Лев Толстой - Андроид Каренина Страница 62

— Я думала уже, что ты хотел бежать, — сказала она и улыбнулась ему.

— Так глупо, что со мной случилось, совестно говорить! — сказал он, краснея, и должен был обратиться к подошедшему Сергею Ивановичу.

Долли подошла, хотела сказать что-то, но не могла выговорить, заплакала и неестественно засмеялась. Отсутствие Долички подействовало на нее сильнее, чем она того ожидала. Было так странно, что никто не придерживал ее юбок проворными металлическими пальцами, что не было рядом плеча, на которое можно было бы опереться.

Кити смотрела на всех такими же отсутствующими глазами, как и Левин.

Между тем церковнослужители облачились, и священник с дьяконом вышли к аналою, стоявшему в притворе церкви. Священник обратился к Левину, что-то сказав. Левин не расслышал его.

Долго жених не мог понять, чего от него требовали. Долго поправляли его и хотели уже бросить, — потому что он брал все не тою рукой или не за ту руку, — когда он понял наконец, что надо было правою рукой, не переменяя положения, взять ее за правую же руку. Когда он наконец взял невесту за руку, как надо было, священник прошел несколько шагов впереди их и остановился у аналоя. Толпа родных и знакомых, жужжа говором и шурша шлейфами, подвинулась за ними. Кто-то, нагнувшись, поправил шлейф невесты. В церкви стало так тихо, что слышалось гудение I/Свечей/7.

— Девушка не может выйти замуж без успокаивающего присутствия ее робота-компаньона, — настаивал князь

Все внимание было приковано к алтарю, и потому никто не заметил, что происходило на улице. II/Жандармы/56 выписывали хаотические крути, иногда сталкиваясь, но не причиняя друг другу вреда. Это был верный признак того, что кто-то намеренно вывел их из строя.

Старичок священник, в камилавке, с блестящими серебром седыми прядями волос, разобранными на две стороны за ушами, перебирал что-то у аналоя.

— Провались оно все! Да где же, где? — бормотал он, погрузившись в собственные мысли, в то время как нужное для совершения ритуала устройство III класса лежало за алтарем, украшенным священной статуей Робота.

Обнаружив его, он наконец выпростал маленькие старческие руки из-под тяжелой серебряной с золотым крестом на спине ризы. Священник зажег две украшенные цветами I/Свечи/7 и повернулся лицом к новоневестным.

Он посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и благословил жениха и так же, но с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.

«Неужели это правда?» — подумал Левин и оглянулся на невесту. Ему несколько сверху виднелся ее профиль, и по чуть заметному движению ее губ и ресниц он знал, что она почувствовала его взгляд. Она не оглянулась, но высокий сборчатый воротничок зашевелился, поднимаясь к ее розовому маленькому уху. Он видел, что вздох остановился в ее груди и задрожала маленькая рука в высокой перчатке, державшая I/Свечу/7.

Вся суета рубашки, опоздания, разговор со знакомыми, родными, их неудовольствие, его смешное положение — все вдруг исчезло, и ему стало радостно и страшно.

Эти сильные эмоции, словно составляющие гремучей смеси, соединились вместе — тотчас же сработала первая эмоциональная мина. Она взорвалась точно под сиденьем троюродного брата Кити, расположившегося тремя рядами позади. Взрыв этот выпустил на волю смертоносную силу, но, в отличие от обычной мины, вся ужасающая мощь ее обрушилась на одного человека. Каждая клеточка в теле несчастного яростно завибрировала, отчего внутренние органы превратились в желеобразную массу. Таковы были последствия этого страшного взрыва, но сидевшие рядом с жертвой гости так ничего и не поняли — не поняли того, что планы на этот день уже решительно перечеркнуты агентами СНУ. Безжизненное тело мешком упало вперед: можно было подумать, что старичок просто-напросто уснул. Это, конечно, было невежливо с его стороны, но что поделаешь — с пожилыми людьми такое случается во время долгих церковных служб.

«Бла-го-сло-ви, вла-дыко!» — медленно один за другим, колебля волны воздуха, раздались торжественные звуки. Мозг старичка, размягчившись до кашеобразного состояния, медленно потек из ушей.

«Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков», — смиренно и певуче ответил старичок священник, и пение невидимого хора заполнило церковь от окон до сводов, заглушая истошный крик женщины с задних рядов.

— О, боже! Он мертв! Как это могло случиться?!

