Борис Екимов - Рассказы Страница 6

Из-за поворота, по дороге от города, одна за другой выкатили три пароконные цыганские телеги с брезентовым верхом. Они, видно, недавно начали свой путь. Лошади были сыты и сильны, люди веселы. Увидев Баракина, двое ребятишек спрыгнули на землю и, подбежав, закричали:

- Дядя, дай закурить!

- А вы разве курите?

- Отец курит, отцу дай!

Баракин вынул из пачки две сигареты.

- И брату! И брату! - загалдели цыганята. - Бабушке тоже дай! Бабушка курит!

Одежонка на них была никакая, ноги босы. Но такой радостью блестели лукавые глаза, так хорошо они смеялись, белозубо, заранее радуясь неожиданному доходу, который, конечно, они не упустят, нет. Баракин отдал всю пачку.

- Спасибо, дядя! - крикнули ребята и легко помчались здогон уходящим повозкам.

Баракин глядел им вслед. И вдруг вздохнул. Телеги покатят дальше и дальше, по весенней, а потом летней ласковой земле. И весь мир, лежащий вокруг на многие сотни верст, весь этот мир с его пахучими травами, зелеными тенистыми деревьями, чистой водой, ясным небом, легким ветром, льдистыми ночными звездами - весь этот мир для них, для этих людей. А за что им такое счастье? И почему им? Почему он, Баракин, должен видеть этот мир лишь вот так, раз в год, а они, эти люди, живут в нем...

- Тоже мне, птицы божьи, - проговорил он вслух, и ему захотелось закурить, и он пожалел, что отдал сигареты.

- Птицы божьи,- повторил он, чувствуя, что наливается злостью. И, чтобы не распалять себя, он поднялся и быстро зашагал по дороге. Теперь он не глядел никуда. Шел и шел, к звероферме, к машине, к куреву.

Через короткое время он вышел из машины у подъезда. В дверях на мгновенье приостановился: после светлого дня темным и каким-то угрюмым показался ему знакомый коридор. И лампочки лили какой-то грязный желтый свет. "Надо сказать,- подумал Баракин.- Ламп, что ли, поярче нет? Как в туалете понавешали".

И он вошел в коридор хозяйским твердым шагом, высокий, сухощавый человек в сером легком пальто, в серой, низко надвинутой австрийской шляпе.

НОЧНЫЕ БЕСЕДЫ

В дежурке слесарей душно. Трубы парового отопления дышат жаром. И, как во всяком натопленном и неопрятном жилье, воздух густо напоен спертым запахом пота и грязной одежды.

Сейчас ночь, и в комнате всего два человека, но вдоль стен стоит десяток шкафов, и сквозь их щели сочится наружу горячий и тяжелый дух давно не стиранной, сто раз пропотевшей рабочей одежки.

Кроме шкафов в комнате стоят еще верстаки и железные, крашенные пронзительной желтой краской тумбочки с инструментом, посередине стол, а возле него табунок разномастных стульев от бывшего мягкого с продранной подушкой до голого железного, сваренного на скорую руку, абы сесть.

За столом, удобно уложив голову в ладони, дремлет Сергей, дежурный слесарь. Ему сорок лет с небольшим, он курнос, моложав на вид и очень силен. В душевой, когда он моется, люди с завистью глядят на его тело. А кто помоложе, спрашивают: "Штангой занимался или борьбой?" Но Сергей ничем никогда не занимался. Некогда было. Просто силушкой его бог не обидел. Но Сергей ее плохо чувствует, и когда затягивает на станке какую-нибудь гайку или болт, то обязательно чему-нибудь "голову скрутит", либо болту, либо ключу... А потом будет растерянно глядеть и бормотать: "Не рассчитал". Его так и зовут иногда в цехе: "Сережа - не рассчитал".

Сейчас Сергею спать хочется - уже третий час ночи, но спать на дежурстве нельзя. За стеной гудит цех, там у станков работают люди. Им легче, у них дело, им не до сна. А Сергею так спать хочется, но нельзя: может мастер прийти или иное начальство, и будет неприятность. Другие на ночном дежурстве спят: вон электрик пошел в Красный уголок, на диван, а сантехник в душевой пристроился. Когда надо - их разбудят. Но Сергей спать боится: еще нарвешься на неприятность. Лучше уж пересидеть.

На шкафах, под самым потолком, лежит другой человек. Он спит. Он неплохо устроился: положил лист фанеры, а сверху тряпья накидал и спит себе спокойно. Ему спать можно, он не на работе. Он живет здесь, в цехе. Днем слесарит, а ночью ему податься некуда: месяц, как из заключения освободился. На работу-то его взяли, а вот с жильем... Койку в общежитии обещают дать, да что-то не торопятся. Конечно, можно было где-то на квартиру устроиться... Но Качанов так зовут этого человека - пьяница и пропащая душа. Его на заводе все знают. Он когда-то здесь большим человеком был, председателем завкома. А потом запил. Сначала полегонечку, и все сильнее, сильнее. Ну, и сняли его. Но не обидели, поставили мастером. Поглядели-поглядели, в заточники перевели и, наконец, в слесари. А год назад его посадили - жену он по пьянке побил,- и теперь вот вышел: ни кола, ни двора, один завод остался, днем он работает, а ночью спит здесь, на шкафах,- его начальство знает, и жалеет, и не прогоняет - на тряпье спит, дожидается, когда ему койку в общежитии дадут.

