "что делать?", потому что все эти годы ничего нового не дали для понимания способов управления этой страной, "сильной рукой" погонят нас к станкам и тракторам, чтоб хоть что-то появилось в магазинах нашего собственного производства, то, что называлось "советское -значит отличное". Вот такие мы люди! Знаете, чем мы отличаемся от всего остального мира? -- он сделал паузу и почти злобно глянул Инге Сергеевне в глаза. -- У всех народов на различных этапах возникает проблема выбора пути. Но у них этот выбор почему-то всегда делается между хорошей или плохой жизнью. У нас критерий совсем другой: мы руководствуемся известным: "или умереть стоя, или жить на коленях". -- Профессор, громко вздохнув, поднялся, поотечески погладил Ингу Сергеевну по плечу и со словами: -- Ну ладно, извините, голубушка, уж очень все не так, -- медленно и угнетенно вышел в коридор. Инге Сергеевне было не по себе от этого разговора и оттого, что этот высокопоставленный, всегда, как ей казалось, "официозный", холодноватый человек предстал перед ней в совершенно неожиданном свете. Она вернулась в номер и принялась готовиться к банкету, уже рискуя опоздать к началу. Она надела едва прикрывающую половину колена белую, с черной широкой каймой у подола, очень облегающую трикотажную юбку, бордовую из "мокрого трикотажа" с люрексом длинную с перетягивающим бедра резиновым поясом блузку, черные на высоченной шпильке лаковые лодочки, в волосы на затылке вколола белую, слоновой кости булавку и спустилась вниз. Когда она вошла в роскошный банкетный зал, он был уже заполнен участниками конференции, пребывающими в приподнятом настроении. Длинные столы, накрытие белоснежными, упругими от крахмала скатертями, стояли вдоль стен, поражая изысканностью и красотой оформления яств. В углу рядом с председателем оргкомитета она тут же увидела Остангова, который, стоя к ней спиной, не мог ее видеть. Она решила не подходить к нему, пока он сам не заметит ее. Едва организаторы начали объяснять ей, что и где из угощения находится, как к ней подошел председатель оргкомитета -- ректор одного из вузов Ленинграда -- и пригласил туда, где стояло начальство, в том числе Остангов. Примерно после двух часов трапезы, сопровождаемой бесконечными разговорами, обсуждениями докладов и дальнейших научных контактов, зазвучала музыка. Не настроенная на танцы, Инга Сергеевна между тем оказалась в центре внимания желающих потанцевать коллег и потому почти все время была на танцевальном пятачке. Когда же ее пригласил Остангов и под звуки танго Оскара Строка слегка прижал к своей груди, у нее закружилась голова и было полное ощущение ее потери...