Пантелеймон Романов - Рассказы Страница 66

- Собственное только то, что в кармане...- отозвался угрюмо третий, все время молчавший мужик.- Трубу уволок, продал, вот тогда она и в кармане.

- Да... мы тоже так-то смекали,- сказал высокий.- Лес помещичий как начали валить да на короткие чурки кромсать, управляющий нам и говорит: "Дураки, зачем же вы добро-то портите, ведь все равно теперь ваше". А дураки знают что делают: потом пришли отбирать это государственное, думали дом заново построить из этого лесу, а там вместо лесу только колчушки лежат,- стройся!

- Обмозговали.

- Иначе и нельзя. Ну, машины разобрали, за постройки взялись. Все по бревнышку.

- Обстроились? - жадно спросил сидевший в санях и даже отвернул мешавший слушать воротник армяка.

- Опять же на дрова! Чудак человек!

- Они те обстроят,- сказал молчаливый мужик.

- Сунулись было потом это государственное заводить, а у нас чисто,- сказал высокий мужик и вдруг закричал, показывая куда-то направо: - вон, вон, гляди!

Там, куда он указывал, виднелось ровное место, среди которого в нанесенных сугробах торчали обгоревшие столбы.

- Это наше. Мы работали. Вон посередке, где кирпич навален, тут дом был огромадный!.. Потом приезжали из центра; как, говорят, вам не совестно, мы бы, говорят, вам тут народный дом могли устроить, лекции читать, али, говорят, мастерские.

- А вы что же?

- Что ж,- говорим,- мы народ темный.

- Они устроят, а там с тебя меру картох,- сказал молчаливый.

- Это - первое дело. А вон в низочке столбы торчат,- это паровая мельница была. А поближе сюда сад был десятин пять.

- Скажи на милость, обзаведение какое было! - сказал мужичок, сидевший в санях.

- Страсть! Больше ста лет стояло, все обстраивалось.

- Долго ломали?

- Больше трех недель.

- Да... скорей и не справишься,- сказал мужичок в, платочке, посмотрев на широкое снежное пространство, бывшее под заводом, и покачав головой.

- Теперь-то многие схватились,- сказал опять высокий,- да уж поздно: дома стоят не тронуты, а к ним стража приставлена. Так ни с чем и остались. Только и есть, что по ночам таскают.

- Много не натаскаешь.

- Уж очень зло берет,- сказал мужичок в платочке,- стоят окаянные в два этажа, да с балконами с разными. И добро бы заняли чем-нибудь, на дело бы употребили, а то и этого нет: приезжают теперь по воскресеньям, осматривают. А бревна толстые в стенах!

- А что осматривают-то?

- А черт их знает. Подойдет к какому-нибудь стулу и смотрит, потом округ стола начнет ходить, тоже смотрит.

- Тут спичку надо...- сказал угрюмо молчаливый.

- Известное дело, спичку. Вон мишенские подпалили,- теперь бога благодарят, на этом месте огород развели. Нам старики еще спервоначалу говорили: "Ох, попадете вы под барщину!" Так оно и вышло. Лошадей было захватили с барского двора, обрадовались, а они подводами очередными замучили. Коров получили - их на мясо веди.

- Все в пользу государства?

- Все в пользу, пропади оно пропадом,- сказал мужичок в платочке и высморкался через грядку.

- Нет, мы хорошо обернули.- сказал высокий,- приехали еще один раз из самой Москвы и говорят: - Черти, оголтелые, что же вы, говорят, все разгромили и сами голые сидите? Есть, говорят, у вас соображение,- ведь самих себя грабите?

- Голые, да зато взять нечего,- сказал хромой.

- А как же... Вон, вон, опять наши места пошли! - закричал высокий мужик, ткнув кнутовищем куда-то налево.- Тут молочная прежде была, в Москву молоко отправляли, там - завод стеклянный был.

- Ничего чтой-то не видать,- сказал мужик в платочке, повернувшись всем туловищем в санях.

- Как нету ничего, так и не увидишь ничего,- сказал высокий.

- Богатое обзаведение было?

- Страсть.

- А завод большой был?

- Пять недель ломали.

ПОРЯДОК

Среди немногих пассажиров в вагоне ехал рабочий, который перед каждой станцией просил сидевшего с ним на одной лавке румяного студента посмотреть за вещами, а сам исчезал и после второго звонка опять появлялся, на ходу утирая ребром ладони рот.

- Это прямо сил никаких нет,- не берет, да и только,- сказал он.

- Что не берет? - спросил студент.

- Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь, и хоть бы что... Вот наказал бог!

- А разве хорошо, когда пьяный?

- Какой там - хорошо, когда все нутро выворачивает.

- А зачем же нужно-то?

- Да домой еду,- ответил рабочий.- Вот шесть гривен как не бывало, а у меня в голове даже не шумит. Что ни рюмка - то гривенник. Теперь уж бутылку начать придется, вот еще рубь двадцать.

