Тысяча свадебных платьев - Барбара Дэвис Страница 6

Лишенные занавесок окна подернулись слоем пыли. Вдоль фасада тянулась полоска давно не стриженной травы. Вокруг растрескавшихся ступеней крыльца валялся кое-какой мусор. Дом определенно пустовал – в этом не было сомнений. И тем не менее Рори не покидало ощущение, будто из какого-то верхнего окна за ней наблюдают.

Она всерьез было подумала рассмотреть это здание поближе, однако проехавшая мимо полицейская машина тут же напомнила Рори, что в шести кварталах от нее неумолимо тикает счетчик. Так что у нее не было сейчас времени тешить любопытство.

И все же, двинувшись дальше по Ньюбери-стрит, Рори поймала себя на том, что то и дело с острым сожалением оглядывается через плечо на старый дом. У нее появилось любопытное ощущение, как будто она покидает вечеринку в тот момент, когда там только начинает происходить что-то интересное. Что-то подсказывало ей, что этот заброшенный дом с ней еще не прощается.

Когда Рори наконец вернулась домой, было уже почти четыре часа. Она еле-еле успела избежать штрафа за парковку и решила счесть это за доброе предзнаменование. В последнее время она радовалась любым, даже мало-мальским удачам.

Рори сняла макияж, затем переоделась в спортивные штаны и футболку. Телевизор в спальне, как всегда, был включен, но работал с сильно убавленным звуком. Кэри Грант и Кэтрин Хепбёрн. «Воспитание крошки» 1938 года. Это был один из недавно развившихся у Рори «пунктиков» – денно и нощно держать работающим телевизор. Это давало ей иллюзию людского окружения и избавляло от гнетущей тишины, которая слишком уж быстро заполнялась мрачными мыслями.

«По-моему, самой тебе трудно справиться с тем, что произошло…»

Пронесшиеся в голове слова матери вызвали у Рори раздражение. Естественно, ей трудно с этим справиться! Ее жених исчез куда-то без следа. И если она станет изливать свое горе незнакомцу, который через равные промежутки времени будет кивать: мол, да, я понимаю, – это ровным счетом ничего не изменит.

Придя на кухню, Рори поставила в микроволновку миску с консервированным минестроне и, пока он грелся, взялась за сваленные контейнеры из-под готовой еды и полную грязной посуды раковину. Неужели это то, во что теперь превратилась ее жизнь? Готовые супы и еда из забегаловки. И куча грязных тарелок. Стопки любовных романов и еженедельные стычки с матерью.

Если она вовремя не остановится и не возьмет себя в руки, то превратится в итоге в одну из тех тетенек, что всю свою жизнь тратят на заботу о здоровье и на кормление восемнадцати кошек. Сильное преувеличение? Может, и так. Но это отнюдь не где-то за рамками реальности. Хотя пару кошек ей все же завести не помешает. А еще несколько домашних платьев в цветочек. И, может быть, пару мохнатых шлепанцев.

Рори прикрыла глаза, словно отгораживая эти удручающие образы. Ее растили привилегированным ребенком, типичной малолетней обладательницей трастового фонда. Машины, элитная одежда, во всем дизайнеры – чего ни коснись. Элитные летние лагеря и самые лучшие школы. Ей же самой ничего этого было не надо – ничего, кроме возможности жить собственной жизнью. Взрослея, она мечтала о том, как сумеет наконец избавиться от гравитационного притяжения своей матери и проложить свой жизненный курс. И это уже вот-вот должно было случиться. А потом Хакс пропал, и все их планы сразу развалились.

Где бы она могла быть теперь – в эту вот самую минуту? – если бы, последовав совету Хакса, устремилась за своей мечтой? В собственной галерее искусств для начинающих, никому еще не известных художников. «Неслыханное дело» – так она собиралась ее назвать. На такое необычное название натолкнул ее Хакс. Да и вся идея, собственно, принадлежала ему.

Они тогда отправились в один из местных пабов послушать новую группу и в результате засели там до самого закрытия. Когда вышли из заведения, улицы уже были пусты, и они решили прогуляться. Хакс обнял ее за плечи, и в ту студеную осеннюю ночь исходившее от его тела тепло казалось особенно уютным и желанным. Проходя мимо какой-то скромной галереи, Рори замедлила шаг, любуясь картиной в витринном окне.

