В холодной росе первоцвет. Криминальная история - Сьон Сигурдссон Страница 6

Айя-а а-и, айя-а и.

А-а и-ай-я, а-а ай-я,

Айя-а а-и, айя-а и.

Что означало: Господь есть Бог!

Когда же он сошел на берег, то увидел, что ствол держался в воде вертикально благодаря Элиасу. Ангел был мертв, но его тело балластом лежало на корнях дерева, словно дитя на руках у отца. Тогда похоронил Фувал своего друга и заплакал. И начались у него родовые схватки. И родилась у него двойня – мальчик по имени Э́йливур и девочка. Они были троллями».

* * *

– Ты уже приступил?

– Я только подготовил место действия.

– И я точно ничего не пропустила?

– История начинается в море. Я просто поразмышлял о морских путешествиях в прошлом и настоящем. Мы к ним еще вернемся…

Она снимает зеленое кожаное пальто и вешает его на спинку стула в гостиной, где они находятся. Это красивая женщина, от нее исходит запах дождя. Он машет рукой в сторону тарелки с остатками щей с морковью и луком:

– Кофе будешь?

– Я бы выпила чего-нибудь покрепче…

Она ворошит влажные от дождя волосы.

– Посмотри, может, у меня там что и осталось…

Она берет со столика тарелку, идет в примыкающую к гостиной кухню, открывает шкаф под мойкой и выбрасывает остатки еды в мусорное ведро. Там же, за ведром, примостились тела опустошенных бутылок, среди них – одна небольшая, коньячная. На дне виднеется немного жидкости – достаточно для кофе по-французски.

– Ты не представляешь, что за день сегодня выдался…

Женщина появляется в открытых дверях кухни и останавливается, прислонившись к косяку. В ожидании его ответа она почесывает голень пальцами другой ноги. Он ничего не отвечает, молча наблюдая, как она размешивает в кофе мелассовый сахар.

Она вздыхает:

– Да, знаю, мне нужно побрить ноги…

– Буду признателен, если ты не станешь с этим затягивать…

Отпив глоток из чашки, она заходит в гостиную и устраивается в кресле напротив дивана. Он копается в разложенных на столике бумагах. Она прикуривает сигарету:

– Я готова…

3

«Отец высунул из-под одеяла голову, вытянул шею и фонтаном зеленой желчи поблагодарил Посейдона за гостеприимство. Если бы он смог встать и выйти в коридор, то увидел бы, что находится в как бы уменьшенной версии города, где есть все, что обычно в городах бывает: каюты – это выходящие на узкие улочки дома, курительный салон – кафе, столовый зал – ресторан, машинное отделение – фабрика, рулевая рубка – городская ратуша, палуба – площадь, борта – городские стены, и так до бесконечности, пока не наскучит придумывать аналогии. Такая реальность отцу хорошо знакома, но сейчас ему было совсем не до нее.

Закончив свой почтительный реверанс морскому богу, он краем глаза заметил, что в нише у двери стоит какой-то человек. Отец не помнил, чтобы в каюту кто-то входил, и поэтому не знал, сколько времени визитер пробыл внутри.

Они молча изучали друг друга.

Пришелец – широкоплечий темнокожий мужчина – был одет во фрачную пару. Впрочем, штанины доходили ему лишь до середины икр, а рукава едва прикрывали локти. Ворот рубашки был расстегнут, и синий свет лампочки, горевшей над дверью, отражался от его черной груди. На ногах мужчины красовались легкие открытые сандалии.

А мой отец был похож на бесформенную кучу тряпья.

Тут в дверь каюты постучали. Странный пришелец сильнее вжался в нишу и дал отцу знак молчать. Когда из коридора постучали второй раз и никто не ответил, дверь распахнулась. В проеме выросли два амбала в матросской форме. Они долго всматривались в темноту, но увидели лишь моего отца – он приподнял голову над подушкой и уставился на них остекленевшим взглядом. Это были те самые двое, что втащили его на борт, забрали у него золотую печатку, разломили ее надвое и поделили между собой. Что им еще надо? Отца опять вырвало.

В этот момент “Годафосс” сорвался в свободное падение. Амбалы кубарем вылетели в коридор, дверь за ними захлопнулась. Отец опустил голову на подушку, а чернокожий визитер с облегчением перевел дыхание. Он подошел к отцовской койке и опустился возле нее на колени. Оба вздохнули, и гость обратился к отцу по-английски:

– Слышь, приятель, эти двое совсем чокнутые! Не понимаю, что я им такого сделал? Они в капитанской каюте лизали какие-то почтовые марки и штамповали какие-то конверты. И прямо озверели, когда я поздравил их с праздником. А я там просто мимо проходил – в танцевальный салон. Слышь, повезло, что вообще в живых остался!

Отец, задержав дыхание, прошептал по-немецки:

– Ты извини, я сегодня никакой…

Визитер понимающе кивнул, и мой отец, восприняв это как приглашение представиться, приступил к изложению:

– Родился…

Однако мужчина перебил его:

– А? Ты это имеешь в виду? Родился я в захолустном местечке Дрим Он. Сегодня это просто безымянный пригород Атланты в Соединенных Штатах. Мой отец Джимми Браун, проповедник Церкви чернокожих пятидесятников, был знаменит тем, что во славу Господа хватал голыми руками ядовитых гадюк, хотя обычно это были всего лишь беззубые змееныши. Самого меня крестили Энтони Брауном. Мне было одиннадцать лет, когда я отправился в магазин за продуктами – той дорожкой, которая провела меня через полмира и назад уже не вернула.

Отец тогда попросил меня сходить за молоком. Это был основной продукт питания змей, которых он держал в стальной бочке в обувном шкафу слева от двери в ванную – мы жили тесновато. От молока змеи становились вялыми, и ими было легче манипулировать. Сам я к тому времени уже бросил пить молоко – насмотрелся, как оно действовало на существ низших, хотя и более опасных, чем я.

Короче, иду я, значит, в местный магазин, что через пару кварталов на углу и где можно купить все, что требуется чернокожей семье, то есть кукурузу и фасоль. И вот, когда я уже собрался войти внутрь, мимо проехали какие-то белые пацаны на черном “Плимуте”. Это было редкое зрелище для нашего Нигертауна – его так прозвали в честь ручья Нигер, он течет прямо посередине главной улицы Брук-роуд, которую по чьей-то странной прихоти оставили без покрытия. По крайней мере, так объяснил мне отец, когда я спросил его о названии нашей части городка.

Ну, так или иначе, а в тот момент я не видел ничего, кроме шикарного авто, ведь, как и все мальчишки, был помешан на машинах, и даже не задался вопросом, с чего это вдруг белым школьникам разъезжать по нашему Нигертауну? В общем, зашел я