Виктор Чернов - Перед бурей Страница 7

Тут можно читать бесплатно Виктор Чернов - Перед бурей. Жанр: Проза / Русская классическая проза, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Виктор Чернов - Перед бурей

Виктор Чернов - Перед бурей краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Виктор Чернов - Перед бурей» бесплатно полную версию:

Виктор Чернов - Перед бурей читать онлайн бесплатно

Виктор Чернов - Перед бурей - читать книгу онлайн бесплатно, автор Виктор Чернов

Женился он, по-видимому, очень удачно и счастливо. Сколько-нибудь связные воспоминания о нашей матери сохранил лишь старший из нас, Владимир, которому в год ее смерти пошел десятый год. Я был младшим, последним. От матери еще некоторое время сохранились ее любимые книги, свидетельствовавшие о ее необычайной для нашей глуши культурности. Они принадлежали к передовой литературе ее времени, т. е. шестидесятых и начала семидесятых годов: писаревское "Русское Слово", благосветловское "Дело", курочкинская "Искра" и даже отдельные номера герценовского "Колокола". Как-то раз мачеха нечаянно забыла на столе, а я нашел вещь, которую я по малолетству оценить еще не мог. То был, как я потом понял, старинный наивный альбом того образца, который был в ходу еще в пушкинские времена. Меня в нем поразила необыкновенная каллиграфия, которую могло {28} родить только мягкое гусиное перо былых времен, с его изысканным чередованием тонких линий и тщательных нажимов, и с щегольством витиеватых "росчерков", иной из которых сам по себе представлял целое художественное произведение.

Старший брат и старшая сестра потом рассказывали, что в альбоме нашли свидетельство литературных знакомств матери. Но в наших руках альбом пробыл недолго: мачеха заметила пропажу, очень рассердилась, увидев нас, склонившихся над альбомом, сейчас же у нас его отобрала, и больше мы его не видели - от него не осталось и следов.

Какими судьбами занесло за Волгу, в степь между Малым и Большими Узенями, в захудалый Новоузенск, эту женщину с высшими запросами духа и, по рассказам, умевшую держать себя с подкупающей простотой, скромностью и редким тактом, выделявшим ее из окружающей среды? Как она, происходя из скромной, но всё же дворянской семьи Булатовых, предка которой семейная легенда хотела видеть в каком-то кавказском выходце, "князе" Бей-Булате, - вышла замуж за человека полуобразованного, едва-едва только успевшего выбиться в свет из сермяжной степной деревни? Об этом у нас были только обрывки сведений; родственники наши извлекали их из скупых рассказов нашей бабушки в последние годы ее жизни, когда речь ее связностью не отличалась. Дело, по-видимому, было в том, что в девичьи годы у нашей матери были какие-то большие сердечные разочарования, заставившие ее разлюбить столичную жизнь и принять решение - схоронить себя в каком-нибудь тихом уголке, где о "прошлом" ничто ей не будет напоминать. С другой стороны выходило, что просто семья ее внезапно обеднела и столичное житье стало ей не по средствам, а в Новоузенске, где у них были какие-то родственники, прожить можно было на сущие гроши. Были ли это две разные версии причины появления будущей нашей матери в степных Заволжских местах, или просто две разных стороны одной и той же версии - кто знает? Так или иначе, эта образованная, замкнутая и меланхолическая женщина в Новоузенске слыла "живой загадкой", и при том загадкой очень интересной.

Что касается отца, то, конечно, образовательный ценз его был весьма низок. Однако в провинциальной глуши он представлял собою нечто, не совсем заурядное. И в самом деле, в {29} сорок с лишним лет - каким он живее всего сохранился в моих воспоминаниях - он был еще в полном смысле этого слова "душою общества". Он был по натуре очень широк, весело-приветлив и добродушен, любил принимать и угощать, и к нему "на огонек" охотно шли многие, когда хотелось, чтобы на душе стало полегче и посветлее. Он довольно ловко владел и бильярдным кием, и охотничьим ружьем, и удочкой спортсмена-рыболова; в преферансе и винте считался профессором. Жилка общественности была в нем очень сильна - он вечно организовывал какие-нибудь клубы, пикники (обязательно с ловлей "бреднем" и варкой ухи под открытым небом), а еще более - любительские спектакли, в которых и сам охотно лицедействовал, особенно в излюбленных им пьесах Островского. Он был недурной чтец (я малышом был твердо убежден, что отец читает лучше всех людей в мире!) и обладал кое-какими голосовыми средствами; где был он, тотчас составлялся и хор. От него самого в минуту откровенности мы узнали, что он в юные годы был очень влюбчив и в увлечении склонен ко всяким безумствам.

