Евдокия Ростопчина - Чины и деньги Страница 7

Но зачем же этот невольный страх, порою так неотразимо обвивающий мое сердце? Какой черный демон нашептывает мне слова сомнения, слова отрицания? "Что будет с тобой, что ждет тебя здесь?" - говорит он, и дрожь бежит у меня по всем членам.

Прочь, прочь, дух злобного подозрения! Я не слушаю твоих намеков, я глух к твоему навету, я хочу внимать одному доверию, одной радости - я доволен, я счастлив, я близко от нее!

Нет! она не переменилась, она не должна, не может перемениться, она знает всю любовь мою... Знает?.. Безумный! Но когда и где, какими словами мог ты выразить ей ту необъятную страсть, которая горит в тебе так пламенно, которая так тесно срослась с раскаленным твоим сердцем? Откуда взял ты пламя, чтобы описать пламя? О, если бы мне было можно хоть на миг вынуть из груди мое сердце и бросить к ее ногам, чтобы она сама в нем про-, читала... Но она может понять меня, может, если любит - не говорю, наравне со мною, потому что я недостоин, я не должен быть любим, как любима она, а в любви ее мне ли сомневаться, мне ли, знавшему все изгибы ее чистого, пламенного сердца, испытывавшему самоотвержение ее души? Я верю в нее... я верю ей, и счастью, и всему... в моей душе столько радости, что в- ней нет места холодному подозрению!

Как медленно бегут часы... Только четверть третьего!.. И еще целый круг ровно движущейся стрелки на неумолимом циферблате, пока нам позволено будет смеяться!.. Время, время! не можешь ли ты хоть раз исполнить мольбу человека и пожертвовать ему эти ночные минуты, которые недвижный сон и без того отнимает у твоей власти?

Вот целый год, что мы не виделись, год, в котором каждый день, каждый час, каждое мгновенье пересчитал я страданиями, порывами мятежной тоски, нападениями неотразимой скуки, год, который показался мне вечностью, и что же? Его угрюмое воспо минание почти совсем исчезло при мысли о скорой встрече с нею...

Да, память мрачных дней ненастья, как поздний снег при блеске солнца, тает и теряется, когда засияет светило радости. Ждет ли она меня? Но как ей не ждать, когда у нее залогом моего возврата не только все поруки любви, но и клятва, священнейшая всех - честное слово человека, который никогда не позволял себе упоминать о чести легкомысленно! Да, с самодовольством слышу я свидетельство моей совести: она говорит мне, что во всех будуарных приключениях, во всех котильонных пристрастиях я сохранил уважение к самому себе и не унизил всуе слова "честь". Я лгал, я обманывал единственно тех, которые хотели быть обманутыми, но никогда клятва не подтверждала моих речей, и тайный голос предчувствия всегда берег чистоту моих обетов для чистых признаний любви истинной. Вера, первая Вера услышала от меня эти обеты, эти клятвы - ни одна другая не слыхала их... И вот я выручил мое слово, я возвратился, - и не без пожертвований!

Надлежало проститься навсегда и с Петербургом, и с друзьями, и с блестящими надеждами службы, надлежало отказаться от всякой будущности от всего, кроме любви. Я сделал это и не тужу о покинутом - я здесь, я буду жить ее рабом, ее послушником!

Вера, Вера! в тревожных смутах моей души одна мысль о тебе остается светлою, отдельною, неизменною, восхитительною; я твержу беспрестанно твое имя, милое, заветное имя; я нахожу в нем всю гармонию итальянского, всю выразительность моего отечественного языка. Для меня это имя - отголосок неба, залог всех земных радостей; для меня оно - таинственное, всемогущее слово волшебства, отверзающее рай! Как сладко задрожит оно в устах моих, когда шепотом будет сказано ей самой!.. И подумать, что она, по собственному влечению, дала мне право так звать ее, что это право принадлежит мне исключительно, что я, я один могу произнести: "Вера" - и прибавить - "моя", не опасаясь отрицания от нее!..

Они исчезли между нами, докучливые приличия, стесняющие формы условных выражений; меж нами свет не существует; мы стоим одни, рука в руку, пред лицом Провидения. Наши речи просты и задушевны, как наша любовь.

Зарей забелелись дальние края небосклона... Скоро рассветет - и не только на небе, но и в моем сердце... День свиданья! зажгись скорее... Я ее увижу - я ее увижу!..

9-го января, 2 часа пополудни

Уехали в Троицкую лавру... молиться... всем домом...

Что это значит? Странно!

В эту пору, среди блестящей зимы, Клирмова вздумала ехать на богомолье... она, готовая поднять дочь с смертного одра, чтобы нарядить ее к балу, она уехала от балов, от света?

Это недаром, это не может быть даром - конечно, что-нибудь необыкновенное произошло в их семье... Что бы такое?

И Вера, Вера не могла отговориться от этой поездки, зная, что я должен скоро быть!

"Они не возвратятся прежде завтрашнего вечера". Как равнодушно, как безжалостно этот проклятый швейцар выговорил эти слова, которые бросили мое сердце в холод.

Где же ты, моя давешняя радость? Куда ушло желаемое свидание?

Еще дожидаться почти двое суток, когда каждая минута уносит часть моего благополучия... Какое мучение! какая неудача!

После такой долгой разлуки еще отсрочка, еще томленье!

Что делать до завтра? Чем унять безумное волнение сердца?

Узнаю, здесь ли Л...

Тот же день, вечером

Я не доехал до Л... Совершенно подчиненный своему раздумью, своим мечтам, - что стал бы я отвечать на его расспросы? Я изумил бы товарища своим появлением и не мог бы объяснить, зачем я в Москве, не подав ему подозрений. Я так расстроен, так взволнован, что один вид мой должен возбудить догадки и любопытство.

К тому же я не соберу духа видеться с кем-нибудь, прежде чем с нею; не хочу слышать ничьих речей, прежде чем ее голос не коснется моего жадного слуха... Кому надобно знать меня теперь?

Что мне сказать другим? Не все ли для меня чужие?

10-го января, вечером

Как длинен, как скучен день! Мне кажется, что с моего приезда каждое мгновение тянется долее года, а мое нетерпение с каждым мгновеньем возрастает. Сегодня бродил я часа два около ее дома, смотрел на ее окна но пустота и безмолвие как камень пали мне на душу! Мне больно стало видеть мертвую безжизненность там, где я находил жизнь, столь полную, столь страстную. Я не мог вынести неприветливое зрелище затворенных ворот в том доме, где мне думалось найти привет и радушие. Какое-то темное предчувствие вгрызлось мне в сердце... Мне грустно... Мне страшно... Потом я был у заставы; я надеялся их встретить. Взоры мои стремились вдоль снежной дороги, но ее однообразие ничего отрадного не показывало. Все было тихо, уединенно. Я ждал долго. Наконец серебристая пыль взвилась в дали... Послышались шаги лошадей...

пар от них валил клубом... Дорожные все ближе... я различил огромную карету... я едва устоял на ногах... Карета подъехала...

промчалась... то были не они - Веры тут не было! Мне стало дурно.

Голова моя закружилась; несколько минут я не переводил дыхания - но я остался, я еще ждал. Тянулись обозы, пролетел курьер, проскальзывали сани, повозки, кибитки - потемнело, и мороз принудил меня уйти домой. Но более всего озябло мое сердце, и ему не согреться, пока разлука не минула, пока мы не вместе...

Пора ей быть! Моя твердость истощена прежними страданиями, и я чувствую, что сил моих не станет для новых.

11-го января, утром

Нет! верно, все демоны злобы вооружились против меня, что я так несчастлив... Верно, судьба нарочно меня испытывает! Как?

Я здесь, и она тоже - мы в одном городе, под одним небом, мы могли бы быть вместе, а препятствия все еще разлучают нас, и мне все еще не удается достичь до нее! Я сейчас от подъезда Клирмовых - они возвратились, но не принимают!.. Когда можно будет их видеть - я не мог узнать. У них в доме какая-то суета; люди мечутся как угорелые, никто не может отвечать на вопросы... О, что бы это все значило?..

По крайней мере, она увидит мои визитные карточки, узнает, что я приехал... Вера, Вера! если мы с равным нетерпением ждем свиданья, если наша радость будет одинакова, боюсь, что твое слабое женское сердце не перенесет этого перехода; боюсь, чтобы оно не замерло в твоей встревоженной груди в минуту первой встречи!

Восемь часов вечера

Не утерплю! Попытаюсь еще раз съездить к Клирмовым. Быть может, теперь меня примут, и тогда... тогда...

Час пополуночи

Боже мой! ее ли я видел?.. Точно ли Вера представилась глазам моим?.. Мечты моего сердца, мечты о свидании, где вы?

как сбылись вы? Это свиданье, это первое свиданье после долгой, безмолвной, безотрадной разлуки... таким ли я желал его, таким ли снилось оно мне в дни мятежных страданий?.. Я не знаю, что с моей душою, что со мною! То, что я чувствую, так неясно, но так мучительно, что я как избавителя принял бы того, кто мог бы меня уверить, что я еще не видал Веры, что нынешний вечер - сновиденье, пустая греза беспокойного воображения... К несчастью, это слишком верно: я был с нею... и в первый раз расстался недовольный - оскорбленный!

Радость неполная, радость отравленная сто раз хуже настоящей скорби, скорби, которой помочь нечем,- к которой сердце успело уже примениться, которую привычка и покорность помогают перенести. Но когда сердце предается самой сладкой надежде, когда оно растворяется теплейшим доверием, задушевным удовольствием, как больно ему вдруг стесняться нежданным горем - какая пытка для него внезапно быть подавленным отливом несбывшихся, убитых упований! Его мечты, его порывы, как юные голубицы, летят к родимому гнезду, но возвращаются поодиночке, растерзанные, раненые, и все вопли его сливаются в мрачный вопль отчаяния. Ах! это было моей участью сегодня!