Александр Зиновьев - Смута Страница 6

Все великие события русской истории вообще обходили Партградскую область как-то стороной или глохли в ней бесследно. В других областях происходили крестьянские бунты, а в Партграде в ответ на это производились всеобщие порки населения. Впрочем, людей тут пороли и без этого. Пороли на всякий случай, чтобы «неповадно было», по традиции. Когда наступали «либеральные» периоды, и порки откладывались или ославлялись, население области само проявляло инициативу. Мужики спускали драные штаны, бабы задирали драные юбки, и все лупили друг друга по тощим задам хворостиной, которая в изобилии водилась в области.

Читатель, если ты расценишь изложенный очерк предреволюционной истории Партграда как сатиру в духе Салтыкова-Щедрина, ты совершишь грубую ошибку. В этом очерке нет ничего сатирического. Есть лишь некоторое упрощение, неизбежное во всяком кратком описании огромной истории. В свое время мне довелось читать курс лекций в Партградском университете. Там я познакомился с местным историком. Он пичкал меня отрывками из своего многотомного труда по дореволюционной истории города и области. Он произвел самые дотошные расчеты с целью показать грандиозность исторического процесса в данной точке планеты. У меня волосы встали дыбом на голове, когда я прочитал, сколько каши и щей сожрали партградцы с момента зарождения человека в этих краях до Октябрьской революции, сколько они износили лаптей и зипунов, сколько экскрементов исторгли из себя в окружающую среду. Если бы не исторические ураганы, уносившие миллионы людей и вынуждавшие уцелевших поглощать отбросы, одна только Партградская область загадила бы всю планету настолько, что не только Горбачев, но даже Рейган, Тетчер, Миттеран, Коль и прочие политические деятели Запада совместно не смогли бы прорубить окно даже в Азию, а не то что в Европу. И никакой сатиры в сочинении того историка не было. Не было никаких преувеличений, искажений и приукрашиваний. Была лишь голая правда. Тогда я сказал себе: избави меня, Боже, от зрелища голой правды!

Революция в Партграде

Хотя идеи коммунизма были изобретены в самом центре цивилизации, на Западе, реальное коммунистическое общество впервые появилось на ее периферии — в России. Поговорить о коммунистическом земном рае западные люди еще могут себе позволить иногда, но жить в этом раю они предоставляют народам внеисторическим, русским в первую очередь. Последние привыкли жить по-свински.

Хотя социалистическая революция произошла в столице Российской империи, родившееся в ее результате новое общество достигло зрелости прежде всего в русской провинции вроде Партградской области. И это произошло тоже не случайно. Социалистическое (или коммунистическое) общество оказалось на практике обществом провинциальным по существу.

Никаких революционеров в Партграде до революции вообще не было. Не было и большевиков. Советскую власть в области установили сами эксплуататорские классы сразу же после Февральской революции, т. е. раньше, чем в Петрограде и Москве. Сделали они это в силу политической безграмотности. Когда Ленин велел временно снять лозунг «Вся власть Советам!», в Партграде его не послушали. Не послушали, во-первых, по той причине, что ничего о Ленине не знали. А во-вторых, на лозунги ушло много красной мануфактуры и краски, что стоило немало денежек. И студент, писавший лозунги, куда-то исчез. Новые лозунги писать было некому.

Переход к новому социальному строю в Партграде произошел без всякого шума и кровопролития. Городские власти назвали старые учреждения новыми именами, увеличили их раз в десять и заполнили их выходцами из народа. Совершив это историческое дело, бывшие эксплуататорские классы отправили ходоков к Ленину. Но тот их не принял. Он не мог поверить, что в Партграде советская власть появилась раньше, чем в Петрограде, причем — без участия Троцкого. И где этот Партград?! Что-то он, Ленин, не слыхал о таком. Партградские ходоки в Петрограде спились. Эксплуататорские классы Партграда уехали в Париж. А советская власть тут осталась надолго и всерьез. Судя по всему навечно, так как никакое человеческое воображение не в силах выдумать для этих мест ничего иного. И теперь трудно поверить в то, что в этих местах когда-то не было советской власти. Но было ли это на самом деле? Похоже на то, что власть тут всегда была советской, только она называлась иначе.

