Алексей Апухтин - Архив графини Д ** Страница 6

Твоя Мери

(Получ. 4 сентября.)

Милая Китти. Греки перехитрили. Недаром в летописи Нестора сказано: «Суть бо греци льстиви даже до сего дне»[38]. Я все еще не могу напомнить им быстроногого Ахиллеса, а Сапунопуло уже напомнил мне хитроумного Одиссея. Он так опутал, оплел меня своими сделками и комбинациями, что я совершенно в его руках.

С лихорадочным нетерпением ждал я твоего письма, надеясь найти в тебе нравственную поддержку, и — что же? Ты советуешь мне жениться! Совершенно справедливо, что браков по любви у нас в свете почти не бывает и что во всяком браке есть какой-нибудь расчет... Но ведь ты знаешь, Китти, что такое девица Софья Сапунопуло. Оставайся она так же дурна и желта, но будь при этом существом симпатичным, а главное — спокойным, я бы еще мог примириться с необходимостью, но ведь она на секунду не может остаться в покое. Это не женщина, а какая-то ходячая желтая лихорадка. Вот тебе для примера наше препровождение времени последних трех дней. В среду был на даче спектакль, на который съехался весь одесский grand-monde[39] (и тут есть свой grand-monde — без этого нельзя). Давали, между прочим, proverbe[40] ее собственного сочинения: «Се que femme veut, le mari le voudra»[41]. Само собою разумеется, что я играл роль мужа, что десять раз я должен был целовать ее руку и что эта невыносимая дребедень имела колоссальный успех. Третьего дня было сделано распоряжение — гостей не принимать, и вечер был посвящен чтению Эсхила в подлиннике. Понимаешь ли ты весь ужас этих трех слов: Эсхил в подлиннике! В течение пяти часов она с пафосом читала трагедию на незнакомом мне языке, переводя каждую фразу на французский; и я должен был этому верить, хотя убежден, что древнегреческий язык она понимает немного больше, чем я. А когда выходило уж очень хорошо, она протягивала мне руку, которую я пожимал, причем тетушка Евменида закрывала глаза и одобрительно качала головой. Вчера опять наехало множество гостей, и мы катались по морю в костюмах. Я изображал турецкого пашу и сидел в лодке с чалмой на голове и с кальяном в руке!!! Я все это переношу терпеливо, потому что Сапунопуло дал мне «свое честное греческое слово», что 15 сентября все будет кончено и он отпустит меня в Петербург с пятью тысячами... А если он надует опять, назначит новый срок и снова надует? Неужели же мне в самом деле жениться?

Нет, Китти, нет! это невозможно, этому не бывать! Никогда я не продам себя так бесславно, никогда этот золоченый грецкий орех не будет привит к старому родословному дереву Можайских! Лучше надеть суму нищего и идти просить подаяния или пустить пулю в лоб, чем исполнить эту жалкую роль, которую она начертила мне в своем гнусном провербе.

Прощай, моя милая Китти, или ты увидишь меня через две недели счастливым и забывающим около тебя об одесской Элладе, или не увидишь вовсе, потому что меня не будет на свете. В таком случае, не поминай лихом горячо тебя любившего

А. М.

(Получ. 26 сентября.)

Что вы можете до сих пор делать в Петергофе, милая графиня! Я по Вас соскучилась, да и заседания наши идут без Вас как-то вяло, Эти дамы ничего не решают и понемногу ссорятся между собою, От графини Анны Михайловны житья нет. Ее зятя Вараксина не сделали камер-юнкером к 30 августа[42], и она ходит злющая-презлющая. А тут еще на беду этот дурак Оптин в одном протоколе назвал ее Анной Федоровной, так ведь она так обиделась, что мне пришлось к ней ехать извиниться. Но самая большая история случилась из-за Нины Карской. Меня уверили, что ее не следует принимать, но она начала с того, что прислала мне в пользу нашего Общества 500 рублей, а на другой день приехала с визитом. Ну, как же было ее не принять? Конечно, она захотела быть членом Общества, но, когда я на первом заседании заикнулась об этом,— Анна Михайловна так на меня накричала, что я должна была замолчать. Что мне был делать? Отсылать деньги назад не хотелось: Оптин представляет мне счета, как от аптекаря, и наша касса всегда пуста. А оставить деньги и не выбрать в члены — тоже неловко. Вот я и пустилась на хитрость и назначила вчера заседание в 8 часов; я знала, что так рано Анна Михайловна не приедет. Как только баронесса Визен и Вера Белевская вошли, я объявила, что заседание открыто, и прямо предложила Нину. Эти дамы согласились: Вера через доброту, а баронесса, чтобы разозлить Анну Михайловну, и я велела Оптину сейчас же внести в протокол. В девять приехала Анна Михайловна, и когда ей прочли про баллотировку, она позеленела от злости. Интересно, как она встретится с Ниной послезавтра; приезжайте, милая графиня, на заседание.

