Всеволод Крестовский - Тьма Египетская Страница 67

— Бней Изроель! — Дети Израиля! Братья мои! К вам мое слово! Прошу внимания!

В народе тотчас же обнаружилось сильное движение и пошел гул возбужденного говора. Кто-то из членов кагала крикнул: «Что за самовольство!?.. Долой с амвона! Снять его!» — и шотры с мешуресами уже бросились было исполнять это приказание, как вдруг толпа сторонников Иссахара быстро бросилась вперед, с гвалтом оттеснила шотров и стала живой стеной между амвоном и остальной залой, готовая защищать своего вожака от всяких покушений. У многих из этой толпы виднелись в руках даже кастеты и торчавшие из-под рукава безмены и медные пестики от кухонных ступок, — на случай, если бы шотры, по-вчерашнему, вздумали пустить в ход свои треххвостки и «жезлы Аароновы».

— Шша!.. Тише вы!.. Слушайте!.. Дайте благочестивому мужу сказать свое слово! — раздавались убеждающие возгласы в разных концах залы, тогда как другие, махая руками, кричали: «Не надо!.. Не хотим!.. Долой его!

В таком положении прошло несколько минут. Общее волнение и гул голосов не унимались. Тогда торжественно и важно поднялся на биму[198] сам ав-бейс-дин, высокомудрый раввин Борух Натансон и высоко поднял вверх правую руку, в знак того, что хочет говорить к народу. Вслед за своим председателем поднялись на биму, один за другим, и все остальные члены кагала. Говор, между тем, ввиду поднятой раввинской руки, наполовину стал тише, и раввин, собрав все силы своего старческого голоса, сказал:

— Успокойтесь и слушайте!.. Пусть этот человек на амвоне скажет все, что имеет сказать! Не будем мешать ему!

Такой ловкий прием, менее всего ожидавшийся от представителя обвиняемой стороны, поразил толпу всеобщим удивлением и многих из числа безразличных людей даже расположил в его пользу: во-первых, это-де в высшей степени беспристрастно и великодушно, а во-вторых, значит, кагал не боится и, должно быть, стоит на твердой почве, если так смело решается дать вперед столько шансов своему обвинителю. После этого волнение мало-помалу улеглось, и когда наконец водворилась достаточная тишина, Иссахар Бер начал сразу весьма патетическим ораторским приемом:

— Я оглушен общим ропотом против неслыханного, небывалого нарушения святости субботы, и кем же? — Теми, кто наиболее строго и точно обязан блюсти ее!.. О, горе, горе Израилю!.. Этот величайший из великих грехов может на целые тысячелетия отдалить геула[199], даже совсем отвратить от Израиля лицо Господа — Гашем йисборейх![200] Талмуд учит нас, что кто нарушает публично субботние обряды, тот считается, как аким[201]. Или забыли это вы, — вы, члены пречистого кагала?! Скажите, что сделали вы вчера, во имя кого и чего решились вы взять такой ужасный грех, не только на свои души, но навести его черную тень и на других, на всю нашу злополучную общину, которая, в силу вашего херима, была принуждена совершать вчера куплю и продажу, брать деньги, писать документы, испытывать соблазн и смятение духа, вместо того, чтобы пребывать в светло-радостном спокойствии и молитве?.. Что случилось такого особенного, из-за чего вы посягнули на это страшное преступление? Что какая-то девка со своим любовником сбежала в монастырь?.. Только-то??. Отчего же вы раньше никогда не подымали такого гвалта, когда другие девки сбегали? — А ведь такие случаи бывали. — Отчего вы тогда не принимали и сотой доли тех мер, что вчера, несмотря даже на то, что такие побеги к ленухрим[202]случались и в будни?.. Да, я понимаю, — это все оттого, что то были девки простые, плебейских или бедных семей, а тут вдруг объявилась девка-аристократка, внучка известного гвира, родовитого богача-миллионера. Поэтому? Да?.. Небось, сбеги моя дочь — хас вешолаум![203] — вы бы и пальца о палец не ударили, чтобы спасти ее, а тут вдруг и самую субботу даже нашли возможным нарушить! Почему так? — Отвечайте!.. Молчите?.. Ну, так я отвечу за вас. Потому что вы — презренные холопы, Хамы нечестивые, надругавшиеся над отцом своим Ноахом в лице всего еврейства настоящего, прошедшего и будущего! Оттого, что вы не евреи, не слуги Господа и народа избранного, а слуги Ваала, пресмыкатели перед тельцом златым — вот вы кто, нечестивцы! Акимы вы, гойи!.. Поэтому и суббота для вас ничто; вы ее и за ломаный шелег продать готовы. Господи, Боже наш, Бог Израилев! И это наши избранники, — Ты видишь их, — наши «представители», наши «лучшие люди»!.. Ха, ха, ха!.. Позор… позор!.. Душа моя покрыта пеплом скорби… И Ты, о Господи, сносишь еще в долготерпении Своем их присутствие в этом месте?! И Ты не сотрешь их с лица земли ударом Твоего громоносного гнева?!. О, ад-моссай, ад-моссай, — доколе еще сносить нам такое нечестие, такое попрание святого Твоего закона, такое поругание священнейших установлений вождя и пророка нашего Мойше — олов гашалом[204] — и всех отеческих заветов!.. Плачь, Израиль, сокрушайся, рви на себе одежду скорби, посыпь главу свою пеплом и возгорись праведным гневом — ты никогда еще не был посрамлен и оскорблен более, чем ныне. Шилхен Урих[205] глава 72-я, гласит, что суббота столь же важна, сколько все заповеди Божьи, вместе взятые, и что поэтому кто соблюдает субботу, как следует, тому воздастся за это, как бы за выполнение всего закона; кто же нарушает правила субботы, тот поступает как отступник от всего закона. На основании сего, объявляю вас, весь Совет Украинского кагала, в полном его составе — мойхалым шаббес, нарушителями и осквернителями субботы, отступниками от святого закона еврейского, и торжественно, во всеуслышание заявляю вам, что отныне ни единый честный и богобоязненный человек, не только нашей, но и никакой общины не может признавать вас кагалом, и не будет более повиноваться никаким вашим постановлениям. Долой с бимы, богоотступники! Вон отсюда, нечестивцы!

