Виктор Ревунов - Холмы России Страница 57

- Судьба Дементия Федоровича связана с этим мерзавцем.

Николай Ильич вкрадчиво, как бы смягчая слова Лясина,сказал:

- Желавин с малых лет личность угнетаемая. Если кто-то мог проявить хоть какую-то самостоятельность, нрав, у Желавина не было и тогда выбора. Барин не прощал отступничества. К тому же раб его как таковой, я уже говорил, много знал, был невольным свидетелем его дел. Моя теща, Татьяна Сергеевна, которой Викентий Романович когда-то помог с покупкой дома, пожелала избавиться: обрела покровителя в лице Додонова.

Даже этот мошенник, миллионер не мог противостоять ему. Был зверски убит и ограблен.

- Ловягиным?

- Викентий Романович и Желавин в день убийства находились далеко, в усадьбе.

- Почему же ваша теща, Татьяна Сергеевна, изменила прежнему покровителю?

- Боялась за дочь. Он из всего делал деньги. Кая и мать, дочь была красива. Все превращал в бриллианты. Человеческое существо из грязи и позора, униженное, протягивало ему бриллиант. Оказал сопротивление и я, хотел найти справедливость. Жил почти в нищете.

Да и в любой момент могли учинить расправу. Он обладал тайной безграничной властью. Додонов с миллионом был убран с его пути. Зная Ловягина, не сомневаюсь.

Сам не убил, но ход был.

- И никакого следа? Я спросил об этом потому, что вы говорите уже и о какой-то связи, Николай Ильич.

Связи с людьми, которые нас интересуют.

- Преступление не было раскрыто,- начал Николай Ильич.- Держалось ли что-то в секрете полицией, так и прошло, осталось в старом? Утверждать не берусь.

Хотя может и быть, что копаться в этом деле боялись.

Убийство заявило о себе как о силе жестокой. В руке ее топор и миллион. Явилось неким духом. Да за кого подставлять лоб? За какую правду? Когда Додонов сам преступал в недозволенное. Втайне я рассматривал это как некий бунт. Мерзость, которую пора было раздавить.

Одна тварь не могла терпеть другую. Враг - понятие слабоватое, окопное. Не знаешь, кого ты убил. А тут наливалось ядом, проистекло. Существуют общие понятия и факты,-рассуждал Николай Ильич.-Идея, что ль, а потом и факт, воплощение. Идея с фактом порой не совмещаются в душе. Тут, после топора и миллиона, идея забродила сама: "Да, вот так им!" Когда Викептий проезжал по улице, лавочники кланялись. Эффектный, в шапке с красным верхом, сильный. В деда - вожжи руками рвал, купался в ледяной воде. Но иногда, проезжая, казался мне страшным чучелом, словно его привязали и пустили в санях под горку.

- Но он же не убивал,- перебил Лясин.

- А вот что-то было хитрое, недоказуемое... Я тогда уже бегал по разным жалобам, зарабатывал на кусок.

Стал было Николаем Ильичом, но потихоньку сжался в Николку,-Южинский рассмеялся,-с тросточкой, с палочкой, со сбитым каблуком, кое-где подлатанный.

Но был горд. Бойко писал в газетку об интересном.

Помню оттепельный вечер. А утром прошел слух. Разрешили мне повертеться и написать. Видел место. Следователи, натрудившись с вечера, закусывали на кух!:с.

Труп еще лежал. На лбу провал, кровь стекла к уху.

Глаз был приоткрыт. Будто все видел. У стены дубовый деревенский стол и две лавки. На столе чернильница с крышечкой, ручка с пером да амбарная книг?.. Вот и все.

- А где хранился миллион?- спросил Лясин.

- Неизвестно. Были разговоры, что Додонов скупал краденое. Не мелочь, конечно. Золото и бриллианты. Воры сами, известное дело, не ходили, а подсылали с краденым нищих. Спецы. Работу знали. Предварительно условившись, принимал их Додогов с черного хода.

Без свидетелей, разумеется. Вернее всего, так было и в тот раз. Додонову что-то принесли. Договорились, и он пошел за деньгами. Человек ждал внизу, в ь^ебольших сенях перед лестницей. Лестница вела на площадку.

Там были две двери. Одна слева в небольшой чулан с разной рухлядью, другая - в прихожую к комнатам на втором этаже. Жил он один, о личной его жизни мало что известно. Додонов ушел за деньгами. Преступники, войдя с улицы, успели подняться по лестнице и спрятаться в чулане. Додонов вернулся и расчитался с ждавшим внизу. В этот момент один из преступников перебрался из чулана в его кабинет. Скрылся за портьерой. На том месте сохранились следы от растаявшего снега. Привратники - двое здоровых мужиков, кормил их хозяин крепко и платил хорошо - находились в комнатке парадного входа. Напротив комнатки лестница, мраморная, с перилами из красного дерева, вела к дверям на второй этаж. Двери не закрывались и ночью, были на виду привратников. Но если смотреть снизу, только передняя часть прихожей вверху попадала в поле зрения. Преступник прошел по невидимой половине в кабинет. Додонов, вернувшись с покупкой, открыл тайник: хотел убрать приобретенную вещицу. Преступник, выйдя из-за портьеры, ударил его топором в затылок и в лоб, по лежавшему уже на полу. После всего взял у убитого ключ от дверного замка с черного хода.