– Ты вот любишь искусство, – непривычно серьезным голосом заговорил вдруг Хакс. – Ты профессионально изучаешь искусство. У тебя степень бакалавра в области изящных искусств. Как же так получилось, что ты сама искусство не творишь?

В ответ Рори лукаво улыбнулась:

– А кто сказал, что не творю?

– Погоди! Ты занимаешься живописью?

– Живописью? Нет, что ты. Я лишь немного экспериментирую с тканями, но только в качестве хобби. Только и всего. Искусство порой вызывает много беспорядка, а моя мать ни за что бы не потерпела беспорядка в своем доме. Если она все же своего добьется, то я пойду по ее стопам и стану историком искусства или реставратором. Респектабельным и приличным.

– А вдруг это «экспериментирование с тканями» и есть твой путь?

Рори в растерянности уставилась на Хакса, с ужасом видя, что он ждет от нее ответа, и с еще даже бо́льшим ужасом понимая, что ответа у нее нет. Никто и никогда не спрашивал у нее, к чему стремится она сама. Ей лишь предоставлялись на выбор варианты – преимущественно матушкой, – точно меню в китайской забегаловке. Выбрать что-то одно из колонки А, а другое – из колонки Б. Колонка А предполагала брак с подходящим, достойным мужчиной, дети, оформленный со вкусом дом, а в колонке Б значились опции ее будущей карьеры. Собственно говоря, никому из Грантов или Лоуэллов не было необходимости работать, да и в семействах со столь древними фамилиями и с еще более древними состояниями приносить пользу миру каким-то более деятельным и ощутимым способом считалось вульгарным. В конце концов, они же не с Палм-Бич сюда явились!

– Я, правда, и не знаю, – ответила наконец Рори. – У меня была мысль обустроить себе где-нибудь маленькую студию. Настоящую студию с видом на море. И создавать там прекрасные морские пейзажи из всевозможных тканей.

– А такое, что, бывает?

– Это называется арт-текстиль. Представь такое сочетание живописи и скульптуры, выполненное из кусочков ткани. Я всегда любила морской берег, но родителям вечно некогда было меня туда возить. А потому я стала создавать собственные побережья из обрезков ткани. Я до сих пор иногда этим занимаюсь, но с моей учебой трудно найти на это время.

– А почему я до сих пор об этом ничего не знаю?

Рори пожала плечами, внезапно застеснявшись:

– Это всего лишь маленькое хобби.

Хакс привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

– Да, ты, Рори Грант, полна сюрпризов!

Они двинулись дальше, и Рори сунула руку в теплый карман его куртки.

– Почему же я не видел ни одной из твоих работ?

– Одна висит у меня в пустующей гостевой комнате, еще несколько хранятся в чулане.

– У тебя есть гостевая комната, куда ты меня ни разу не пускала?

– Потому что там бардак. Обычно я использовала ее в качестве студии, когда продавала работы.

Хакс резко остановился и заглянул ей в лицо:

– Так… мне показалось, ты говорила о маленьком хобби.

Рори пожала плечами:

– Ну да. Так и есть. Вернее, было. Я же сказала – у меня на это нет времени. Но как-то раз одна моя подружка прихватила с собой несколько работ и показала знакомому интерьерному дизайнеру. Тот взял часть их на реализацию и за две недели все распродал.

– Ага! Вот и еще кусочек правды всплыл на поверхность! И когда я смогу на них взглянуть? Или я до этого не дотягиваю?

От его искреннего энтузиазма в груди у Рори закружились искорки удовольствия. Обычно она весьма неохотно распространялась о своем творчестве – но сейчас ей было так приятно, что кто-то воспринял его со всей серьезностью.

– Если тебе и правда интересно, могу организовать небольшой частный показ. Если ты, конечно, не слишком торопишься домой.

– Что, прямо сейчас?

Рори взяла его за руку:

– Пойдем-ка со мной.

Пятнадцать минут спустя они стояли перед одним из самых престижных бостонских ресторанов морепродуктов «Finn», разглядывая удачно подсвеченный морской пейзаж в витринном окне.

Рори стояла тихонько, пытаясь увидеть свою картину глазами Хакса – словно бы впервые. Беспокойное, безжалостное море, усеянный валунами берег и низкое свинцовое небо. Она с кропотливой тщательностью подбирала ткани для этой работы. Муаровый шелк и кусочки мятой