Николай Лейкин - Апраксинцы Страница 7

Вотъ прошло четыре года, какъ мальчикъ въ наукѣ; всѣми силами старается онъ угодить хозяину, изгибается передъ покупателями, клянется, божится, — но тщетно: отъ хозяина никакого поощренія. «Выживи свои года и тогда сдѣлаешься приказчикомъ». И вотъ его отъ природы мягкій характеръ начинаетъ портиться: онъ по примѣру приказчиковъ ругаетъ при каждомъ возможномъ случаѣ хозяина; вмѣстѣ со страхомъ онъ уже питаетъ къ нему ненависть; видя, что другіе крадутъ начинаетъ и онъ утаивать забытые на прилавкѣ гривенники и двугривенные, отыскиваетъ гдѣ-нибудь подъ половицей или подъ плинтусомъ щель и прячетъ ихъ туда, чтобы при первомъ возможномъ случаѣ промотать ихъ. Но вотъ наконецъ заживаетъ онъ опредѣленные года, хозяинъ призываетъ его къ себѣ, объявляетъ ему объ окончаніи курса и даруетъ степень приказчика. «Теперь я тебѣ жалованья не могу опредѣлить, говоритъ онъ ему:- посмотрю, чего стоить будешь. то и положу; я тебя не обижу.» По окончаніи года оказывается, что онъ стоилъ рублей восемь въ мѣсяцъ. Но не такъ плохъ молодецъ: онъ уже насмотрѣлся, какъ то дѣлаютъ болѣе опытные приказчики, оцѣнилъ себя гораздо дороже и кралъ изъ хозяйской выручки рублей по десяти въ мѣсяцъ.

Часы въ столовой показывали четверть шестаго, когда въ кухнѣ постучался водовозъ.

— Кто тутъ? спросила его проснувшаяся кухарка, однако не поднимаясь съ плиты.

— Я. Отвори, Степановна: воду несу!

— Экъ его объ эту проняло! ворчала она зѣвая и встала съ своего ложа. — Погоди, только свѣчу зажгу: вишь темь какая.

Она зажгла свѣчу и, какъ спала, во всемъ утреннемъ неглиже, отворила водовозу дверь. Быстро ворвался въ отворенную дверь холодный воздухъ и въ видѣ пара заклубился по комнатѣ.

— Что это съ этой поры тащишься! проговорила она, придерживая на груди рубашку и прикрывая свои прелести:- уходи скорѣй, да запирай дверь плотнѣе; окоченѣла совсѣмъ.

— Ничего, жиру поубавится; вишь, лопнуть хочешь, — любезничалъ водовозъ.

— Ну, ну, ругатель, проходи что-ли!

— Охо-хо-хо! зазѣвала она вслухъ. «Пора и мальчишкамъ вставать», подумала она и закричала;- Мишутка, Ванюшка, Ѳедоръ! вставайте.

Но это было напрасно; мальчики встали только тогда, когда она принялась ихъ расталкивать. Перекрестившись нѣсколько разъ на образъ, висѣвшій надъ кроватью, они вышли изъ своей конуры и зѣвая сѣли на скамейку. Холодно имъ со сна и больно глядѣть на свѣтъ пылающей свѣчи.

— Ванюшка! чего остолбенѣлъ-то, что глаза выпучилъ? — принимайся за дѣло! обратилась кухарка къ самому меньшому изъ нихъ. — Чисти хозяйскіе сапоги; да еще вотъ ножи вычистить надо, вчера послѣ ужина грязные остались.

— Сейчасъ.

И мальчикъ принялся за дѣло.

— А ты что-жъ, Мишутка?

— Погоди, успѣешь!

— Чего успѣешь! Вотъ хозяинъ встанетъ, не будетъ все готово, такъ онъ те задастъ!

Ѳедору, какъ старшему, она ничего не сказала. Ему было уже восемнадцать лѣтъ, онъ пользовался ея расположеніемъ и у нихъ подъ-часъ разыгрывалась извѣстная сцена, гдѣ онъ изображалъ Іосифа-прекраснаго, а она жену Пентефрія. Онъ только поставилъ самоваръ и не прикоснулся ни къ какой работѣ.

Половина восьмаго. Въ кухню вошелъ Черноносовъ, какъ и всегда, съ самой пасмурной и недовольной физіономіей. На немъ было какое-то подобіе халата. Онъ пришелъ за горячей водой для бритья.

— Налей вода немножки! проговорилъ онъ, по обыкновенію ломая языкъ, и подалъ Ѳедору оловянную кружку.

Вотъ уже и четверть девятаго. Время идти въ лавку. Поспѣшно допиваютъ мальчики свой чай изъ глиняныхъ кружекъ.

— А что, пареньки, не здѣсь-ли живетъ купецъ Михаила Иванычъ Черноносовъ? спрашиваетъ входящій мужичекъ въ валенкахъ и въ лисьей шубѣ.

— Ахъ, дядюшка Герасимъ! кричалъ Ванюшка и бросается на встрѣчу к. ъ пришедшему.

— Здравствуй! говоритъ тотъ, цѣлуя его: — мать, отецъ тебѣ кланяются…. Вотъ тебѣ посылка отъ нихъ; письмо тамотко есть.

— Здоровы-ли тятенька, маменька? спрашиваетъ Ванюшка, принимая небольшой пестрядинный тючекъ.

— Здоровы. Отецъ по осени въ Питеръ сбирается.