Открыли замок и вышли. По показаниям привратников, они видели, как хозяин выходил из кабинета к черному ходу и вернулся назад. В комнате, где он был убит, сохранился стойкий запах псины. Условно и прошло по делу как "псиная стая". Ушла бесследно, унесла на загривках миллион.

Лясин накинул на плечи пальто и, закутавшись, снова сел в кресло.

- Залихорадило от вашего рассказа, Николай Ильич. Как же он, имея дело с жульем, так опростоволосился?

- И ступенька особая была на лестнице. Достаточно было наступить, как подавался сигнал тревоги привратникам. Гуртом прошли и не наступили.

- Гляди, и привратников затаскали?

- Да, за эту самую ступеньку. Ведь Додонов нарочито не наступал на нее. Стоявший внизу заметил. Через нее и перешли. Главарь стоял внизу, на самой опасной и горячей точке для всего дела. Человек с чувством обостренным - в такие минуты как картежник: когда в горячке, играет чутьем, не помнит. Утром хватится за карман. Нет, не сон, много выиграл. Убийца ударил в затылок топором, а потом в лоб по лежащему на полу.

Это уж от беспамятства. Как еще бриллианты взял?

После хворал: тяжелое бесследно не проходит.

Подтягивали старое, не раскрытое полицией дело - по подсчетам в минуты все-то и произошло. А вскоре, поздно вечером, на пруду топорами были изрублены двое рабочих. За политику, за листовки. Топтали на льду молоденького Демушку Елагина, нахлебался горячего и соленого с кровью. Не с псиной ли стаей, с ее тяжелыми каблуками, с запашком потным познакомился? Уже пихали в прорубь, льдом лицо драло, и накрывали, накрывали. Обхлебывался ледяной водой, и накрывали, накрывали. Выстрел раздался. Отпустили. Скрипучим снежком приблизился кто-то, нагнулся, теплым самогонцем подышал. Желании. Шел он будто бы от "спальни":

так назывались дома неподалеку от пруда, на горе - ночлежки фабричные. Шел, как говорил, из гостей.

Услышал он крики и бросился, стал стрелять, заорал:

"Полиция!.." Утром убитых вытащили баграми из проруби. Народ собрался. В роще и на горах люди стояли.

А в низинке-то окровавленные. Да будто Викентии в санях промчался, красную шапку его, влетавшую в улицу, видели. Лавочники ручкой ему махали.

Барин в те дни в усадьбе сидел.

- Л Желавин приехал накануне. По поручению барина, в трактир, по делу, какие-то бумаги подписать,- все помнил Николай Ильич.

- Трактир что, ловягинский?

- Хозяин другой. По договору из ловягинского имения доставлялись продукты: мясо, дичь, клюква зимой для киселей.

- Сомневаюсь, чтоб барин в "псиную стаю" полез.

Своего мяса вволю всякого, Николай Ильич. Умел и сам оторвать. Словом-то, барин. Да какой! Вожжи рвал, в ледяной воде купался.

- Возможно, такой и нужен был. Один, волк. А стая сильнее.

- Изорвут? Стая-то псиная,- сказал Лясин.

- На волка и яма бывает. Там и мухи сожрут. Выбора не было.

- А не заглянуть ли нам в эту яму? Как раз и темно. С ветерком вдруг что и освежит. Чем черт не шутит.

Бывший додоновский дом светил окнами, разные абажуры в них: голубые, зеленые, оранжевые. Другие люди живут, терялась за годами и история, но что-то иногда поскрипывало, будто хозяин спускался по лестнице в восьмом часу.

Двое прошли мимо подъезда и свернули за угол во двор, темный, глуховатый. За забором сараи и голубятня, проход рядом. Виднелась крыша, высокий тополь, Дверь с черного хода теперь не закрывалась: жизнь на две улицы. Они вошли. Время будто вернулось назад.

Тусклая лампочка освещала небольшие сени и деревянную лестницу в каменных стенах. Ступеньки дубовыми плахами круто положены. Наверху площадка, высокие закрытые двери в общий коридор.

- Вон там,- показал Николай Ильич на небольшую дверь чулана.

Лясин поднялся по лестнице, раскрыл дверь в коридор и посмотрел. Справа еще лестница, давно уже не мраморная. Внизу ниша - вход. И поворот. Чуть отошел в сторону - ниша скрылась.

"Все так, да не так",- подумал Лясин.