Иван Мележ - Люди на болоте (Полесская хроника - 1) Страница 60

Алеша уверенно напророчил:

- Доберутся и до тебя!

- Пусть добираются! Добрались уже. Только у меня все чисто, как в церкви.

- До каких это пор ты будешь шляться, та-скать, как бездомный? Жена извелась с хозяйством, с детьми. Шкилет, та-скать, один остался, а ему хоть бы что! Еще и хвалится!

- О моей бабе - не твоя забота!.. Ты вот постарайся в другой раз в лесу не попадаться, а то поймаю на порубке, припаяю штрафу! Поскулишь...

- А он - с пол-литром к тебе! - подцепил Хоня.

- Плюю я на ваши пол-литра!

- Давно это?

Мужики захохотали. Под этот хохот Глушак встал и тихо поплелся к своей хате. С виду спокойный, он весь бьтл переполнен тревогой, предчувствием неотвратимо надвигавшейся беды. "Рты поразевали! - аж дрожало что-то внутрч от беспомощности и ярости. - Не у всех поровну на рот приходится! Не поровну!.. Только и знают, что разевать рот на чужое! Если б могли, съели б враз всего. Съели б - да кричали б еще: не поровну! Не поровну! Голодранцы вшивые!

Хворобу вам, а не землю, саранча ненасытная!..

Он вспомнил, что сказал молодой Дятлик: "Земля не у всех одинаковая!" Неодинаковая - так ведь и люди не одинаковые. Один гнется изо дня в день, обрабатывает каждый клочок, а другой - отлеживается и хочет, чтобы добро было!

А потом кричит - земля неодинаковая!..

Брала злость: чувствовал - все готовы наброситься, растащить его землю. Но особенно кипело внутри, когда вспоминал Дятлика, начавшего этот разговор. "Ты купил ее, обработал эту землю, что вцепиться хочешь, удод ты смердючий?"

Такой молодой, а как рот разевает! Еще мох на бороде расти не начал, а он вон куда лезет. Давно ли, кажется, как рыба онемелый, гнулся под Маслаковым обрезом. Небось рот раскрыть боялся тогда, дышать и то, может, не осмеливался, не то чтобы перечить кому-нибудь...

Забыл! Осмелел, как убили Маслака! И все осмелела!

Разве, бывало, отважился 15ы кто-нибудь раскрыть рот на чужое, на его, глушаковское? Жили тихо, по-божьему жили, боялись.

Теперь же Грибок и тот голову поднимать стал. А этот Рудой, пустобрёх, болтает так смело, будто юровичскии комиссар. Старый Глушак пожалел: "Эх, был бы теперь Маслак живой, чтоб чувствовали его дух из лесу!.."

Весь день старик недовольно ворчал про себя, кричал на испуганную жену, детей.

2

Беды пришлось ждать недолго. Уже на второй день созвали собрание и избрали комиссию, которая должна была проверить заново, правильно ли записаны в списках семьи, количество трудоспособных, детей, а также сколько в каждом хозяйстве записано земли. Этой комиссии поручили всю землю обмерить, где бы она ни была вспахана: на огороде, в поле или где-нибудь на поляне. Обо всем поручили доложить на очередном собрании.

К полудню комиссия ввалилась в хату Глушаков. Мужики на лаптях натащили в хату липкой черной грязи, но только Глушачиха собралась побурчать на них, как Глушак сердито оборвал ее. Ласково пригласил непрошеных гостей сесть на лавку, пододвинул табуретку.

Никто не сел - даже, считай уже свояк, Чернушка и тот неловко притулился у двери позади всех. Нельзя сказать, чтобы смело вели себя и некоторые другие. Зато Миканор, вошедший первым, вел себя так, словно был в своей хате.

- У вас все правильно записано? - спросил он строго, беспощадными голубыми глазами глядя на Глушака,

- А что там записано?

- Глушак.". - Миканор повел потрескавшимся пальцем по бумаге, будто не помнил. - Едоков - семеро..f Какие это у вас семеро едоков?

- Семеро? Семеро и есть. Раз записано, значит, и есть...

Я, Кулина, жена, значит, сын Евхим, Степан, дочка Антося...

- Какая Антося?

- Какая? Дочка. Одна у меня дочка, Антося.

- Она уже замужем. Замужняя не в счет.

- Почему это не в счет? Будто уже и не моя. Была ж до сих пор моя. Глушак, не скрывая обиды, даже сознательно показывая ее, просипел: - Одну отдал, а вторая вотвот придет в хату.

Глушак кивнул на Чернушку, тот тихо отозвался:

- Сговор был...

- А списки, дядько, - Глушак уловил в голосе Хони насмешку, составляли еще весной. Как это вы загодя рассчитали?..

Миканор строго взглянул на старика:

- - Ну, пускай - пять есть, а где же еще два?

- Шестая, говорил уже, Антося. - Глушак едва сдерживал ярость. - Будто она уже и не дитё мне. Будто не я вырастил ее... - Он жалостливо замигал глазами, чуть не заплакал. Вздохнул. - А последний - Иван...

- Иван - не ваш. Иван - батрак.

