Николай Лесков - Шерамур Страница 7

Но только что она это высказала, - на повороте аллеи как из земли вылупился Шерамур - и какой, - в каком виде и убранстве! Шершавый, всклоченный, тощий, весь в пыли, как выскочивший из-под грязной застрехи кот, с желтым листом в своей нечесаной бороде и прорехами на блузе и на обоих коленах.

При появлении его я просто вздрогнул, перервал оживленный рассказ моей дамы и, пользуясь правами короткого знакомства, взял ее за руку и шепнул:

- А вот посмотрите-ка без предубеждения.

- На кого? Вот на этого монстра?

- Да; я после расскажу вам, какое под этим заглавием содержание.

Она прищурилась, рассмотрела и... тоже вздрогнула.

- Это ужасно! - прошептала она вслед Шерамуру, когда он минул нас, не удостоив не единого взгляда, с понурою, совершенно падающею головою. Надо было думать, что нынешнюю ночь, а может быть и несколько ночей кряду, его мало пожалел sergent de ville.

Моя дама схватилась за карман, достала портмоне и, вынимая оттуда десять франков, сказала:

- Вы можете ему передать это?..

- О, да, - говорю, - с удовольствием. Но, позвольте, вот что мне пришло в голову: вы ведь, верно, знакомы с кем-нибудь из здешних наших дипломатов?

- Еще бы - даже очень дружески.

- Помогите же этому бедняку.

- В чем?

- Надо узнать: преступник он или нет?

- Охотно, только если они знают. Но они, кажется, о русских никогда ничего не знают.

- Они, - говорю, - могут узнать.

Она вызвалась поговорить с одним из близких ей людей в посольстве и через два дня пишет мне, чтобы я прислал к ней Шерамура: она хотела дать ему рекомендательную карточку, с которою тот должен пойти к г. N.N. Это был видный чиновник посольства, который обещал принять и выслушать Шерамура, и, если можно, помочь ему очистить возвратный путь в отечество.

- А тогда, - прибавила дама, - я беру на себя собрать ему средства на дорогу, буду просить в Петербурге... - и проч., и проч.

Думаю, чего же еще лучше надо?

Передаю все это Шерамуру и спрашиваю:

_ Что вы на это скажете?

_ Да я, - отвечает, - не понимаю: зачем это?

- Вы разве не хотите в Россию?

_ Нет; отчего, же - могу; там пищеварение лучше.

- Так идите к этой даме.

- Хорошо. Она дура?

- С какой же стати она будет дурою?

- Аристократка.

- А они разве все дураки?

- Да я не знаю, я так спросил: какая она?

- Это вам все равно, какая она, - она очень добрая, принимает в вас участие и в силах вам помочь, как никто другой. Вот все, что вам достаточно знать и идти,

- И ничего из этого не будет.

- Почему не будет?

- Ведь я сказал.

- Нет, не сказали.

- Аристократка.

- Так вы не пойдете?

Он помолчал, поводил носом и протянул:

- Ну, черт с ней, - пожалуй, схожу.

Он это делал совершенным grande signore {Важным синьором (итал.).} чтобы отвязаться. Ну да и то слава богу, что хоть мало на лад идет. Моя знакомая женщина с душою - она его поймет и на его невежество не обидится.

Другое дело - как он аттестует себя в самом посольстве перед русским дипломатом, которого чувства, конечно, тоньше и который, по уставам своего уряда, "по поступкам поступает", а не по движению сердца.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Я ждал развязки дипломатических свиданий Шерамура с нетерпением, тем более что все это затеялось накануне моего отъезда, и вот мне не терпится: вечерком в тот день, как он должен был представиться своей патронессе, я еду к ней и не могу отгадать: что застану? Но застаю ее очень веселую и довольную.

- Ваш Шерамур, - говорит, - презабавное существо. Как он ест! - как звереныш.

- Вы его кормили?

- Да; я его брала с собой...

- Вот как, я всегда знал, что у вас предоброе сердце, но это еще шаг вперед.

- Отчего?

- Оборвыш он этакой, а вы его водили и вместе обедали.

- Ах, это-то! Ну полноте, ведь здесь не Россия. Не беспокойтесь меня хвалить: в Петербурге я бы этого ни за что не сделала, а здесь что же такое... Я такая, как все, и могу делать, что хочу. Гарсоны на него только все удивлялись. Я им сказала, что это дикий из русской Сибири, и они его все рассматривали и были к нему очень вежливы. А кстати: вы заметили, как он кости грызет?

- Нет, - говорю, - что-то не заметил.

- Ах, это прелестно: он их грызет как будто какую-нибудь жареную вермишель и чавкает как поросеночек.

- Да, - говорю, - насчет изящества с ним нужна снисходительность.

