Феликс Светов - Отверзи ми двери Страница 58

Почему ему казалось, что много людей? Шесть человек стояло вокруг каталки, зябко ежились, прятали посиневшие лица от мокрого снега, обтирали платками, сморкались и кашляли.

Подошла Ира с мужчиной.

- Это из нашего ЖЭКа, партийный секретарь, видишь, как уважали Яшу, сказала тетя Рая, и Лев Ильич так и не понял, всерьез она говорит или с горечью.

И сразу подскочил старик в ермолке, в каком-то длиннополом пальто, в глубоких калошах, на которые наползали мокрые в бахроме штаны.

- Кого хороните? - пропел он.

Лев Ильич только в еврейских анекдотах слышал, чтоб так говорили. Старику не ответили.

- Аид? - спросил он Иру, безошибочно определив, кто здесь главный. - Махем а муле?

- Ничего нам не нужно делать, - Ира оглянулась на мужчину из ЖЭКа.

- Как не нужно? - пропел старичок, он сдвинул ермолку, и Лев Ильич увидел слуховой аппарат на веревочке. - Как не нужно? Нужно! Еврея хороните.

- Он был коммунистом! - сказала Ира и с брезгливостью посмотрела на старика.

- А коммунист не человек? - удивился старик. - Тоже человек, а еще еврей ему и бриз делали...

- Иди, старик, ничего не получишь. Не нужно, сказано тебе? - подошел ЖЭК.

- Ну не нужно, так не нужно, - пробормотал, отодвигаясь, старик, но когда каталка двинулась, пошел следом, бормоча что-то себе под нос.

По асфальту аллеи каталка шла легко, но как только они свернули вслед за Ирой на боковую дорожку, колеса сразу увязли, они с трудом вытащили их, чуть продвинулись, завязли снова, перенесли каталку на руках, продвигаясь шаг за шагом.

- Да отдайте вы подушку! - услышал Лев Ильич голос все той же дамы в пенсне. - Помогли бы лучше.

Лев Ильич поднял голову, смахнул с глаз пот: дама в пенсне взяла из рук ЖЭКа шелковую красную подушечку, на которой блеснула медаль. "Да, конечно, медаль!" Они еще выпили тогда с ним - "За победу в Отечественной войне", он ведь и на войне побывал меж двумя лагерями...

Они еще продвинулись и совсем встали. Дальше была лужа, Ира провалилась в нее по колено. Седой старик и старшая из сестер Рита с красной крышкой тоже стояли посреди лужи.

- Тут только на руках, - сказал ЖЭК, - транспорт не пройдет.

Они подняли гроб и пошли прямо по луже, не глядя под ноги - да уж на что было теперь глядеть.

Ира вдруг спохватилась, что надо было свернуть раньше, они двинулись в другую сторону, а потом, выбившись из сил, поставили гроб на ограду, поддерживая, чтоб не упал.

Все молчали, и казалось, этому не будет конца. Снег перестал, но тучи висели низко, вот-вот опять повалит, ветер петлял в памятниках, а Ира, отправившаяся искать могилу, куда-то пропала.

- Может, покурим, - спросил Лев Ильич парня лет тридцати в шляпе и заграничной хрустящей куртке, вроде бы, Ириного мужа.

ЖЭК глянул на него укоризненно.

- Не положено над покойником, уж дотащим...

- Сюда! Сюда!.. - услышали они Ирин голос. Она кричала, как в лесу, размахивала руками, показавшись далеко за поворотом дорожки, в стороне, противоположной той, куда они все время шли.

Они двинулись к ней.

Скоро и дорожка кончилась, теперь они тащили гроб, продираясь меж железных оград с черными, мокрыми памятниками, перед Львом Ильичем мелькали шестиконечные звезды, еврейские имена, хлюпающие красные носы его спутников...

- Стоп, - сказал ЖЭК, шагавший впереди. - Дальше хода нет.

Они опять поставили качавшийся гроб на решетку. Надо было каким-то образом пролезть через две-три ограды. Ира оказалась там, впереди, горячо жестикулируя, она визгливо кричала, обращаясь к могильщикам: прямо перед ней картинно выставился ражий мужик в расстегнутой на волосатой груди рубахе, второй сидел на сваленном памятнике в лихо заломленной зимней шапке и курил, сплевывая в невидную отсюда яму, третий стоял в яме по грудь и весело глядел на разошедшуюся Иру.

- Вы только поглядите! - пролезла к ним Ира. - Мы ж обо всем договорились, а тут... - она осеклась, взглянув на мать.

Лев Ильич, оставив гроб, протиснулся меж оградами к яме. Он увидел разбитую плиту с обломанной надписью. "Бабушка..." - мелькнуло у него. Веселый мужик стоял прямо в желтой жиже и, когда Лев Ильич подошел, лениво выбросил лопату жидкой глины - брызги ударили Льву Ильичу в лицо.

- Извиняемся, - сказал веселый мужик, - пыльная работа.

- Ну смотри, Лева, - клокочущим шепотом запричитала Ира, - договорились, что воды не будет, что глубоко, а тут...

- А тут и сделать ничего нельзя, смотрите сами какой грунт? Да погода. Это не летом помирать. Тут и за две сотни не станешь. Смысла нет, - вразумляюще сказал мужик в рубахе.