- Рад, что ли, что домой едешь? - спросил опять студент.

- Какой там - рад... жена больная лежит, а тут корову покупать надо, денег нету. А ведь у нас народ какой... ежели ты, скажем, человек работящий, хороший и все такое, а домой приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком, то тебе грош цена, никакого уважения, и смотреть на тебя никто не хочет. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал, тебе - почет и всякое уважение.

- За что ж тут почет-то? - спросил студент.

- А вот спроси!.. Потому что темнота. Что глупей этого: денег и так мало, жена больная, а тут извольте пить да потом песни орать во все горло, как по деревне поедешь, да сквернословить. Хорошо это или нет? Человек я тихий, водки не люблю, безобразия тоже никакого не выношу, а что сделаешь?.. Все потому, что темнота окаянная.

- Что ж сделаешь - порядок,- сказал мужичок в новеньких лапотках, сидевший напротив.

Поезд остановился у станции. Рабочий высунулся в окно и посмотрел на платформу. Из вагона вылезали двое рабочих, оба пьяные. Один поддерживал другого. Они тащили волоком свои мешки по платформе и горланили песни.

- Вишь, вон,- сказал рабочий, кивнув в их сторону,- кому везет... Они, может, и выпили-то всего на грош с половиной, а шуму - не оберешься, от всех почтение: коли" пьяны, значит, хорошо заработали. А тут вот два целковых ухлопаешь, а толку нет.

- А может, напускают на себя? - сказал мужичок.

- Черт их знает! Может, и это. И отчего не берет, скажи, пожалуйста? сказал опять рабочий, пожав плечами.- Уж без закуски пью, а все ничего толку. Только жгет нутро, пропади она пропадом, а больше ничего. Мать честная, скоро слезать!..- прибавил он.- Намедни приехал трезвый, и пошли разговоры... К жене потом кумушки ее приходили и все расспрашивали, ай меня с работы прогнали, ай я не люблю ее и бросать хочу. И чего только ни наплели...

- Это, конечно,- сказал мужичок в лапотках,- всякому будет думаться: домой с работы человек приехал и трезвый - что-нибудь не так. Поди объясняй потом, а на тебя все будут посматривать да про себя думать. Порядок не нами заведен не нами и кончится.

- Может, для компании, старина, со мной выпьешь, а то одному уж очень противно, ей-богу. Главное дело, еще утро, добрые люди только на работу поднимаются, а тут изволь...

- Это можно,- сказал мужичок.- Я с молодых лет тоже плоховат на вино был, но с годами втянулся, теперь - ничего.

И он, запрокинув бороду вверх, стал, моргая и глядя в потолок, пить из горлышка.

Рабочий смотрел на него, как смотрит врач, давший больному микстуру.

- Ну, что? - спросил он, принимая бутылку.

Мужичок погладил живот и сказал:

- Взяло...

- Поди ж ты... На кого, значит, как... А у меня только и толку, что потом всего наизнанку выворачивает. Доктора говорили мне у нас в больнице, что катар у меня, и ни капли мне пить нельзя.

- Здоровому человеку, конечно, ничего,- сказал старичок,- а вот больному тяжко.

- Прямо мука-мученская,- сказал рабочий, покачав головой и посмотрев на бутылку, которую он все держал в руках.- Вот сейчас до самого дома травиться буду. Ведь дохну прямо. Этак еще раза три домой съездил - и готов. А как приеду, значит, первое дело - родню поить. Самому беспременно пьяным надо быть. Потом пойдем по всем кумовьям, там надо пить тоже как следует.

- Как же можно, на смерть обидишь,- сказал старичок и сам уже попросил: Дай-ка еще глоточек, мне уж немножко осталось, сейчас дойдет.

Рабочий сначала сам, запрокинув голову, отпил несколько глотков, потом, утерев с отвращением рот, передал бутылку старичку.

Старичок пил, а он продолжал:

- И откуда эта темнота окаянная? Скажи, пожалуйста, от попов и от религии отреклись, от этих порядков никак не отмотаешься. Вот сейчас меня, к примеру, взять: заработал деньжонок, домой бы приехал, по хозяйству бы справил что-нибудь, корову, глядишь, купил бы, а вот чертовщины всякой везу. Одной колбасы полпуда! Ведь это с ума сойтить надо! Да водки этой, пропади она пропадом, сколько. А сам драный хожу. Ой, мать честная, уж приехали? Что пил, что не пил... Ах, провалиться тебе, даже в голове ни чуточки не замутилось! Тьфу!

- Нет, я, кажись, слава богу, дошел, - сказал мужичок, - и на чужой счет и немного выпил, а вышло в препорцию.

Они собрали свои мешки и, когда поезд остановился, пошли выходить. Студент подошел к окну и стал смотреть на платформу.