- Мне отец его, - уже твердо заговорил Глушак, - препоручил как сына! Значит, он мне все равно как сын.

- Что Степан, что он - одинаковые дети, - помогла Глушачиха.

- Вы, тетка, не говорите! - Миканор сказал, точно отрубил. - Ивана, не секрет, мы запишем как батрака!

- Какой же он, ей-богу, батрак?

- А может, он не работает на вас? Кого вы одурачить хотите?

- Я не одурачиваю, а если он кормится у меня, то и делать разную мелочь должен! Как и все дети!

- Работает на вас, на чужого человека, - значит, батрак - Миканор не дал сказать Глушаку. - А вы знаете, какой закон о батраках?

Глушака прорвало:

- Да если вы говорите, что он батрак, то мне он не надобен! Пускай хоть сейчас бежит домой. Сам обойдусь!

- Тогда должны рассчитаться за все дни, что он работал на вас. По закону.

- Я уже рассчитался.

- А может, не совсем? - снова кольнул Хоня.

- Совсем! Даже с лишком. - Глушак загоревал: - Сколько я потратил на него да сколько перевез его отцу в Мокуть, так он и половины того не заработал!..

- Ничего, дядько. Мы, не секрет, все проверим и сделаем по закону!.. Миканор строго спросил: - А земля правильно у вас записана?

- Земля?

- Земля.

- Власть наделяла, власть и записывала, - сказал безразлично, асам подумал со злостью, с тревогой: "Вот она беда!. "

- Вы на власть не кивайте. Вы говорите прямо.

- Я и говорю, налога насчитали пропасть. Дохнуть невозможно. Копейку нигде не добудешь на корт какой-нибудь...

- Уже ж обедняли!.. - не выдержал Хоня.

- Я не обеднял! Если б вот побойчее был, к начальству подался бы, добился бы своего, пусть бы сняли хоть часть, по справедливости дали...

- Значит, вся земля записана?

- Что ты, ей-богу, прилип, как лисп вся, вся? Была б еще там земля как земля, чтоб столько обиды из-за нее терпеть.

- Вам, дядько, грех жаловаться. Что б всем такую!

- У других была бы лучше, если бы другие гнулись на ней столько. Ни дня, ни ночи не видя. Это людям с кривого глаза кажется, что мне лучшая досталась. От зависти. Людской глаз - завистливый!..

- А все-таки вы, дядько Глушак, так и не сказали прямо все или не все записано?

- Сказал уже...

- Значит, все?

- Все.

- Мы проверим.

- Проверяйте!

Глушак покраснел от злости, но все же сдержался, переборол себя, даже прикинулся ласковым:

- Вот недоверчивые стали все. Хоть оно, к слову сказать, так и надо верить нынешним временем не особенно можно. Всякого теперь наплодилось... Ну, да и вообще - выборные люди, комиссия!.. - Старик виновато покрутил головой, упрекнул себя: - А я, гнилой пень, так расшипелся. Дт еще перед своим сватом. И Миканор, к слову сказать, первый раз в хату заглянул!

Глушак затоптался возле стола.

- Посидим вот немного! Где кому удобнее, там и садитесь! Уважьте сватов да молодых перед свадьбой! Не побрезгуйте, к слову сказать!..

Он хотел уже бежать за угощением, но Миканор твердо заявил:

- Не надо! Не время!

- Время, Миканорко, самое время. Свадьба скоро, сговор отгуляли.

- Попробуй, что мы тут гостям готовим, - засуетилась Глушачиха. - И все пусть попробуют!

- Будешь потом знать, идти или не идти к нам в гости. - Глушак заметил:

некоторые мужики не прочь были посидеть, - оживился: - А времени всегда мало. Управитесь еще.

Забота не волк...

- Волк не волк. Некогда, дядько!

- Так ведь - ради свадьбы, ради молодых. Из уважения к свату моему, избранному в комиссию.

- Все равно! - Не сказав ни слова Глушаку на прощанье, Миканор скомандовал всем: - Пошли! - и сам первый решительно двинулся в сени.

Чернушка, с самого прихода жавшийся к двери, пропустил всех, помялся с минуту, чувствуя неловкость, теребя в руках шапку, виновато подал руку:

- И мне - со всеми - пора...

Когда он вышел вслед за Миканором, Глушак стал суетиться в углу, возиться на припечке, но делал все беспорядочно, бесцельно: переставлял с места на место, разбрасывал.

Сам не знал, что делать, в груди кипела обида и жестокая злость - на Даметикова сопляка, что взял такую власть, на всех, кто помогал ему, на то, что гнулся перед ними, как батрак, на беспомощность свою перед ними. "Проверим!.. Проверим! .." - давила страшная угроза...

Жена, убиравшая со стола несъеденное угощенье, не то пожалела, не то упрекнула:

- Надо было сразу посадить, как вошли...

Глушак бросил с раздражением:

- Сразу или не сразу, один черт!

- Как взяли бы гости чарку да сальца, так смягчилась бы, быть не может!..

- "Смягчились бы"! Эта зараза смягчится!

- Все ж таки-люди! И Даметиков этот - человек,..