Качанов на работе вина не пьет. Но вечером, после смены, набирается основательно. Сегодня он к девяти часам пьяненький явился, влез на свое место и посапывает.

А Сергею так спать хочется. В комнате полутьма. Одна лишь лампочка тускло горит на стене возле сверлильного станка.

"Свет, что ли, включить? - думает Сергей. - Может, лучше будет. Да и зайдет кто, скажет: дремлешь, мол, в темноте". Он встает, зажигает верхний свет и снова садится за стол.

А Качанов сразу просыпается, но лежит не ворохнувшись, лишь приоткрывает глаза и старается понять, где он. Гул цеха за стеной, душная комната, привычное ложе успокивают его, говорят: "Дома". И тогда он поворачивается к Сергею:

- Здравствуй... Это ты? Подай-ка чайник, будь другом.

- Здорово,- отвечает ему Сергей и подходит к шкафу, подает чайник с водой.

Качанов пьет долго и жадно. Тонкая костлявая рука его с трудом держит тяжесть, вздрагивает. Наконец он утоляет жажду и говорит:

- Ну, и прекрасно... Молодец - вода.

И снова опрокидывается на свое ложе. Тело его сейчас невесомо, легкое кружение пьянит голову. Но спать не хочется.

- Сережа,- говорит он,- у тебя книжки никакой нет? Почитать бы...

- Не-а,- энергично мотает головой Сережа. - Я этим не занимаюсь. Не любитель.

- Н-да,- вздыхает Качанов.

А Сережа вдруг вспоминает:

- У тебя ж в пальто книжка есть. Из кармана торчала.

- Ну! - резво поворачивается Качанов и от нетерпения ерзает на постели; шкафы качаются, скрипят.- Правда? Ну ка, давай посмотри.

Сережа подходит к затерханному качановскому полупальто, висящему у дверей, и роется в карманах.

- Во! - показывает он Качанову журнал, но с места не сходит, медлит и улыбается, а потом достает оттуда же бутылку вина, недопитую, и тоже показывает: - И во!

Качанов немеет от восторга. Он принимает и журнал и бутылку молча, садится, разглядывает их, бутылку побалтывает и наконец говорит:

- Прекрасно... Это прекрасно... Выпьем?

Сережа отказывается:

- Не-не... Я на работе ни-ни!

- И прекрасно делаешь! - энергично мотнув стриженой, иссохшей головой, хвалит его Качанов. А сам, отложив книжку, примеряется к бутылке.

- Подожди,- останавливает его Сергей. - Я тебе закусить дам. Жинка кладет, а я ночью не могу есть. - Он вытаскивает из сумки и подает Качанову хлеб, пол-литровую банку с жареной картошкой, два соленых огурца в целлофановом мешочке и большой кусок жареного хека.

- У-ух,- довольно урчит Качанов. - Кар-р-то-шечка.. . Это чудесно... Огур-рчики. ..

Он грызет огурец так сладко, что Сергею тоже хочется посолонцевать, но он молчит. На какое-то время Качанов забывает даже о вине, но ненадолго.

Пьет и ест он аккуратно. Пропустит глоточек-другой и не торопясь закусит. Снова глоточек, и тянется к картошке, рыбу ест и огурец. И, наконец, окончив трапезу, Качанов потягивается, бормочет: "Жарко" - и снимает пиджак, рубаху, оставаясь лишь в майке.

Лениво полистав журнал, он откладывает его и долго смотрит в потолок, а потом взгляд его опускается ниже, на черное окно.

- Паршивая штука - зима,- говорит он задумчиво.- Лето - вот это прекрасно. Замечательно летом. Солнце, зелень... Люди красивые... Ты лето любишь, а? взгляд его все так же прикован к глухой черноте окна.

- Люблю,- кивает головой Сергей и смущенно добавляет: - Я купаться люблю.

- Купаться - это чудесно,- приподнимается Качанов и садится, обхватывая тонкими руками колени. Глаза его ласково глядят на Сергея. - Пляж... коричневые люди... Хорошо... Я завидую тебе. Ты крепкий, у тебя фигура красивая, на тебя женщины должны засматриваться.

- Я на пляже никогда не был,- говорит Сергей.

- А где же ты, в ванне, что ли, ныряешь? Чудак.

- Я на берегу, возле Соляной базы... Там людей нет.

- Чего ж ты, как бирюк?

- У меня плавок нет,- вздыхает Сергей. - А в трусах, в семейных, на пляж не поедешь, неудобно. ..

- Так купи.

- Нет возможности,- разводит руками Сергей.- Денег нету.

- Здорово, кума... Де-енег нету,- передразнивает его Качанов. - Они что ж, миллион, что ли, стоят? Пятерка какая-то.