Белый кролик, красный волк - Том Поллок Страница 57

Вот блин. Простите, мадам.

Как в замедленной съемке, я вижу мельчайшие детали: мышцы ее челюсти, приоткрывшиеся потрескавшиеся губы. Сейчас она закричит, я уверен. «Лжец, самозванец!» — завопит она и сорвет нам весь план. Ноги напрягаются, готовые сорваться в бег, но я знаю, что стоит ей закричать, как в эту дверь ворвутся дородные медсестры, прижмут нас с Ингрид к полу и будут вливать бензодиазепины нам в вены, пока не подоспеет кавалерия из 57.

Ингрид смотрит на меня тревожно. Я все испортил.

— Бен, — говорит Рэйчел Ригби.

Я хлопаю глазами. Она идет прямо ко мне, в четыре шага пересекая ковер, и падает в объятия незнакомца. Меня обвивают ее руки. Они тонкие, но стискивают крепко, как стальные обручи. Рэйчел Ригби отстраняется и пристально вглядывается в мое лицо. Потом закрывает глаза и опускает голову мне на плечо. Она непревзойденная актриса, надо отдать ей должное. Ничто в ее голосе и выражении лица не выдает лжи. И только я, прижимая к себе ее воробьиное тельце, чувствую, как дрожь сотрясает ее тело.

— Принесите мне бланк выписки, — обращаюсь я через ее плечо к главному администратору, который проводил ее сюда и все еще топчется у двери.

— Это… нетипичная для нас практика, мистер Ригби, — он направляется в нашу сторону. — Для выписки пациента требуется уведомить больницу за семьдесят два часа.

— Уведомление вам присылали, проверьте записи.

— Но выписка происходит по указанию ближайшего родственника пациента или пациентки, и в наших документах в этом качестве указан ваш отец, Доминик.

— Папа в коме, он сейчас лежит в Королевской больнице, здесь недалеко. — Рэйчел Ригби застывает в моих объятиях, но не отпускает меня. — Можете позвонить туда, я подожду. Теперь ее ближайший родственник я, отвечаю за нее я, и я настаиваю на ее выписке, что предусмотрено в третьем параграфе Закона о психическом здоровье.

Администратор колеблется. Ему не по себе, и это меня мгновенно настораживает.

Ты что-то знаешь. Кто-то предупредил тебя, что эта пациентка особенная. Кто-то запретил тебе ее выписывать. Тебе не объяснили, что к чему, но ты догадываешься, что, если отпустишь ее, твоя карьера окажется под угрозой.

И я вдруг понимаю со всей отчетливостью: не отпустит. У него нет повода задерживать выписку, но ему и не нужен повод. В его глазах я просто ребенок. Я чувствую, что план стремительно выходит из-под контроля, как рулон туалетной бумаги, оказавшийся в пасти щенка.

Я лихорадочно ищу способ спутать ему карты, как вдруг мне вспоминается имя, которое я подсмотрел вчера вечером на экране ноутбука Ингрид, заглянув ей через плечо.

— Сэр Джон Фергюсон. Вы ведь знаете, кто это?

Администратор смотрит на меня, хлопая глазами.

— Конечно, он главный инспектор по больницам.

— И близкий друг семьи. Хотите — предоставляйте бланк выписки, хотите — не предоставляйте, но через десять минут мы покинем это место, и если вы попытаетесь нам помешать, я позвоню ему в первую очередь. Наверняка у вас есть веские причины, чтобы игнорировать закон. Вы же не хотите нарваться на внезапную и дотошную инспекцию. Во время таких проверок обычно обнаруживаются нелицеприятные нарушения, которые эффектно смотрятся на первых полосах газет.

За столом продолжает рыдать седой мужчина.

Мы уходим, и уже на лестнице Ингрид шепчет:

— Главный инспектор по больницам? Друг семьи?

— Ты же знаешь, как говорят, Ингрид: слепая паника — двигатель прогресса.

— Да никто так не говорит.

— Это потому, что они со мной не знакомы.

Рэйчел Ригби молчит, пока мы не покидаем лечебницу, и как только георгианская развалина остается позади, направляется к ближайшему угловому магазину.

— Деньги, — коротко бросает она.

Я достаю из кармана две десятки и протягиваю ей. Она мнется, берет себя в руки и скрывается внутри. Она возвращается с блоком «Мальборо Голд» и четырьмя пачками конфет «Мальтизерс». Садится на тумбу и, не обращая внимания на проносящиеся мимо машины, методично вскрывает упаковки. Один за другим она пихает в рот покрытые шоколадом вафельные шарики и высасывает из них крем дочиста, прежде чем с хрустом сгрызть конфету.

Наконец она комкает в ладони последнюю ярко-красную обертку, глядит на дорогу, вздыхает и закуривает сигарету.

— Ты очень похож на нее, — говорит она, не поворачивая головы.

Я не спрашиваю, кого она имеет в виду.

— Она моя мама.

Рэйчел Ригби улыбается. В солнечном свете ее прищуренные глаза похожи на жидкий свинец.

— У вас что, семейный подряд? Калечите людям жизнь? Что прикажешь думать об этом… вмешательстве? Твоя мама передумала и решила снять с моего горла свой тысячефунтовый дизайнерский каблук?

Я сглатываю.

— Нет.

Она смотрит на меня сквозь дым.

— Нет?

— Мы сами по себе. И вы тоже. Если вы хотите остаться на свободе, вам придется пуститься в бега. Это будет трудно, но не невозможно.

Я смотрю на Ингрид. Та стоит, прислонившись к фонарному столбу, скрестив руки на груди, и всем своим видом как бы говорит: «Так и будем разговаривать здесь, на улице, да? Ну и к черту все, чему меня учили в шпионской школе».

— У меня есть некоторый опыт работы в организации, на которую работает Луиза Блэнкман, — неохотно признает она. — Я могу объяснить вам, на что они будут обращать внимание и как не оставлять следов.

— Момент сейчас удачный, — добавляю я. — В маминой фирме сейчас заняты другим.

— Чем же?

Мы с Ингрид переглядываемся. «Девушкой, которая перерезала горло вашему сыну и вынудила меня упаковать его тело, завернутое в заплесневелый ковер, в пищевую пленку и подстроить взрыв метана, чтобы избавиться от трупа», — этого мы категорически не говорим вслух.

— То, что ты сказал, насчет Доминика… — спрашивает Рэйчел Ригби. — Это правда?

— Почти.

Отвечаю без обиняков. Думаю, она уже порядком устала от того, что с ней обращаются как с хрустальной.

— Он выкарабкается?

— Не знаю. Прогнозы не слишком обнадеживают.

Она выпускает длинную струйку дыма дрожащими губами.

— Хорошо, — говорит она. — Не знаю, как бы я смогла находиться на свободе, зная, что он где-то рядом.

Машины с визгом проносятся мимо кольцевой развязки, поднимаясь на холм, к темному и кряжистому Эдинбургскому замку на его вершине, разбавляя тишину своими гудками. Ингрид отталкивается от фонарного столба.

— Нужно идти дальше, Пит.

— Миссис Ригби… — начинаю я.

— Рэйчел.

Поправка отнюдь не приветливая.

— Рэйчел, здесь довольно шумно, а мне нужно многое вам рассказать. Мы можем отойти куда-нибудь в более тихое место?

Рэйчел молча встает и шагает по тротуару, громыхая колесиками на чемодане. Мы тихо следуем за ней и выходим к хлябистому полю, окруженному когтями