Владимир Солоухин - Время собирать камни Страница 7

- Дмитрий! Се зрел твою победу над врагом...

Но это было другое дело, и масштабы во всем были не те. А тут - мелочь, и Макарий сдался:

- Ну... если сон... и душе спокойнее - возвращайтесь.

Не тут-то было. На другой день Гоголь опять со своими колебаниями, опять за советом; не лучше ли все-таки поехать. Макарий велел писателю взять в руки икону и исполнить то, что в этот момент придет на ум. Пришла Москва. Когда же и в четвертый раз Гоголь пришел вопрошать старца, тот едва не прогнал его в раздражении и пригрозил, что впредь откажется его принимать. Должно быть, и на самом деле не принимал, потому что на другой день Гоголь и Макарий обменивались записочками.

"Еще одно слово, душе и сердцу близкий отец Макарий. После первого решения, которое имел я в душе, подъезжая к обители, было на сердце спокойно и тишина.. После второго как-то неловко и смутно, и душа неспокойна. Отчего вы, прощаясь со мной, сказали: "В последний раз"? Может быть, все это происходит от того, что нервы мои взволнованы; в таком случае боюсь сильно, чтобы дорога меня не расколебала. Очутиться больным посреди далекой дороги - меня несколько страшит. Особенно, когда будет съедать мысль, что оставил Москву, где бы меня не оставили в хандре".

На обороте этого же письма (не заботились о собирании автографов!) старец написал Гоголю:

"Мне очень жаль вас, что вы находитесь в такой нерешимости и волнении. Конечно, когда бы знать это, то лучше бы не выезжать из Москвы. Вчерашнее слово о мире при взгляде на Москву было мне по сердцу, и я мирно вам сказал об обращении туда, но как вы паки волновались, то уж и недоумевал о сем. Теперь вы должны решить сами свой вояж, при мысли о возвращении в Москву, когда ощутите спокойствие, то будет знаком воли божией на сие..." ["Вестник Европы", 1905, No 12. С. 710.]

Гоголь возвратился в Москву и, по свидетельству современников, в частности Сергея Тимофеевича Аксакова, был грустен, расстроен, особенно 1 октября, в день назначенной свадьбы, совпадавшей с днем рождения матери...

Следующая фигура, которая возникает при произнесении слов "Оптина пустынь",- Федор Михайлович Достоевский.

Можно ли сказать, что судьба случайно связала его с этим местом? Можно сказать так: случайно, но все-таки судьба.

Когда совершалась казнь над петрашевцами, в Петербурге, в 1849 году, то на эшафоте рядом с двадцативосьмилетним отставным инженер-поручиком Достоевским стоял бок о бок его товарищ по кружку Николай Сергеевич Кашкин.

Еще и сейчас существует в трех километрах от Козельска село Нижние Прыски. Обыкновенные избы, ветлы, колхоз, коровник, асфальтовая дорога через село.

"По этой дороге (тогда, разумеется, не асфальтовой. - В. С.) полтораста лет назад возвращался из Киева в Москву необычайный путешественник замечательный поэт и бывший владимирский губернатор И. М. Долгорукий. Умный и наблюдательный, он любил и понимал архитектуру, и его описания для нас очень интересны. "От Козельска до Перемышля, - писал он, - дорога усыпана, так сказать, господскими местностями и прекрасно отстроенными. Более всех прочих глядеть хочется на деревню г. Кашкина. Большой каменный дом в три жилья, вокруг него прекрасный сад, беседки, искусственные шатры" [Николаев Е. По Калужской земле. М., "Искусство", 1970. С. 117].

Эта усадьба достояла почти до наших дней. Правда, последние десятилетия она была не то чтобы "более всех прочих глядеть хочется", но хотя бы обозначала место. По крайней мере, Борис Петрович Розанов в первой половине тридцатых годов заходил еще, по его рассказам, в этот дом, уже полуразрушенный. Окна были выбиты, двери сорваны с петель, ветер гулял в анфиладах комнат, на полу валялись стекла и штукатурка. Но все же дом - стены, полы, крыша - был еще цел. Теперь от усадьбы не осталось никакого следа.

А между тем в этом-то доме и стал бывать Достоевский после отбытия наказания. Все семья Кашкиных была высококультурной, просвещенной, граждански активной. Сергей Николаевич - декабрист. Его сын Николай - петрашевец. Несколько позже Н. Д. Кашкин - музыковед, друг Чайковского.

