Алексей Писемский - Мещане Страница 61

Граф не расспрашивал более; он хорошо понял, что хотела сказать дочь.

На одной из значительных улиц, перед довольно большим каменным домом, граф велел экипажу остановиться: тут жил попечитель той больницы, в которую он вознамерился поместить дочь. Сказав ей, чтобы она сидела спокойно, граф вошел в переднюю попечителя и приказал стоявшему там швейцару доложить господам, что приехал граф Хвостиков, - по вопросу о жизни и смерти. Швейцар или, говоря точнее, переодетый больничный сторож, хоть господа и кушали, пошел и отрапортовал, что приехал какой-то граф просить о чем-то!.. Старик-попечитель, совсем дряхлый, больной и вздрогнувший при нечаянном появлении швейцара, вместо того чтобы ложкою, которою он ел суп, попасть в рот, ткнул ею себе в глаз и облил все лицо свое.

- Ах, Жорж, как ты всегда неосторожен! - воскликнула супруга попечителя, очень еще бодрая и свежая старуха, и, проворно встав со стула, начала мужа обтирать салфеткой. - Пригласи графа, - прибавила она затем швейцару.

Граф Хвостиков, войдя, прямо обратился к ней.

- Madame! Вы, как женщина, лучше поймете меня, чем ваш муж! - произнес он.

Муж действительно вряд ли что мог понять: все его старание было устремлено на то, чтобы как-нибудь удержать свою голову в покое и не дать ей чересчур трястись.

- К вашим услугам, monsieur le comte!* - отвечала попечительша. - Не угодно ли вам пожаловать в гостиную и объяснить мне, в чем дело.

______________

* господин граф! (франц.).

Граф последовал за нею.

- Madame! - начал он своим трагическим тоном. - Я потерял было дочь, но теперь нашел ее; она больна и умирает... Нанять мне ей квартиру не на что... я нищий... Я молю вас дать моей дочери помещение в вашей больнице. Александр Иванович Бегушев, благодетель нашей семьи, заплатит за все!

- Ах, cher comte*, стоило ли так беспокоиться и просить меня; я сейчас же напишу предписание смотрителю! - проговорила попечительша и, написав предписание на бланке, отнесла его к мужу своему скрепить подписью. Ветхий деньми попечитель начал вараксать по бумаге пером и вместо букв ставить какие-то палочки и каракульки, которые попечительша своей рукой переделала в нужные буквы и, прибавив на верху предписания: к немедленному и точному исполнению, передала его графу. Она давно уже и с большим успехом заправляла всей больницей.

______________

* дорогой граф (франц.).

Вооружившись этой бумагой, граф Хвостиков прибыл в приют немощствующих с большим апломбом. Он велел позвать к себе смотрителя, заметил ему, что тот чересчур долго не являлся, и, наконец, объявив, что он граф Хвостиков, отдал предписание попечителя.

Такой прием графа и самая бумага сильно пугнули смотрителя: он немедленно очистил лучшую комнату, согнал до пяти сиделок, которые раздели и уложили больную в постель. А о том, чем, собственно, дочь больна и в какой мере опасна ее болезнь, граф даже забыл и спросить уже вызванного с квартиры и осмотревшего ее дежурного врача; но как бы то ни было, граф, полагая, что им исполнено все, что надлежало, и очень обрадованный, что дочь начала немного дремать, поцеловал ее, перекрестил и уехал.

Чтобы вознаградить себя за свои родительские труды, он завернул в первый попавшийся ему на пути хороший ресторан, где наскочил на совсем пьяного Янсутского.

Граф первоначально не поклонился ему и скромно спросил себе заурядный обед с полбутылкой красного вина, но Янсутский, надоевший своей болтовней всей прислуге, сам подошел к графу.

- Что вы на меня дуетесь?.. За что?.. - сказал он.

- Вы знаете, за что!.. - отвечал ему с ударением Хвостиков.

- Э, поверьте, на свете все трын-трава! - произнес Янсутский, усаживаясь около графа. - Выпьемте лучше!.. Шампанского!.. - крикнул он.

Граф, подобно генералу Трахову, очень любил шампанское и не мог от него отказаться; усталый и мучимый жаждой, он с величайшим наслаждением выпил стакан шампанского, два, три.

- А где Лиза теперь? - спросил вдруг Янсутский, наклоняясь немного к графу.

- Она в больнице и умирает, - отвечал тот мрачным голосом.

- Эх, обидно, черт возьми! - воскликнул Янсутский и схватил себя за небольшое число оставшихся волос на голове. - Отдайте мне ее опять - она у меня опять будет здорова, - прибавил он.

- Ни за что, никогда!.. - сказал решительно и с благородством граф. Теперь уже я ее никуда от себя не пущу.

- Глупо!.. Очень глупо... Я сам, впрочем, скоро в трубу вылечу, если не устрою одной штуки; что ж, ничего! Пожито: хоть и спинушке больно, но погулено довольно! - говорил несвязно Янсутский. - Пойдемте на бильярде играть! - предложил он потом.

Граф мастерски играл на бильярде, о чем Янсутский в опьянении забыл.

- Но по какой цепе мы будем играть? - спросил Хвостиков невинным голосом.

- По три рубля за партию! - отвечал Янсутский с обычным ему форсом.

Граф согласился, думая про себя: "Я тебя, каналья, обработаю порядком за все твои гадости и мерзости, которые ты делал против меня!"

Пока таким образом опечаленный отец проводил свое время, Бегушев ожидал его с лихорадочным нетерпением; наконец, часу в девятом уже, он, благодаря лунному свету, увидел въезжавшую на двор свою карету. Бегушев сначала обрадовался, полагая, что возвратился граф, но когда карета, не останавливаясь у крыльца, проехала к сараю, Бегушев не мог понять этого и в одном сюртуке выскочил на мороз.

- Где же граф? - крикнул он кучеру.

- В гостинице у Тверских ворот остались, - ответил тот.

- А больная, за которой я его послал?

- Больную-с отвезли в больницу.

И кучер назвал больницу.

- Хорошо там ее поместили? - расспрашивал Бегушев, не чувствовавший даже холода.

- Граф сказывал, что хорошо, и сначала велел было мне дожидаться у гостиницы, а опосля вышли и сказали, чтоб я ехал домой.

- Он пьян, конечно?

Кучер усмехнулся.

- Должно быть, маненько выпивши, - ответил он.

- О скотина, о мерзавец!.. - восклицал Бегушев.

В это время нежданно-негаданно предстала пред ним жидовка.

- Ваше превосходительство, - заговорила она, рыдая, - вы изволили мне сказать, что все заплатите, а мне ничего не заплатили и даму эту увезли.

- Как не заплатили? - спросил Бегушев.

- Что вы говорите: "не заплатили"? Вам при мне отдали пятьдесят рублей!.. - уличил жидовку кучер.

- Разве пятьдесят рублей она мне должна? Ты пуще это знаешь... Я пойду теперь к губернатору, приведу к нему детей моих и скажу: "Возьмите их у меня! Мне кормить их нечем!.. Меня ограбили!.."

При словах "к губернатору" и "ограбили" Бегушев окончательно вышел из себя.

- Вон отсюда! - крикнул он так, что жидовка от страха присела на месте.

- Вон! - крикнул еще громче Бегушев.

Жидовка благим матом побежала со двора.

Возвратясь в комнаты, Бегушев тем же раздраженным голосом приказал лакеям, чтобы они не пускали к нему графа Хвостикова, когда он вернется домой, и пусть бы он на глаза к нему не показывался, пока он сам не позовет его.

Глава VII

Граф Хвостиков воротился домой не очень поздно. С ним случилась ужасная неприятность: он подрался с Янсутским! Произошло это следующим образом: Янсутский проигрывал сряду все партии, так что граф Хвостиков, наконец, усовестился и, объявив, что ему крайняя необходимость ехать в одно место, просил Петра Евстигнеевича расплатиться с ним.

- Сколько же вам следует? - спросил тот насмешливо.

- Сосчитать легко!.. Сколько мы партий сыграли? - спросил Хвостиков маркера.

- Тридцать шесть партий, - отвечал тот.

Янсутский вынул бумажник и, точнейшим образом отсчитав восемнадцать рублей, подал их графу, проговоря:

- По полтиннику за партию, будет с вас!

Хвостиков таким образом очутился совершенно в таком же положении, в какое поставлена была им самим поутру жидовка: "В нюже меру мерите, возмерится и вам"{285}.

- Но мы играли по три рубля партию... Я уж не говорю, что некоторые шли на контро, - скромно заметил он вначале.

- А вы смеете играть с пьяным?.. Смеете? Вы знаете, что вас в Титовку за это посадят! - сказал Янсутский и хотел было уйти.

Граф более не выдержал.

- Подлец! - крикнул он ему.

В ответ на это Янсутский ничего не сказал, а, быстро повернувшись назад, подошел к графу и дал ему пощечину. Тот, в свою очередь, обезумел от гнева: с замечательною для семидесятилетнего почти старика силою он выхватил у близстоящего маркера тяжеловесный кий, ударил им Янсутского по голове, сшиб его этим ударом с ног, затем стал пихать его ногами, плевать ему в лицо. Вся злость, накопившаяся издавна в душе графа против Янсутского, вылилась в эту минуту. Маркеры и сбежавшиеся лакеи едва растащили их, и Янсутского, как более почетного посетителя и много тратившего у них денег, они отправили с знакомым извозчиком домой, а графа, вздумавшего было доказывать, что он прав, вывели не совсем вежливо и просили больше не посещать их отеля. Дома графа, как мы знаем, тоже ожидало не совсем приятное известие. Прокофий, всегда его терпеть не могший и почти вслух называвший "пришлой собакой", нарочно сам ему отворил на этот раз дверь и сказал, что Александр Иванович не приказал графу являться к себе на глаза.