Но она и приняла это снисходительно и даже рассказала оставшийся у меня в памяти анекдот о другом, еще более противном способе обращаться с костями. Дело шло об одном ее великосветском кузене Вово и состояло в том, что этот кузен, русский консерватор, удостоясь чести кушать за особым столиком с некоторою принцессою, ощутил неодолимое желание показать, как он чтит этот счастливый случай. Он остановил лакея, убиравшего тарелку с косточками птички, которую скушала принцесса, выбрал из них две или три, завернул в свой белый платок и сказал, что делает это с тем, чтобы "сберечь их как святыню". Но, к сожалению, все это было дурно принято: принцесса обиделась такою грубостью, и кузен Вово лишился вперед приглашений. Дама называла это "русским великосветским бебеизмом", который ставила без сравнения ниже шерамурова чавканья, - а я ее не оспаривал.

- Конечно, - говорю, - такой неделикатности Шерамур не сделает, но вот меня занимает: как он поведет себя с дипломатом? Предупредили ли вы того: какой это экземпляр?

- Как же - я все сказала.

- Ну, и что же он?

- Очень смеялся.

Я покачал головою и сомнительно спросил:

- Зачем же он очень смеялся?

- А что?

- Да так... Зачем это они все нынче любят _очень смеяться_, когда слышат о страдающих людях. Лучше бы _немножко_ посмеяться и _больше_ о них подумать.

И она вздохнула и говорит:

- Правда, правда, правда.

- А когда, - опрашиваю, - их rendez-vous? {Свидание (франц.).}

- Завтра.

- Ну, хорошо. А Шерамуру вы не дали никакого наставления, как ему себя держать?

- Нет.

- Это очень жаль.

- Да не могла, - говорит, - он так скоро убежал, что мы и не простились.

- Отчего же так?

- Не знаю; должна была на минуту выйти и предложила ему почитать книгу, а когда пришла опять в комнату, - его уже не было; девушка говорит: швырнул книгу и убежал, как будто за ним сам дьявол гнался.

- Что за чудак!

- Да.

- Что же это может значить?

- Я вас могла бы об этом спросить, вы его больше знаете.

- Так, - говорю, - но надо знать: что перед этим было?

- Перед этим? - перед этим он съел довольно много омлета с малиной.

- А, - говорю, - это тоже не шутка.

И мы оба, казалось нам, поняли и рассмеялись.

- Но, впрочем, - добавила она, - я надеюсь, что все будет хороню.

А я, признаться, на это не надеялся, хотя сам не знал, почему все добрые надежды на его счет были мне чужды.

Затем, следующий день я провел в беготне и в сборах и не видал Шерамура. Консьерж говорил, что он приходил, узнал, что меня нет дома, и ушел, что-то написав на притолке.

Я долго разбирал и прочитал нечто несообразное и не отвечавшее главному интересу минуты. Надпись гласила: "Оставьте мне пузырнику глазных капель, что помогают от зубной бели".

Я знал, что он один" раз, когда у него болели зубы, взял в рот бывшие у меня глазные капли и тотчас исцелел. Это меня тогда удивило и насмешило, и я отдал консьержу "пузырнику", чтобы передал Шерамуру, если он не застанет меня дома. Но он не приходил за глазными каплями - вероятно, зубы его прошли сами собою.

На следующий день он не явился, и еще день его тоже не было, а потом уже наступил и день моего отъезда. Шерамур как в воду канул.

Я был в затруднении; мне чрезвычайно хотелось знать: чем его бог через добрых людей обрадовал; но Шерамура нет и нет - как сквозь землю провалился.

Хоть неловко было докучать моей даме после прощания, но я урвал минутку и еду к ней, чтобы узнать: не был ли у ней мой несмысль или не слыхала ли о нем чего-нибудь от того, к кому его посылала.

Приезжаю и не застаю ее дома: говорят, она на целую неделю уехала к приятельнице за Сен-Клу.

Конечно, больше искать слухов было негде, и я помирился с той мыслью, что, вероятно, так завтра и уеду, ничего не узнав о Шерамуре. А потом, думаю, он, пожалуй, так и затеряется, и в сознании моем о нем останется какой-то рассучившийся обрывок... Будет и жалко и досадно всю жизнь воображать, что он по-прежнему все голоден и холоден и блуждает от одной скамьи до другой, не имея где выспаться.

Кто настоящий эгоист, кто с толком любит свой душевный комфорт, тот должен тщательно избегать таких воспоминаний. Вот почему, между прочим, и следует знакомиться только с порядочными людьми, у которых дела их всегда в порядке, и надо их бросать, когда фортуна поворачивается к ним спиною. Это подлое, но очень практическое правило.

И вот прошла последняя ночь, прошло утро; я сбегал позавтракать невозможными блюдами m-me Grillade, - все в чаянии встретить там Шерамура, и, наконец! за час до отхода поезда нанял фиакр, взял мой багаж и уехал.