Достоевский и Кашкин, стоя на эшафоте и получив каторгу вместо смертной казни, дали слово не забывать друг друга. И действительно между ними установилась переписка, а когда в 1878 году у Достоевского умер сын Алексей, Алеша, смерть которого отец не знал как и пережить, Кашкин пригласил страдальца в Нижние Прыски, и Федор Михайлович приехал. Так он оказался в нескольких верстах от Оптиной пустыни.

В монастырь он ходил пешком. В скиту ему был отведен небольшой домик, где он жил. Монастырь и скит вместе с городом Козельском он сделал основным местом действия своего самого крупного романа. Главный герой этого романа носит полное имя потерянного сына - Алексей Федорович. Уже по одному этому можно судить, что роман для самого писателя был главным, любимым детищем. Монастырь, его скит, его посетители, его старцы, его атмосфера, его место в том времени и в той жизни занимают в романе десятки страниц, которые каждый желающий легко может перечитать. Жаль, что Достоевский не любил в своих романах пейзажа, внешнего описания места действия. Психология и философия в чистым виде занимали великого писателя куда больше, нежели красоты природы. Но и то в одном месте (не единственном ли во всем своем творчестве) художник не удержался и дал нам пейзаж, и пейзаж этот оптинский. Он стоит того, чтобы его напомнить.

"Он не остановился и на крылечке, но быстро сошел вниз. Полная восторгом душа его жаждала свободы, места, широты. Над ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд. С зенита до горизонта двоился еще неясный Млечный Путь. Свежая и тихая до неподвижности ночь облегла землю. Белые башни и золотые главы собора сверкали на яхонтовом небе. Осенние роскошные цветы в клумбах около дома эаснули до утра. Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со.звездною... Алеша стоял, смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю.

Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков... с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его - и уже на всю жизнь, на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым, на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга".

Никогда нельзя отождествлять автора и его героев. Печорин - не Лермонтов, Евгений Онегин или Германн - не Пушкин, Левин - не Толстой... Но если бы Лермонтов не ездил на перекладных из Тифлиса, то и Печорин у него не поехал бы тем же путем, если бы Пушкин не был страстным любителем картежной игры, если бы Толстой не любил косить траву, то и Германн не погиб бы из-за карт, то и Левин не оказался бы на покосе.

Вовсе это не Алеша Карамазов, а сам создатель романа, измученный каторгой, сомнениями, раздираемый психологическими и нравственными противоречиями, потерявший любимого сына, наконец "пал на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом...". И произошло это в центре России, в водовороте ее противоречий, в силе и блеске ее красоты - в козельской Оптиной пустыни.

Считается, что Лев Толстой был в Оптиной шесть раз, но на самом деле, может быть, больше. Почему же? Кажется, все ведь известно о Толстом до шага, до слова... Да, но было еще раннее детство.

Толстой рано осиротел, остался без матери. Мать ему заменила опекунша, сестра отца Александра Ильинична Остен-Сакен, причем заменила не формально, но лаской, теплом, по существу. Эту духовно богатую, добрую женщину можно без натяжек считать второй матерью Льва Николаевича. Так вот она очень любила Оптину пустынь и, вероятно, возила туда своих племянников.

Первая зафиксированная поездка Толстого в Оптину относится к 1841 году, когда ему пришлось хоронить там, около Введенского собора, милую и дорогую сердцу Александру Ильиничну. Кстати сказать, на надгробном камне графини Остен-Бакен высечены стихи тринадцатилетнего Льва Николаевича, можно сказать, первое его обнародованное произведение. Стихи очень слабы, и не потому, что автору их - тринадцать лет. Толстой и позже, в расцвете литературных сил, пробовал писать стихи, но не получались они у него. И не беда, достаточно того, что получалось в прозе. А стихи на могильном камне - вот они:

Уснувши для жизни земной,

Ты путь перешла неизвестный.

В обители жизни небесной

Твой сладок, завиден покой.

В надежде сладкого свиданья

И с верою за гробом жить,

Племянники сей знак воспоминанья

Воздвигнули, чтоб прах усопших чтить.

Таким образом, когда мы говорим "Оптина пустынь и Лев Толстой", мы должны иметь в виду не только литературную сторону этого явления, не только то, скажем, что "Отец Сергий" написан со всей его монастырской обстановкой с этого популярного прототипа, но и то, что сугубо личные моменты связывали Толстого с этим местом с детских лет. А ведь еще и любимая сестра Мария Николаевна монашествовала поблизости в Шамордине.