Послереволюционный период

Гражданская война тоже обошла Партградскую область стороной, так как обе враждующие армии (красные и белые) боялись завязнуть в болотах и заблудиться в лесах, где бродили стаи голодных волков, пожиравших без разбора как красных, так и белых. После окончания войны в Партграде появились большевики. По одним сведениям они пришли из голодающей Москвы, по другим — возникли из собственных дезертиров, прятавшихся в болотах еще с 1914 года. После смерти Ленина до Партграда дошел слух, будто в Москве объявлен призыв вступать в партию — ленинский призыв. Десятки тысяч партградцев устремились в партию. Если бы из Москвы не дали указание приостановить наплыв в партию всех без разбора, то все сто процентов взрослого населения области стали бы членами партии. После окрика Москвы в Партграде начался обратный процесс, все без разбора стали покидать партию. Если бы не начали арестовывать и отсылать в исправительные лагеря таких беженцев, то Партград так и остался бы беспартийным.

В Партграде все стало происходить то с опозданием сравнительно с Москвой, то с опережением. Ленинский НЭП начался лишь после того, как он кончился в Москве. Но не успел он набрать силу, как началась коллективизация. Зато теперь Партград оказался впереди прогресса: в колхозы вступили все те, кого следовало бы считать кулаками. Опять вмешалась Москва, и из колхозов повыгоняли даже бедняков. Пришлось создать свой исправительно-трудовой лагерь для них. С началом индустриализации крестьяне устремились в города, бросая опостылевшую и уже ничего не рожавшую землю. Наряду с упомянутым лагерем пришлось создать новый, укомплектовав его беженцами из деревень. Потом в оба лагеря стали сажать всех без разбора, причем — и из других областей. И эти лагеря стали первыми в области предприятиями республиканского значения.

В тридцатые годы в Партграде дважды арестовывался полный состав работников районных учреждений и трижды областных, Причем, сажали их за дело, за бытовые и служебные преступления, приписывая им «политику» в соответствии с духом времени. Сами жертвы охотно шли на это, предпочитая считаться врагами народа, а не просто жуликами, развратниками, дураками, разгильдяями, пропойцами. Около города начали строить тюрьму европейского значения. Строили ее силами самих заключенных, деятелей коммунистического движения стран Европы, а затем и Азии. И тюрьма приобрела евразийские масштабы.

Но нет худа без добра. Наличие в области большого числа заключенных способствовало промышленному и культурному прогрессу. Еще до войны с Германией в городе и в области построили пять заводов всесоюзного значения, более двадцати предприятий областного масштаба, университет, пять институтов, три техникума, филиал консерватории, оперный театр, два драматических театра, балетную школу, три научно-исследовательских института, психиатрическую больницу всесоюзного значения. Число школ, больниц, спортивных сооружений и прочих учреждений, ставших неотъемлемой частью советского образа жизни, не счесть. Около города начали строить крупнейший в Европе химический комбинат.

Война

Во время войны 1941–1945 годов с Германией в Партграде подготовились к оккупации, учтя опыт других, уже оккупированных областей. Наметили лиц, которые должны были сотрудничать с немцами. Отвели для будущих немецких концлагерей наиболее комфортабельные исправительные лагеря. Создали мощные партизанские отряды. Для них построили на трясине капитальные базы, в которых партизаны могли бы просидеть всю войну, дабы потом рассказать потомкам о своих героических подвигах. Руководителем партизанского движения назначили Митрофана Лукича Портянкина, будущего первого секретаря обкома партии и секретаря ЦК КПСС. Для маскировки такого ответственного поручения Митрофан Лукич был назначен командиром гарнизонной бани и вошебойки. Но и этот пост был значителен сам по себе. В город и его окрестности эвакуировали множество военных училищ. Здесь стали формировать части для отправки на фронт. Так что баня и вошебойка стали играть роль не менее важную, чем прочие высшие военные и гражданские учреждения. Впоследствии Митрофан Лукич по примеру Брежнева, опубликовавшего воспоминания о войне, написал книгу «В тылу врага». Но его конкурент обратил внимание на то, что название книги звучало двусмысленно, область оставалась в нашем, а не во вражеском тылу. И книгу потихоньку изъяли.