Ваша Е. Кривобокая

P. S. Баронесса Визен сказала мне по секрету, что Петр Иваныч называет наше общество «Обществом спасания на несколько часов от тещи». Можно подумать, что я так часто надоедаю ему своими посещениями!

(Получ. в Петербурге 10 октября.)

Приезжаю завтра на один день; остановлюсь — где всегда; буду ждать известий с десяти часов вечера.

Кудряшин

(Получ. 16 октября.)

Многоуважаемая графиня Екатерина Александровна. Имею честь известить Вас, что вчера я сочетался законным браком с девицею Софьей Сократовной Сапунопуло. Это оповещение я делаю по настоятельной просьбе моей жены.

Неизменно Вам преданный

А. Можайский

L'admiration tout a fait exceptionnelle que prof esse pour Vous mon mari et l'amitie, dont Vous 1'honorez, me donnent le courage de me recommander a Vos bontes. Comme nous avons le projet de passer une partie de l'hiver a S.-Petersbourg, permettez-moi d'esperer que Vous voudrez bien guider mes premiers pas dans le monde qui, dit-on, est si severe et si froid pour les nouveaux-arrives, line rose alpestre supporte difficilement le souffle glacial du Nord.

En attendant veuillez agreer, Madame la Comtesse, l'assurance de ma haute consideration.

Sophie de Mojaisky, nee de Sapounopoula [43]

Я разрываю конверт, чтобы исправить редакцию моего извещения. Надо читать так: «Александр Васильевич Можайский с душевным прискорбием извещает о кончине всех своих дорогих и заветных идеалов, последовавшей 10 октября в городе Одессе, после тяжкой и продолжительной борьбы».

А. М.

(Получ. 3 ноября.)

Милая Китти, сейчас я получила приглашение на вечер Нины Карской, хотя до сих пор не отдала ей визита. Она просит ответа, и я не знаю, что мне делать. Напиши мне, поедешь ли ты к ней; я поступлю, как ты. Apres tout[44], я не знаю, отчего бы нам не ехать. Мне говорили, что княгиня Кривобокая, ее дочери и вся ее coterie[45] там будет. А главное — у меня есть прелестное платье от Ворта[46], которое мне хочется поскорее надеть. Когда еще дождешься больших приемов?

Твоя Мери

P. S. Костя приезжает послезавтра; он пишет, что его брат Миша все время бредит тобою. А ведь видел тебя всего один раз. En voila une charmeuse![47] Какое счастье, что Костя тебе не нравится, а то давно бы ты его отбила у меня.

(Получ. 10 ноября.)

Анна Ивановна скончалась вчера в десять часов вечера; похороны в пятницу.

Медяшкина

(Получ. 10 ноября.)

В каком я отчаянии, милая Китти, что ты уезжаешь и что наша partie de plaisir[48] расстроилась! Так как вчера выпал снег, мы с Костей решили просить тебя ехать вчетвером не в театр, а на острова на тройке, и там где-нибудь поужинать. Вот было бы наслаждение! Костя уверяет, что его брат ждал этого дня с таким же нетерпением, как производства в офицеры. И вдруг все это расстроилось из-за каких-то пустяков! Я не понимаю, что тебе за охота ехать на похороны так далеко. Ведь тетушка твоя уже умерла и ничего переменить не может. Кроме того, у Нины Карской на будущей неделе большой обед, вечером будут петь итальянцы. Ее первый вечер был, как уверяет баронесса Визен, une colombe d'essai;[49] она хотела знать, на кого может рассчитывать. Теперь на концерт она приглашает только самых избранных, а большой бал даст в январе. Нельзя не сказать, что она все это устраивает очень ловко. Кто мог думать, что она опять всплывет? Больше всего помог ей Никодим, который, по известной причине, имеет такое громадное влияние. Ну, да и Нина тоже не мало пожертвовала денег в его больницу! Везде и всюду деньги, с ними можно все себе позволить. Это грустно, но это так!