- Да вы не расстраивайтесь, - поднялся с памятника тот, что курил, - еще минут двадцать - все будет в ажуре. - Он бодро спрыгнул в яму, погрузился по грудь в жижу и быстро, ловко начал выбрасывать глину.

Лев Ильич отошел к гробу.

- Что там, Левушка? - спросила тетя Рая, подвигаясь к нему. - Ира мне не разрешает вмешиваться, а ее всегда обманывают. Господи, уж и похоронить нельзя по-человечески...

- Сейчас, тетя Рая, - сказал Лев Ильич, вытирая платком лицо, - они еще не готовы. Чуть-чуть подождем.

ЖЭК подошел к нему и протянул сигареты.

- Чего уж, - сказал он, - раз непредвиденные обстоятельства.

У Льва Ильича дрожали замерзшие руки, спички тут же на ветру гасли. ЖЭК прикурил и протянул ему огонек в широких красных ладонях.

Вторая сестра Льва Ильича - Рита, невысокая толстушка, курносая и розовощекая, взяла мать под руку и вывела на дорожку. Ира продолжала возмущаться, теперь она обращалась к даме в пенсне. Остальные стояли молча. На мужиков, весело шлепавших глину, Лев Ильич старался и не смотреть. И тут он увидел давешнего старика-еврея. Он тихонько стоял возле самого гроба, поглядывая на всех печальными глазами.

"А ведь он здесь единственный, кто понимает смысл происходящего, - странно так подумал Лев Ильич. - Не про то, как все это жалко, безобразно, а про что-то несравненно высшее..." И он так ясно почувствовал смерть, глядевшую ему прямо в глаза с тихого, только у него одного здесь безмятежного лица Яши. Все была такая чепуха рядом с этим - и грязь, которой они все были облеплены с ног до головы, и пьяные рожи удалых могильщиков, и возмущение дамы в пенсне, и Ирин гнев. Только вот тетя Рая с ее тихим горем как-то вписывалась в то, что здесь происходило на самом деле, да еще мокрые черные ветви деревьев, мокрая ворона, низко пролетевшая над ними, да тучи, готовые вот-вот прорваться снегом ли, дождем...

- Готово! Кто тут у вас главный? - крикнул веселый мужичонка, тяжело вылезая из ямы в грязи по горло. - А вы сомневались - сам бы полежал, да дел много!..

- Прощайтесь, - сказал второй, в шапке, и полез к гробу с молотком в руке.

Тетя Рая отчаянно заплакала, припав к Яше, все топтались вокруг, потом Рита мягко, но настойчиво оторвала ее. Сестры поцеловали отца в лысый сморщенный лоб.

Лев Ильич подошел вплоть, глянул на такое непривычно спокойное лицо Яши, неожиданно для себя широко перекрестился и поцеловал его. Он еще не успел распрямиться, как кровь бросилась ему в лицо, пот залил глаза: "Что это, успел подумать Лев Ильич, - страх, неловкость за, уж конечно, показавшийся всем явно нелепым жест, желание выделиться?.." "Какой же может быть жест перед открытым гробом!" - крикнуло что-то в нем.

- Как вам не стыдно! - гневно блеснула на него из-под пенсне дама. - Он еврей!..

- Он мой дядя, - сказал Лев Ильич. - И я тоже еврей.

Гроб накрыли крышкой в алом шелку, застучал молоток, они подняли гроб, но опять застряли меж решетками. Тогда могильщик перелез через соседнюю ограду, гроб втащили туда, а уж там приняли его, оскальзываясь на глине, два других мужика, подвели веревки, и красный шелк тяжело плюхнулся в вязкую жижу.

- Дайте и мне бросить, и мне! - плакала тетя Рая, но Ира не пускала ее, боясь, что она увидит могилу, и тетя Рая все плакала, зажав в горсти землю.

- Да пусти ты ее! - сказал Лев Ильич. - Давайте, тетя Рая, я вам помогу.

Он протащил ее возле себя, она продвинулась еще, глянула и, всплеснув руками, кинулась к Льву Ильичу обратно.

Могильщики работали быстро и молча, не останавливаясь, пока не забросали могилу, положили сверху венки, и уже было не так страшно.

- Да вы не расстраивайтесь, - сказал Ире тот, что заколачивал гроб. Через пару месяцев подсохнет, она даст осадку, подсыплете и можно памятник ставить. Даже лучше, а то б, если летом, еще целый год ждать.

Они выбрались на дорожку. Старик-еврей держал в руке свою ермолку, черный, прошлогодний листик прилип к мокрой, лысой, как шар, желтой голове. Он бормотал, не останавливаясь, когда все проходили мимо него.

Лев Ильич положил в ермолку мятую рублевую бумажку.

- Помолись за него, отец, - сказал он.

- Помолюсь, - ответил старик, подняв на Льва Ильича умные глаза. - А вы, я вижу, тоже молитесь?.. Какой у вас, я гляжу, странный кадеш. Эх, аид, аид...

Старик прошел мимо Льва Ильича, остановившегося у лужи помыть ботинки и пошлепал дальше, чавкая спадающими с ног галошами. Остальные ушли далеко вперед. Льву Ильичу мучительно не хотелось их догонять, ехать снова вместе, да еще Ира просила зайти к ним. Но ведь обидятся, да и нехорошо, не простившись...