— Вон! Вон!.. Не признаем вас больше! — раздались вдруг горячие крики в толпе сторонников Иссахара. — Вон! Долой!.. Собрать асифа!.. Асифа!.. Пусть назначает новые выборы!

Опять поднялся общий гам, и пошла сумятица, и снова поднял вверх свою руку Борух Натансон. Но теперь унять толпу оказалось гораздо труднее, тем более, что и на многих сторонников кагала речь Иссахара навела раздумье и сомнения в законности действий Совета. Иссахар торжествовал и считал уже свою битву выигранной. Одни кричали за него, другие против, но последние были уже в меньшинстве, и дело ежеминутно грозило дойти до общей свалки. Еврейские «бегулес» и «махлейкес» — то есть смуты и раздоры, казалось, достигли полного разгара. Тщетно раздавались с бимы громкие удары кожаной хлопушки, чтобы возбудить внимание толпы; тщетно шамеши и шотры молили эту возбужденную толпу успокоиться хоть на время и выслушать оправдания и доводы другой стороны… Наконец-то, после долгих усилий, ав-бейс-дину удалось восстановить спокойствие настолько, что стало возможно держать к собранию слово.

— Вы требуете асифа? — начал Борух Натансон. — Хорошо, будь по-вашему, мы соберем его. Но прежде во имя справедливости и беспристрастия вы должны выслушать и нас, как мы слушали вашего витию. Он сказал все, что ему хотелось, и Совет пречистого кагала, сильный сознанием своей правоты, не только не прервал его ни разу, но с кротостью и смирением, подобающими чистой совести, имел терпение выслушать до конца все неслыханные оскорбления и поносные ругательства этого человека. Опираясь на Талмуд, человек этот говорит, будто кагал нарушил субботу. Это неправда. Тот же Талмуд и великие учителя наши, Маймонид и другие свидетельствуют иное…

— Хасиды не признают Маймонида, — резко перебил оратора Иссахар Бер. — По уставу хасидов, мудрования его считаются под запретом, и ссылки на него для нас не обязательны[206].

— Когда хасидам на руку, они его признают, когда же нет — отвергают, мы это знаем. Но хасиды не суть еще все еврейство, — спокойно возразил ему раввин! — Еврейство признает его. Мы же стоим на твердой почве еврейства, а не на зыбкой поверхности той или другой партии. Итак, раббосай, — продолжал он, — великие учители еврейства свидетельствуют иное. Пусть тот, кто знаком с Талмудом, заглянет в трактат «Иума», в трактаты Маймонида о субботе и запрещениях, и он найдет там ясное толкование, что никакая работа не возбраняется в день субботний, когда есть секонас-нефошос — опасность жизни, или опасность для души еврейской. В субботу разрешается помогать больному, тушить пожар, сражаться против врагов отечества и т. д. Гаоны[207] наши говорят: «Суббота, как и другие заповеди, преступаются, если только соблюдение оных может стоить нам или другим жизни» и «Тот достоин хвалы, кто, преступая субботу, спешит на помощь находящимся в опасности». В подлежащем случае имеются налицо все данные, чтобы не только оправдать нарушение субботы, но и заслужить хвалу за это».