Андрей Зарин - Кровавый пир Страница 7

Дышло взглянул и ничего особенного не увидел.

Саженях в ста две девушки рвали цветы и плели из них венок, причем их голоса и раскатистый смех далеко звенели по воздуху.

Но князю одна из них показалась неземным видением. Не девушку он видел, а мечту, и сердце его забилось, словно птица в силке. Век бы он стоял неподвижно и смотрел на эту девушку, всю в цветах, облитую ярким весенним солнцем.

Но девушка обернулась в его сторону, вскрикнула пронзительно, увидев всадников, и легче серны бросилась бежать к усадьбе. Другая побросала цветы и, не переставая визжать, побежала за первой.

Князь усмехнулся и шагом поехал за ними следом.

Скоро они подъехали к закрытым воротам. Над воротами высилась башенка, в стене которой был вделан большой образ Богоматери с лампадкою на железной подставе.

– Иди во двор, – сказал князь, – скажи, чтобы открыли, а я тут пожду!

Дышло послушно сошел с лошади, привязал ее к кольцу у столба при воротах и осторожно вошел в калитку.

Во дворе тотчас раздался оглушительный собачий лай.

– Вот так здорово! – послышался возглас Дышла и следом за ним собачий визг.

Князь терпеливо ждал, не сходя с коня. Наконец послышались голоса и ворота со скрипом раскрылись. Князь въехал на широкий двор к самому крыльцу и собирался уже слезать, когда на верху крыльца показался сам Сергей, красивый мужчина с русою бородою и живыми серыми глазами. Одет он был в кумачовую рубаху и льняные штаны, на плечах его был накинут легкий армяк.

– Князь! Алеша! – закричал он удивленно и радостно и, сбросив армяк, быстро сбежал вниз. – Я‑то думал, что за гость ко мне!

Князь быстро сошел с коня, и друзья крепко обнялись.

– Не чаял не гадал, – сказал весело князь, – да вышло по пути. Дай, думаю, загляну!

– По пути, – проворчал Дышло, держа в поводу коней, – верст сто плутали!

– Ну и порадовал ты меня зато! Идем, идем в горницу, – радостно говорил Сергей, таща гостя по лестнице, – я тебя с батюшкой познакомлю, с сестренкой! Погостишь малость!

При словах Сергея князь невольно вспыхнул и весело подумал: «Судьба, видно!»

На площадке крыльца Сергей вдруг обернулся.

– Эй, вы! – закричал он челяди, что раньше без дела слонялась по двору, а теперь с любопытством смотрела на гостя и тихонько шушукалась. – Возьмите этого человека на кухню! Да смотрите, чтоб ни в чем ему утеснения не было! Идем, идем, княже! – обняв стан своего гостя, сказал Сергей, и они вошли в крыльцо и широкие сени.

II

В 1618 году, когда под Москву шел Сагайдащный, а Владислав, король польский, тайно задумал в ночь под Покрова взять нечаянным нападением престольный град, как известно, царь и бояре с москвичами, предупрежденные о тайном замысле поляков, успели отбить страшный приступ и побить лихо врага. В память этого события и ценя заслуги всех участвовавших в кровавой битве, царь Михаил Феодорович наградил каждого по его званию и чину.

У Чертольских ворот, между прочим, в отряде воеводы Головина более всех силою, удалью и неутомимостью отличился боярский сын Федор Лукоперов. Государь наградил его за то не в пример прочим. Он произвел его в дворяне и дал, кроме того, ему место по низовью Волги под Саратовом. По указу назначено ему было земли» шестьсот четей в поле» и, кроме того, копен триста сена и леса с другими обща поверстно.

Лукоперов, не долго думая, продал свое небогатое имущество, забрал жену, благо их было двое, и пошел в Саратов. Там ждали с жалованной грамотой еще несколько человек, ушедших из Корелы после Столбовского мира. Саратовский воевода по разверстке назначил Лукоперова вместях с Пауком, Жировым, Акинфиевым и Чуксановым селиться по реке Широкой.

У Лукоперова был самый большой нарез, и потому он встал над другими головою.

Отметили они себе усадьбы, разделили землю и лес и начали строить себе дома.

Повалили к ним охотники селиться. Один за другим приходили к ним бездомные, бобыли и бобылки, захребетники и всякий сбродный люд, разоренный в страшные годы Смутного времени.

Одни отдавались в крестьяне, другие в холопы, иные в бобыли, иные записывались в кабалу, и мало – помалу между усадьбами появились деревеньки, а усадебные дворы наполнились челядью.

Прожив на новоселье лет пятнадцать, Федор Лукоперов успел разбогатеть, выстроил церковь и преставился, оставив после себя вдову и сына Ивана. По смерти матери своей Иван Федорович женился и весь отдался хозяйству, приумножая свое богатство и скупая у ленивых соседей землю.