У отца сказывались кое в чем черты оригинальности. Он был в делах религии большим вольнодумцем, а церковь почти положительно не любил, - и это в среде, где если не внутренняя религиозность, то показное благочестие было непременным признаком "хорошего тона". Как-то, разговорившись с ним на эту тему разумеется, когда мы были уже взрослыми, - мы стали его шутливо допрашивать, да сможет ли он правильно прочесть - ну, хоть одну молитву? Он шумно запротестовал, но на проверку у него, с первого же абзаца вышло Бог знает что такое: "Отче наш, иже еси на... небеси горе, и на земле низу, и на водах под землею"... и он, увидев, что запутался, сконфуженно умолк.

В вопросах общественных он далеко не ушел, но в одном был так тверд, что с этого пункта сбить его не было никакой возможности. Земля, по его мнению, рано или поздно должна была вся отойти к крестьянам, ибо только они одни и есть настоящие дети земли, только они к ней относятся с подлинною сыновнею любовью. Помещики же на земле только зря и без толку балуются, да сквернят ее, обращая в средство наложения на деревню кабалы. Между землей и мужиком они встревают, как лишние и ненужные, и отстранить их вовсе {30} прочь самое будет святое дело. Видно было, что эта мысль засела в его голову крепко, явно всосанная с молоком матери: сказывалась печать его деревенского происхождения. Он никогда не хотел маскировать ни пробелов своего образования, ни недостатка хороших манер и всего того, что в его кругу считалось воспитанностью. Он любил повторять - и было трудно разобрать, из самоунижения или же, наоборот, из плебейской гордости: "я ведь мужик, мужиком родился, мужиком и умру".

Кажется, что при коснувшихся матери столичных и общелитературных народнических веяниях ему у матери это повредить не могло. В конце концов, натуры у них были явно несходные: более тонкая и глубокая у матери, более примитивно-здоровая и счастливая у отца. Семейная жизнь пошла у них гладко, но здоровье матери подрывала частая беременность. Кроме нас, выживших, она в разное время родила еще несколько (трех или четырех), унесенных разными детскими болезнями детей.

Она сама была слабого здоровья и умерла, оставив на руках отца пятерых ребят, из которых старшему было лет девять, а мне, младшему, около года. По малолетству я не постиг всей величины обрушившейся на нас утраты; но старшие были буквально раздавлены сиротством и заброшенностью. Отец совершенно растерялся и даже запил было с горя; неисправности по службе уже грозили ему полным ее лишением. Близкий к отчаянию, он под конец едва-едва справился с ним. Ему надо было расстаться с местностью, где всё напоминало о прежнем невозвратно утраченном. Детям нельзя было оставаться без материнского глаза: оставалось лишь жениться. Ему нашли невесту, подходящую для человека в летах и обремененного кучей детей. То была засидевшаяся в девицах, разбитная, хозяйственная и пышная поповна. По рассказам брата и сестер, в начале брачной жизни - до появления первого собственного ребенка - она к нам была достаточно внимательна и добра.

Но по мере того, как у нее появлялись свои дети, - а когда я окончательно покинул дом, у нее их было пятеро или шестеро - все девочки - она вырабатывалась в совершенный, классический тип мачехи сумрачных русских песен и сказок.

У нее прежде всего развивалась больно уязвлявшая нас {31} вражда ко всему, на чем была печать принадлежности нашей матери. Один за другим куда-то пропадали прежде всего ее альбомы - один был с девичьим дневником. Потом на чердак, на пищу мышам, обречены были ее книги, читать которые у отца не было времени, а у нее самой - интереса и привычки. Потом очередь дошла до фотографий покойной, снятых отдельно или вместе с нами. То не было проявлением ревности. Здесь было желание царить в доме самодержавно, а не быть только заместительницей той, которая безраздельно царила до нее. Всё, что напоминало о "той", исполняло ее душу злой досадой. Но ведь и мы, ее дети, были тоже непрерывной, живой памятью о "той". И нам за это пришлось расплачиваться.

Нельзя сказать, чтобы за нас некому было вступиться. Какие-то шаги делал мой крестный отец - мы об этом узнали по сердитым выходкам мачехи, пенявшей отцу, что он позволяет чужим, непрошенным вмешиваться в их семейные дела. После этого крестный отец стал появляться всё реже и реже, а потом и вовсе перестал. Прощаясь с нами, он как-то обронил совершенно загадочную для нас фразу: "Ночная кукушка дневную всегда перекукует...".

Вскоре ей удалось нанести нам первый очень жестокий удар: выдворить из дому нашу любимицу, пестунью и вечную, хотя тихую заступницу - бабушку... Она была робкая и безответная, но когда видела, что кому-нибудь из нас сильно достается, - без слов хватала потерпевшего и спешила увести его в "детскую". Отучить ее от этого было невозможно. Хуже всего было то, что мы не могли не заметить систематических стараний выжить бабушку из дому так, чтобы она ушла сама. Мелкие, отравляющие всякую минуту придирки, злые выходки, унизительные попреки, ябеды, каверзы, издевательства - всё было пущено в ход.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.