Всеволод Овчинников - Корни дуба Страница 6

Городская жизнь не стала в Англии центром притяжения для правящей элиты по ряду исторических причин. Из-за раннего объединения страны английские провинциальные города не обрели той роли, которую играли на континенте Любек и Авиньон, Веймар и Флоренция. Они не стали центрами политической, культурной или хотя бы светской жизни.

С другой стороны, стремительно разбогатевшая буржуазия, выдвинутая на авансцену промышленной революцией, отнюдь не помышляла о том, чтобы сделать новые индустриальные города средоточием национальной жизни. У фабрикантов и заводчиков, определявших лицо Манчестера и Ливерпуля, Бирмингема и Шеффилда, не было ни времени, ни охоты сочетать погоню за прибылью с какими-то иными, особенно эстетическими соображениями. Отсюда унылое, удручающее однообразие, или, точнее сказать, безобразие, рабочих предместий и горняцких поселков; эти бесконечные и безрадостные шеренги жалких жилищ, прижатых друг к другу, словно доски забора; эта подавляющая душу безысходность прокопченных кирпичных стен.

Воротилы промышленной революции спешили перебраться куда-нибудь за город, подальше от "черных сатанинских мельниц" (мельницами англичане поначалу называли любые цехи с механическим приводом), едва лишь чувствовали, что урвали достаточно денег для этого. Образ жизни старой земельной аристократии остался в Англии непререкаемым идеалом. Промышленная и коммерческая элита не создала собственных традиций, способных соперничать с ним. Новые города, стало быть, не влекли к себе ни тех, по чьей воле они родились, ни обитателей загородных поместий.

Британия заплатила дорогую цену за то, что именно она явилась родиной промышленной революции. Где еще увидишь более разительный контраст между красотой облагороженного трудом многих поколений сельского ландшафта и вопиющей безобразностью и удручающей безысходностью пролетарских предместий! Трудно поверить, что и то и другое создано одним и тем же народом. Кажется, что здесь приложили руку совершенно разные породы людей.

Можно сказать, что сельская жизнь олицетворяет собой для англичанина поэзию человеческого существования, в то время как городская жизнь - его прозу. Англия своеобразна тем, что город и село больше, чем где-либо, олицетворяют здесь противоположные полюсы социального апартеида.

Подробнее об этом еще пойдет речь ниже. Но, возвращаясь к зрительному образу Англии, который складывается из первых впечатлений, хочется повторить, что это все-таки прежде всего страна зеленых лугов, а не край черных сатанинских мельниц; страна более красивая - более облагороженная и в целом менее обезображенная человеком, - чем ожидаешь ее увидеть.

Сельская, или, точнее сказать, загородная, Англия помогает понять сущность национального характера, суть подхода к жизни, природе, соотношению естественного и искусственного. Англичанам не свойственно совершать излишнее насилие над природой, чрезмерно подчинять ее воле человека, навязывать ей геометрическую правильность форм. Они стремятся сохранить в облике природы естественные черты, но до такой степени, чтобы она при этом была удобна для обитания.

В Англии редко попадешь в непроходимую лесную чащобу. Но, пожалуй, реже, чем в других странах, видишь здесь и аллеи, где деревья росли бы строго в шеренгу да еще были подстрижены на один манер. Здесь более типичны рощи, перелески, отдельные деревья, разбросанные там и тут среди лугов. Потому что чаща - это нечто уж слишком первозданное, а аллея - нечто уж чересчур искусственное. Сельская Англия являет собой поистине английский компромисс между природой и искусством.

Англия - остров. Но из этого отнюдь не следует, что об английской жизни больше всего способны рассказать ее порты. Куда более обильную пищу для размышлений о национальном характере дают здесь дороги. Нередко узкие, чаще всего извилистые, но всегда покрытые асфальтом и снабженные безукоризненной системой указателей, английские дороги - не магистральные, а местные способны оказать неоценимую помощь в познании страны.

Человека, свыкшегося с бездушной прямолинейностью современных автострад, поначалу удивляет и даже раздражает, что в Англии вроде бы никто не стремится попасть из одной точки в другую кратчайшим путем. Изгибы здешних дорог вроде бы игнорируют не только законы геометрии, но и логики. Английские дороги чаще всего бывают рождены не воображением инженеров, а историей страны. Они редко прорезают холмы и перекрывают эстакадами равнины. Они петляют, огибая чьи-то давно исчезнувшие владения или соединяя переставшие существовать села. И по ним, как по линиям руки, можно не только прочесть прошлое страны, но и многое узнать о характере ее народа.

Английские дороги предпочитают не противоборствовать с природой, а следовать ее чертам. Они воплощают скорее терпимость к местным особенностям, чем попытку навязать некое единообразие. Они отражают склонность скорее подправить то, что уже есть, чем создавать что-то заново, скорее найти компромисс со старым, чем отказаться от него ради нового.

Английская дорога похожа на тропинку в английском парке. Она не рассекает естественного узора, который время оставило на лице земли. Она приближает путешественника к тому исконному руслу, по которому в этих местах издавна текла жизнь.

Если бы у меня

спросил совета человек, желающий изучить Англию, я бы сказал: "Ходи по

дорогам, проселкам и тропинкам, постарайся сначала ощутить эту страну, а

потом уже познать ее, избавившись от предубеждений".

К этой стране нет волшебного ключа, она

не поддается никакому единому и всеохватывающему объяснению. Но ее можно

почувствовать. И я убежден, что ее легче всего почувствовать изнутри; оттуда,

где коренятся ее самые ранние, самые подлинные и менее всего видоизмененные

черты.

Пьер

Мейллод (Франция),

"Английский образ жизни" (1945).

Но куда же подевались люди? Неужели все

они остались в Лондоне, Бирмингеме или Оксфорде? За полдня пути я насчитал из

окна вагона больше домов и наверняка больше овец, чем человеческих фигур.

Однако при этом все так ухожено, так облагорожено столетиями труда, что

незримое присутствие человека создает своеобразное чувство уединенности без

одиночества.

Прайс

Кольер (США),

"Англия и англичане - с американской точки зрения" (1912).

Англия раскрывает свое лицо не как ярко

раскрашенная карта. Ничто четко не обозначено, границы не оттенены. Это

земная твердь, но солнце и туман придают ей смутное очарование. Стоит

исчезнуть солнечному свету, как все вокруг становится серым, выглядит угрюмым

и промозглым. Стоит туману исчезнуть полностью, как земля предстает

обнаженной в потоках солнечного света и наступает конец очарованию. Такова,

стало быть, и английская душа, где радость и печаль играют, как свет и тени,

как солнце и туман. Душа, которая без этой туманно-золотистой дымки полностью

лишается очарования, являя нам англичанина со свинцовыми глазами, которого

изображают сатирики.

Джон Б. Пристли

(Англия),

"Английский юмор" (1929).

У того, кто видит англичанина только в

городе, скорее всего сложится неблагоприятное представление о его характере.

Такой англичанин обычно поглощен своим бизнесом, разрывается между тысячами

дел и потому несет на себе отпечаток спешки и рассеянности. Где бы он ни был,

он спешит куда-то еще. И когда он говорит об одном, то думает уже о чем-то

другом. В огромном Лондоне люди выглядят поэтому замкнутыми и неприветливыми.

Но в своем загородном доме англичанин расковывается от холодных формальностей

города, отбрасывает привычку к сдержанности, становится жизнерадостным и

открытым.

Вашингтон

Ирвинг (США),

"Записная книжка Джефри Крейсона" (1819).

Если бы вам вздумалось вскрыть сердце

англичанина, вы обнаружили бы в самой середине его клочок подстриженной

лужайки. При первой же возможности англичанин любого общественного класса

стремится усесться под деревом, или растянуться на траве, или неторопливо и

безмолвно шагать под зеленым шатром дубов с сосредоточенным, слегка грустным

выражением лица.

Рай англичанина украшен газонами. И по

этим газонам разгуливают британские праведники, покуривая свои трубки и держа

свои неразлучные зонтики.

Никос

Казандзакис (Греция),

"Англия" (1965).

Глава 4

ВЗГЛЯД ЗА ИЗГОРОДЬ

Немец живет

в Германии.

Янки живет в Оклахоме.

Испанец живет в Испании.

Но англичанин - дома...

Этот популярный куплет вспомнился мне во время беседы с журналистом-парижанином, которому выпала судьба провести полжизни в Лондоне. Речь у нас шла о том, что понятие патриотизма имеет на каждом из берегов Ла-Манша свои нюансы. Если француз, утверждал мой собеседник, любит свою землю за то, что она полита потом и кровью поколений, за тот труд, который с ней связан, - труд пахаря и труд воина, то англичанин любит свою землю прежде всего как родной дом, как то место, с которым у человека связаны не тяготы повседневного труда, а радости досуга. Образ родины для него - это обнесенный живой изгородью палисадник под окнами, который он охорашивает, радуясь воскресному дню. Именно эту изгородь, а не розу и не античную деву с трезубцем владычицы морей следовало бы считать национальным символом англичан.