Так на его уже памяти совсем разорился дворянин Чуксанов, оставив сыну усадьбишку да не больше полста холопов.

Мирное время помогало его преуспеяниям. Больших войн не было, и дальних помещиков не тревожили службою.

Иван Федорович рано овдовел, второй раз жениться не захотел и вырастил себе на утеху дочку Наталью, ко времени нашего рассказа красавицу семнадцати лет, и сына Сергея, двадцатидвухлетнего воина. Выросли они оба балованные, холеные и совершенно различных характеров. Сергей был весь в своего деда. Пылкий, задорный и даже жестокий, он легко поддавался гневу, и холопы со страхом оглядывались, когда он проходил мимо. С ранних лет он отдался душою ратному делу. С охотою ходил на мордву и татарву, был в походе, когда Украина отделилась от царского скипетра и, наконец, поступил стрелецким сотником к казанскому воеводе, где и сдружился с князем Прилуковым.

Наталья же вся пошла в свою мать. Кроткая, любящая, она была мечтательного характера. Челядь ее обожала, сенные девушки не чаяли в ней души, и, несмотря на полную волю, которую давал ей отец, она ни в чем не преступала его воли. Только одна была у нее от отца тайна, тайна девичьего сердца.

Полюбила она соседа, дворянского сына Чуксанова, да полюбила себе не на радость. Не то беда, что он беден, а то, что нрава он был буйного, неукротимого и всегда враждовал со своими соседями. Ко всему отцы их враждовали, и вражда была настолько сильна, что старик Лукоперов, по смерти Чуксанова, перенес ненависть свою на его сына; да еще горше того, Сергей встретил однажды у околицы молодого Чуксанова и они подрались тогда насмерть.

Ничто, таким образом, не сулило счастия Наталье, и, может быть, поэтому любовь ее к Василию разгоралась сильнее и жарче. Казался он ей всеми обиженным, бедным сиротою, и сердце ее распалялось жалостью, когда она думала об его одинокой, несчастливой жизни.

Такова была семья, в которую приехал князь Прилуков.

Сергей ввел его в горницу, крича весело:

– Батюшка, батюшка, какой гость ко мне пожаловал!

На его голос из смежной горницы вышел невысокого роста старик, с длинной поседевшею бородою и совсем лысой головой, с добрыми моргающими глазками на маленьком лице, посредине которого гвоздем торчал тонкий нос.

Князь помолился на иконы и низко поклонился старику.

– Это, батюшка, мой ратный товарищ, князь Алексей Петрович Прилуков. Говорил я тебе про него, – весело сказал Сергей.

– Как же, как же, прослышан, – так же весело ответил старик. – Здравствуй, князь! Позволь, поцелуемся! – и он троекратно поцеловал высокого князя, для чего поднялся совсем на носки, а тот согнулся почти вдвое.

– Чем же поштовать тебя с дороги? Сережа, надо ему, по старому обычаю, чарочку настоечки поднести. Чудесная у нас есть! Скажи Наташе: пусть вынесет!

Сергей вышел, ласково кивнув князю головою, а старик, оставшись с князем, заговорил:

– Садись, княже! В ногах правды нет, ха – ха – ха! Как же это попал ты из Казани в глушину такую? Али сынка мово проведать захотел?

Князь опустился на лавку, после того как сел старик, и ответил:

– Ненароком, государь! Был с посылом к воеводам в Симбирск, Саратов, Царицын, Астрахань. Назад едучи и забрел!

– Та – ак! – протянул старик, и глазки его загорелись любопытством. – А с каким же это посылом, княже? Али война с поляками?

– Царские наказы вез. Поначалу их царский окольничий вез, князь Теряев, да в Казани и заболел. Князь‑то Петр Семенович тогда меня спосылал!

– Царские? – протянул старик, совсем склонив голову набок. – Скажи на милость! А с чем же они?

Князь собрался уже подробно ответить, как дверь отворилась, и вошел Сергей, говоря на ходу кому‑то:

– Да иди, иди, глупая! Не бойсь! Это мой приятель!

Князь вздрогнул и быстро поднялся со скамьи.

– Доченька моя! – сказал нежно старик князю, и при этих словах Наталья вошла в горницу с подносом в руках, на котором стоял золоченый кубок, и с ручником через руку.

Это была та самая девушка, которую видел князь на лугу, и второй раз сердце его забилось, и ему показалось, что перед ним опять виденье.

Она была действительно прекрасна. Круглое личико ее с большими, словно удивленными, серыми глазами, с ярким румянцем во всю щеку, с темными бровями и тонким, словно точеным носом, казалось словно рисованным. Высокая, стройная, с темной каштановой косою до колен, она стояла потупясь перед князем и говорила: