Марк Колосов - Товарищ генерал Страница 7

Сходство с этой птицей придавала Клейсту манера садиться и вставать со своего кресла, хлопая себя по карманам кителя, словно он порывался взлететь.

Когда Шикову показалось, что генерал пригласил его занять место в кресле, Шиков совершенно освоился.

Усевшись поудобнее, он с любопытством осмотрел комнату.

На одной из стен торчали огромные рога невиданного животного, на другой висела карта, утыканная флажками.

Шиков инстинктивно потянулся к карте, пытаясь определить положение на фронтах.

Он был крайне удивлен, что после того, что с ним случилось, что он пережил, ничто на карте не изменилось: Москва и Ленинград оставались в прежнем положении.

Шиков было обрадовался этому и упрекнул себя за то, что, возможно, допустил оплошность в отношениях с немцами, но он быстро заглушил в себе это внезапное чувство недовольства собой.

Быстро оторвав взгляд от карты, Шиков как бы отмахнулся от нее, сказав себе: "Для меня это теперь не так важно. Об этом пусть думают те, кто находится за линией фронта. Им еще предстоит испытать то, что я испытал!"

В том, что черные флажки со временем распространятся на всю эту огромную карту, Шиков теперь не сомневался.

Неожиданно его мысли грубо прервали.

— Встать! — крикнул переводчик. — Генерал спрашивает вас, куда направлялся артиллерийский полк. Что думают о Клейсте русские, и в частности Харитонов? Имеются ли у русских виды на противотанковые средства и какие? Собирается ли штаб Южного фронта усилить Харитонова противотанковой артиллерией, когда и в каком количестве? С каким заданием направлялся офицер к Харитонову? Какие курит папиросы? Отвечать кратко и по мере возможности точно.

Выпалив всю эту пулеметную очередь, переводчик вонзился в Шикова взглядом, между тем как справа в него вперился такой же взгляд Клейста. Шиков вскочил и точно в таком же тоне, выпучив глаза, выпалил:

— Артиллерийский полк направлялся в тридцатую дивизию.

Русские о Клейсте ничего не думают, — бодро врал он.. — Они думают о себе, о своих семьях. Об этом им мешают думать танки Клейста. Харитонов считает Клейста выдающимся генералом. Он чувствует себя неважно, поскольку он командует пехотной армией, а генерал Клейст — танковой. У русских есть виды на противотанковую артиллерию, но это только виды. Мое задание состояло в том, чтобы заниматься пополнением. Я пополнял армию генерала Харитонова выздоравливающими бойцами. Свежими частями занимаются другие. Папиросы я курю «Казбек».

Отвечая в таком тоне, Шиков был уверен, что он произвел на генерала впечатление.

Генерал Клейст, все это время по-совиному глядевший на Шикова, несколько минут пребывал в застывшем состоянии, потом вдруг захлебнулся речью.

Переводчик эхом повторил:

— Пленный будет получать «Казбек» по девять папирос в день при условии, которое будет объявлено пленному в конце этой беседы. Сейчас он должен ответить на вопрос, почему он сдался в плен?

У Шикова быстро нашелся ответ. Он принадлежал к типу молодых людей, которые, по русской поговорке, за словом в карман не лезут.

— Мой отец до революции был богат… Большевики нас разорили!..

Клейст снова заговорил, и переводчик перевел:

— Очень хорошо. Сначала вы будете проверены. Затем вы снова можете заняться пополнением армии генерала Харитонова.

Одновременно вы будете снабжать нас сведениями относительно этого пополнения.

Клейст встал, присел и снова встал, хлопнув себя по карманам кителя. Движения его показались Шикову менее порывистыми. Он что-то пробормотал уже не таким резким голосом, и переводчик объяснил, что беседа кончена.

Возвращаясь из штаба Южного фронта на свой командный пункт, который в это время находился в Новошахтинске, Харитонов молча сидел рядом с шофером, полузакрыв глаза, будто дремал. Машина шла степью. Иней посеребрил крыши домов. От балок тянуло сыростью. Раскачивались на ветру стебли неубранного, почерневшего подсолнуха.

Душевное состояние командующего 9-й армией можно было выразить так: у всех советских людей был враг, миллионы людей в тылу старались вообразить себе лицо этого жестокого врага.

Для Харитонова враг был более отчетлив. Враг этот имел фамилию — фон Клейст.

Харитонов мысленно не раз пытался вообразить наружность своего противника, его нрав и образ мыслей. Покамест Харитонов изучил только его тактику по тем ударам, которые наносил Клейст. Харитонов воспринимал их как физические удары по своему собственному телу. Он ненавидел этого человека со всей страстью своей гордой и горячей натуры. Клейст представлялся ему наглым авантюристом из породы тех буржуазных отпрысков, которых Харитонов презирал в юности и которые немало досаждали ему в жизни.