Сработала вторая эмоциональная мина. На этот раз она взорвалась под молодой бабой, завернутой в цветастые платки. Как и первая жертва, она рухнула вперед, ее внутренности мгновенно превратились в кашу.

Торжественные звуки песнопения становились все сильнее, и радость, и ожидание чуда наполняли сердца Левина и Кити, тем самым создавая опасность новых взрывов.

Молились, как и всегда, о вышнем мире и спасении, о долгих летах Высшего Руководства; молились и о ныне обручающихся рабе божием Константине и Екатерине. Чем ближе служба подвигалась к кульминационному моменту, когда Левин и Кити должны были вступить в новый полный тайн мир супружества, тем сильнее становился страх, тем больше росла радость в сердцах их, и с каждым новым эмоциональным приливом взрывалось все больше и больше мин, и каждая была мощнее предыдущей. Кити и Левин смотрели друг другу в глаза, погруженные в бесконечную нежность и осознание того, что судьбы их связываются навеки, и в это же время их любовь развязывала смерти руки.

«О еже ниспослатися им любве совершенней, мирней и помощи, Господу помолимся», — как бы дышала вся церковь голосом протодьякона.

Левин слушал слова, и они поражали его.

— Как они догадались, что помощи, именно помощи? — сказал он Сократу, преданно стоявшему рядом с ним.

— На помощь! — закричала княгиня Щербацкая. — Господи, помогите! — Ее сестра, тетя Кити, вдруг дернулась на стуле, неестественно вывернулась телом и упала на колени княгине; ее кишки вывалились из разорванного живота. Кити и Левин обернулись и наконец увидели весь тот кошмар, что разворачивался за их спинами: с каждой минутой ситуация ухудшалась, эмоциональные мины рвались, как I/Хлопушки/4 на детском дне рождения. Кити вскрикнула, схватившись руками за лицо, когда еще один взрыв — уже не беззвучный — грохнул так, что заглушил бы самые мощные раскаты грома в небесах. Взорвались электронные витражи с изображениями Спасителя, мелкие осколки посыпались с высоты дождем.

Первые решительные шаги для предотвращения кровопролития предприняли роботы. Легким движением Татьяна уложила Кити на пол и, прикрыв ее своим корпусом, выгнулась дугой, чтобы защитить ее от летящих осколков. Сократ перебрал связку инструментов в своей бороде, извлек оттуда старый физиометр и бросился в толпу, чтобы начать сортировать людей по уровню эмоций. Левину ничего не оставалось, как поспешить за ним.

— Почему все это продолжается? — прокричала Кити Левину, когда он вместе со своим преданным роботом-компаньоном вернулся обратно, исследовав разрушения и позаботившись о стенающих раненых.

— Отчего, отчего все по-прежнему? Ведь если это эмоциональные мины, — заключила она, — и если мины эти взорвались от того, что напитались нашей радостью, то отчего же они не перестали рваться теперь, когда счастье погублено этой атакой?

Татьяна проворными руками отразила новую порцию стеклянных осколков и деревянной щепы.

Левин, не ожидая того, улыбнулся ее словам. «Что за женщина! Как она умна и проницательна, раз может так здраво размышлять в столь ужасающих обстоятельствах».

— О, боже! — воскликнул он в ужасе. — Это все из-за меня. Я счастлив! Господи, прости меня, грешного, но я счастлив! Я смотрю на нее и ничего не могу с собой поделать: я люблю ее и чувствую радость от этого в душе своей!

Мрачным подтверждением того, что Левин не лукавил, стал еще один взрыв, прогремевший вместе со словом «радость» где-то в глубине церкви. Он обернулся, дивясь силе своей любви, произведшей столь сильный взрыв, и в то же время стараясь заглушить в себе это разрушительное чувство. Вдруг Кити бросилась на него, ее платье с пышными кружевами взметнулось белой волной, и через секунду она с яростью вцепилась ему в глаза и в бороду, принявшись с силой рвать ее. Испуганный Левин закрыл голову руками, пытаясь защититься от разъяренной возлюбленной — впрочем, он был настолько обескуражен этим внезапным нападением, что любовь в душе его сменилась диаметрально противоположным чувством.

— Прекрати! — закричал он на Кити. — Ради бога, прекрати это! Ты сошла с ума?

Он схватил ее за запястья, чтобы остановить разбушевавшуюся Кити. Она ослабла, бросилась ему на грудь и зарыдала. Сократ поднял голову, вопросительно бибикая, — неожиданно в церкви установилась тишина.