Вячеслав Пьецух - Заколдованная страна Страница 6

Правда, Оскольдов преемник – Дир ходил походами главным образом на восток, на земли агарян и Хазарского каганата. Хазаре, народ, тюркского корня, пришли в Европу вслед за гуннами, которые расчистили коридор для кочевников-азиатов, оттеснили на Балканы орду хана Аспаруха, сели в среднем течении Волги, распространившись вплоть до Крымского полуострова, и основали первое в Восточной Европе феодальное государство. Во главе его был каган, то выборный, то наследный, управлявший страной через наместников, тудунов, военные задачи государства решала отменно организованная армия, закалившаяся в бесконечных войнах против Арабского халифата, числом в двенадцать тысяч профессионалов-кавалеристов, которые воевали под знаменем в виде зонта из какой-то роскошной ткани. Столицей Хазарии был город Итиль на Волге, палаточно-глинобитный, и только царский дворец Сарашен пленные агаряне выстроили из обожженного кирпича. При кагане Обадии хазаре приняли иудаизм, и знать переменила исконные азиатские имена на пришлые с берегов Мертвого моря – вот отчего Исааки, Манасии и Ароны были не редкостью среди военачальников и тудунов; простонародье же звалось по старинке разными Буками, которыми до самого последнего времени стращали русских детей, Атаачами и Элчи. Хазаре имели руническое письмо, выгодно отличались от соседей широкой грамотностью и веротерпимостью, но долго не знали денежного обращения и переплавляли награбленное серебро в женские безделушки. Благодетель наш Кирилл, приспособивший греческий алфавит под особенности славянского языка, во время оно совершил посольство к хазарскому властелину, но что-то сейчас не припоминается, выполнил он свою миссию или нет. Так вот с этим-то государством мы и соседствовали в раннем средневековье; поначалу мирно платили дань, потом началась эпоха хазарских набегов на земли молодого Русского княжества, и русь отвечала соседу тем же. На первых порах силы были очень уж неравны, и вылазки Дира не имели особенного успеха, и даже кончились они тем, что русскую дружину наголову вырезала в сражении при Итиле личная гвардия кагана из наемников-агарян.

Тем временем славянские племена, тяготевшие к Великому Новгороду, которые были обеспокоены междоусобицами и экспансией Киевской Руси после покорения полочан, отправили посольство в скандинавское зарубежье звать на новгородское княжение конунга из норманн. Наши скандинавские соседи в силу еще большей отдаленности от света исконных цивилизаций были в ту пору дичее нас: жили они преимущественно грабежом, и государственность у них намного позже родилась, нежели у восточных славян – Урманское, то есть Норвежское, королевство сложилось только в десятом веке при конунге Харальде Прекрасноволосом, а Шведское явилось в одиннадцатом столетии при Улафе Шетконунге – и христианство было принято позже нашего, и позже нашего развилась летописная литература, право и города. Зато, правда, у скандинавов намного раньше образовались свои парламенты и военное дело стояло на исключительной высоте. Дружина варягов – хирд исчислялась в так называемых больших сотнях, по сто двадцать воинов в каждой, она совершала походы на скоростных драккарах с пестрыми парусами и раскрашенным чудовищем на носу, отличалась неукоснительной дисциплиной и таким боевым азартом, что три-четыре «большие сотни», случалось, покоряли целые государства, а Лейфа Эриксона Счастливого этот азарт привел аж на американские берега, Западная Европа была объята ужасом перед лицом неистовой этой силы и молилась от Лондиния до Массалии «a furore Normanorum libera nos Domine» [2], – ибо при лютой неудержимости скандинавов уже было не на что, кроме как на Троицу, уповать. Вот к этим-то варягам и направили посольство северные славяне с прискорбно известной жалобой, дескать, земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, что, вероятно, по тем временам означало вовсе не отсутствие моющих средств либо беспричинную гибель доброго урожая, а нестроения чисто политического характера, именно отсутствие какой угодно верховной силы, способной пресечь внутриславянские междоусобицы и, главное, киево-русскую экспансию. Многое намекает на то, что речь шла о приглашении или найме варягов для обороны Славии от Куявии, и это, по всей видимости, многократно случалось прежде, равно как и впоследствии случалось неоднократно – и Владимир I Святой, и Ярослав Мудрый, оба наводили на Русь варягов, когда решали вопрос о власти. Почему на это больше всего похоже? Потому что звать монарха из норманнов в положении новгородских славян было бы то же самое, что в положении французов звать монарха из готтентотов, потому что у скандинавов в ту пору только военное дело стояло исключительно высоко, а у славян только оно и стояло исключительно низко в силу ряда случайностей географического порядка, потому что варяги, придя на Русь, первым делом отвоевали у Киева полоцкие земли и посадили там ярла Эдмунда с отрядом, так сказать, пограничной стражи. И вообще я не понимаю, с какой стати историки горячатся, доказывая будто бы призвание варягов – злостная выдумка, унижающая наше национальное достоинство, которую сочинили русоненавистники и классовые враги… Во-первых, варяжский призыв представлял собой чисто военное предприятие, вроде создания регулярных отрядов из немцев при Иване IV Грозном; во-вторых, это была историческая традиция – звать вождей из чужих земель, к которой в разное время прибегали и бритты, и шведы, и устроители Иерусалимского королевства; в-третьих, Рюрик явился в Великий Новгород со всею своею русью, то есть похоже, что русский, славяно-скандинавский элемент преобладал над собственно скандинавским, иначе призванные варяги не ославяиились бы в ничтожно короткий срок – разумеется, в историческом смысле, ничтожно короткий срок; наконец, тут налицо случайность чистой воды, что нашу первую царскую династию основала славяно-норманнская, или норманно-славянская аристократия из руси. Тем не менее с Михайлы Васильевича Ломоносова историки горячатся на этой почве, и вот даже родоначальник отечественной науки перед самой государыней настоял, чтобы была запрещена академическая речь профессора Миллера «О происхождении народа и имени российского», отчего бедняга-немец надолго слег. Почему-то никого особо не занимает, что последний русский монарх был чистокровный германец, а между тем наш первый монарх-варяг и говорил по-славянски, и Перуну поклонялся, и земли наши худо-бедно остерегал. Одно только по-настоящему скверно, как вспомнишь про ту эпоху, ведь это с новгородского посольства к варягам символом русской нации остаются слова – «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет», как, примерно, лозунг «Свобода, равенство, братство» остается символом для французов

Итак, около 6370 года от сотворения мира, коли мне память не изменяет, на зов новгородских славян откликнулся конунг Юрий, или, если угодно, Рюрик, явившийся с братьями и всею своею русью. Княжение его было смутное и недолгое: при нем был убит посадский Вадим, начато строительство Детинца на берегу Волхова, и во все Рюриково правление то от него бегали новгородцы в Киев, то дружину его прогоняли вон. Умер конунг Юрий, видимо, молодым и оставил по себе малолетнего сына Ингвара, или, если угодно, Игоря, при котором очень долго регентствовал конунг Хольг, – если угодно, Олег, – дядя младенцу-князю по матери, вождь достойный. При этом конунге-регенте, собственно, начинается русская государственность в классическом смысле слова, и много чего коренного при нем устроилось на Руси. Он перестал платить дань хазарам, присоединил к Славии многие земли на юго-западе, уже стариком совершил свой знаменитый поход на Царьград и за всю историю русско-царьградских войн одержал над византийцами самую чувствительную победу. Но принципиальнейшее историческое деяние этого правителя было то, что в 882 году от рождения Христова он объединил Славию и Куявию, создав таким образом могучее восточно-славянское государство. Устроилось это просто: князь Хольг снарядил военную экспедицию, дошел по пути «из варяг в греки» до Киева, зарезал на пристани тамошнего князя Дира, и поскольку дирова Русь новгородской Руси почему-то не оказала сопротивления – предварительный заговор, понятное дело, не исключен – на свет явилось могучее восточно-славянское государство.

По смерти достославного князя Хольга, умершего, как известно, от укуса змеи, русский престол занял князь Ингвар, который уже был далеко не мальчик, и трудно сказать, отчего он мирился с затянувшимся регентством достославного своего дяди. Знаменит князь Ингвар остался тем, что во время одного из двух походов на Константинополь потерял весь флот, сожженный византийскими кораблями-дромонами посредством «греческого огня», то есть смеси нефти, смолы и серы, которая подавалась через своеобразные огнеметы, тем, что впервые сразился с кочевниками-печенегами, внезапно насевшими на наши южные рубежи, да еще ненасытной своей утробой: как опять же известно, князь был убит в землях древлян при попытке взять с этого племени повторную за тот год, неправедную дань. Древляне сами были не рады такому кровавому повороту, и вождь их Мал отправил в Киев два посольства к вдове убиенного князя Хельге – если угодно, Ольге – просить руки, но княгиня одно посольство заживо сожгла, другое заживо закопала и двинулась походом на столицу древлянской земли – город Искоростень. Это был первый поход малолетнего Святослава, Игорева наследника, будущей грозы всех окрестных народов, неутомимого забияки; он тогда был только-только подстрижен – кажется, мальчиков на Руси впервые подстригали в трехлетнем возрасте, в семь лет передавали на руки воспитателям из мужчин и начинали обучать грамоте, в двенадцать отправляли на войну, а по семнадцатому году наступало совершеннолетие, как только русь обложила город, Святослав, собственно, не так давно оторванный от груди, метнул копье меж ушей коня, которое у ног коня и упало – это был знак, сражение началось. Кончилось оно тем, что воевода Свенельд, который командовал хельгиными войсками, дотла сжег город Искоростень, перерезал всех его жителей и с огромной добычей вернулся в Киев.