Вдруг Харитонов оживился, повернулся всем телом и, облокотившись на покрытую чехлом спинку переднего сиденья, отрывисто-шутливо обратился к адъютанту:

— Что приуныл, капитан? Достань что-нибудь из своей походной библиотеки и прочти с чувством!

В полевой сумке капитана Шпаго копились вырезки газетных очерков, тоненькие книжечки рассказов и стихов, хранились и его собственные записки. Он был кадровый кавалерист. Ранение вывело его из строя. Когда он выздоровел, начальник отдела кадров порекомендовал его Харитонову. Харитонов тогда только что принял армию, ему нужен был адъютант. Явившись к Харитонову, Шпаго высказал ему свои соображения, как он представляет себе должность адъютанта. Он предупредил, что очень чувствителен ко всему, что связано с его офицерской честью.

— Товарищ генерал, — сказал он, — если вам нужен друг и помощник, вы можете на меня положиться. Но если должность адъютанта будет сведена к выполнению обязанностей бытового обслуживания, разрешите отказаться от такой должности.

Харитонов оценил решительную откровенность офицера, и завязалась дружба.

Печальные поля с неубранным подсолнухом напомнили капитану "Несжатую полосу" Некрасова. Он извлек из полевой сумки тоненькую книжечку и с чувством продекламировал стихотворение.

Харитонов глубоко вздохнул.

— Люблю Некрасова. Наш, ярославский! — с гордостью сказал он и, помолчав, спросил: — Вам сколько лет, капитан?

— Тридцать исполнилось, товарищ генерал!

— Вам, стало быть, в семнадцатом году всего шесть лет было! — удивился Харитонов. — А мне уже тогда шел девятнадцатый. Мне эти стихи ближе! Многое напоминают! Я ведь волгарь, рыбинский! Дед и отец — котельщики, мастеровые. С зари до зари стучали молотками на заводе. Мать мыла баржи у местного судовладельца Жеребцова, рано умерла. Я ее жалел: бывало, заберусь в жеребцовский сад и принесу яблок. Однажды Жеребцов увидел меня в саду и выс-трелил из дробовика. Мать с трудом вытащила засевшую под кожей дробину. Ох и ругала!..

Харитонов, помолчав, вдруг весь как бы преобразился. Карие его глаза насмешливо сверкнули.

— Этот Жеребцов весной, во время ледохода, угодил под лед.

Вытащил его Андрей-крючник, Я на берегу был. Жеребцов кряхтя вынул двугривенный и подает крючнику. Тот не берет. "Не надо, говорит, не видел, что это ты тонешь! — И добавил:-Двугривенный! Дешево себя оценил! Это и есть красная тебе цена! А миллионы тебе мы нажили!" Каково?

За ветровым стеклом машины показался небольшой лесок.

В Ростовской обл'асти лес — редкость. Шофер Миша знал уже, как тоскует по лесному краю командующий, и замедлил ход.

— Перекур! — воскликнул Харитонов и приказал остановиться.

В лесу было тихо. Лапчатые листья падали с кленов, бессильно опускаясь на кузов машины.

— Разве это лес! — с досадой сказал Харитонов. — Вот у нас лес! воскликнул он и, помолчав, добавил: — Не люблю я это время года. Вялость. Сырость. Хоть и воспевают его поэты. Впрочем, понятно: кому что! Им краски. А нам…

Харитонов задумался и вдруг заговорил с жаром:

— Клейст! Это генерал с моноклем. Мы, русские, побьем его!

Только чем я его бить буду? Вот загвоздка!

В голосе командующего послышалась досада, лицо нахмурилось, резче обозначился рубец, идущий от виска к подбородку, черные густые брови сдвинулись. Харитонов прислонился к старому клену и простоял так несколько минут.

— А много ли у нас было сил, когда мы с царем дрались? — неожиданно спросил он. — С теми, кто из нас кровь пил?! У них деньги, пушки, пулеметы, тюрьмы, а у нас что?

— Дух был силен! — сказал Шпаго.

— И голова на плечах! — пояснил Харитонов. — Теперь что?

Избаловались. Вынь да положь! А тогда каждый кусок доставался с бою!..

Ветер закачал вершины деревьев, яростно взметнул листву, Харитонов расправил плечи.

— Как по-твоему, капитан, какое самое лучшее русское слово? — спросил он и, не дожидаясь ответа, воскликнул:-Самое лучшее — вперед! Слышишь, как звучит? Впе-ред!

Он раздельно произнес это слово, как бы испытывая его на слух.