Двое другихъ мальчиковъ и кухарка были нѣмыми зрителями этой сцены; но сцена эта тотчасъ же была прервана: въ кухню вошелъ Черноносовъ. Онъ былъ во всѣхъ своихъ доспѣхахъ, въ хорьковой шубѣ и котиковой фуражкѣ.

— Маршъ въ лавку! скомандовалъ онъ.

Мальчики засуетились. Ванюшкинъ дядя отвѣсилъ Черноносову поклонъ; тотъ не обратилъ никакого вниманія.

— Что стоишь-то? Кладить тамъ на кровать, ужо посмотришь. Въ лавку пора. Скорѣй немножки!

И брови его нахмурились еще больше прежняго.

— Пиши письмо къ матери; я зайду черезъ недѣлю, — оказія будетъ, проговорилъ Герасимъ уходящему племяннику. — А должно-быть крутъ у васъ хозяинъ-то? обратился онъ къ кухаркѣ. когда они остались вдвоемъ.

— И не говори! отвѣчала та, обрадовавшись, что можно выругать хозяина: — аспидъ, а не человѣкъ.

— То-то я вижу…. Ну, прощенья просимъ.

Весь день продумалъ бѣдный Ванюшка о посылкѣ и о письмѣ. Ему очень хотѣлось узнать, какіе гостинцы прислали ему отецъ и мать и что они пишутъ. Радостно побѣжалъ онъ домой; полупудовая тяжесть — мѣшокъ съ шолкомъ, который онъ несъ домой для разматыванья, казалась ему самою легонькою ношею. Онъ ужъ бы давно добѣжалъ до дому, ежели бы не обыкновеніе идти за хозяиномъ; а Черноносовъ въ этотъ день, какъ на зло, шелъ тише обыкновеннаго. Прибѣжавъ домой, Ванюшка тотчасъ же бросился къ посылкѣ и принялся распарывать пестрядину; гостинцами были сушеная малина, сдобныя лепешки и двѣ холстинныя рубашки. Но вотъ наконецъ и письмо. Онъ схватываетъ его, сламываетъ хлѣбный мякишъ, которымъ оно было запечатано, и начинаетъ читать. Смотрите, какъ углубился онъ въ чтеніе, какъ блестятъ его глаза, какая улыбка удовольствія мелькаетъ на губахъ, а между-тѣмъ въ письмѣ, кромѣ поклоновъ отъ родителей и родни, съ поименованіемъ ихъ по имени и отчеству, ничего не написано. Въ концѣ письма сказано: «отпиши намъ о себѣ, любезный сыночекъ Ванюшка, какъ ты живешь и любитъ-ли тебя хозяинъ». Онъ свертываетъ письмо и хочетъ тотчасъ же писать о себѣ, но вотъ бѣда; гдѣ взять перо и чернилъ? Долго думаетъ онъ, наконецъ рѣшается попросить у xoзяйки.

— Александра Ивановна, робко говоритъ онъ вошедшей въ кухню хозяйкѣ: — дайте мнѣ чернилъ, перышка и бумажки.

— На что тебѣ?

— Письмо въ деревню писать надо.

— Ну погоди, я спрошу у Михайла Иваныча.

Она ушла изъ кухни. Ванюшка сталъ ожидать письменныхъ принадлежностей, но онъ жестоко ошибся: вмѣсто Александры Ивановны въ кухню выбѣжалъ самъ Черноносовъ и накинулся на него.

— Какой тебѣ бумажки нужно? зачѣмъ?

— Письмо въ деревню писать надо, чутъ слышно проговорилъ мальчикъ.

— Что за глупости, — успѣешь! За дѣло приниматься нужно. Чѣмъ у тебя тыой голова занята? Разматывай шолкъ теперь; завтра напишешь.

Тѣмъ дѣло и кончилось. Бѣдный Ванюшка такъ и не писалъ письма ни сегодня. ни завтра: онъ уже не смѣлъ больше просить чернилъ и письма; когда же пришелъ за письмомъ дядя Герасимъ, то Ванюшка настрочилъ нѣсколько словъ карандашомъ и велѣлъ словесно передать, что всѣмъ кланяется.

Прошли святки съ ихъ гаданѣемъ и переряживаньемъ, прошло и крещенье. Апраксинцы уже не гуляютъ болѣе на Невскомъ, а перенесли свою резиденцію на Дворцовую набережную. Наступило то время, когда всѣ женихающіеся апраксинцы помышляютъ о соединеніи себя узами гименея. Только и слышишь, что тотъ-то женится на такой-то и беретъ столько-то, такой-то выдаетъ дочь за такого-то и даетъ столько-то. Апраксинецъ, какой бы онъ ни былъ, хоть «лыкомъ шитый», по мѣстному выраженію, хоть торгующій на развалѣ ржавыми пуговицами и битой посудой, и то не женится на невѣстѣ безприданницѣ, и поэтому туземныя невѣсты безъ прилагательнаго навѣрное останутся въ дѣвицахъ. По мнѣнію апраксинцевъ, бракъ есть дѣло коммерческое, и потому-то именно оно дѣлается, какъ и всѣ биржевыя дѣла, чрезъ маклеровъ, то-есть свахъ, которыя имѣютъ невѣстъ на всѣ руки. Въ послѣднее время впрочемъ, на Апраксиномъ завелась слѣдующая мода: хозяева начали выдавать своихъ дочерей за своихъ приказчиковъ. Ежели смотрѣть на это съ критической точки зрѣнія. то это очень практично: приказчикъ, знающій хорошо дѣло, котораго отецъ невѣсты знаетъ нѣсколько лѣтъ и приглядѣлся къ его характеру, можетъ быть гораздо лучшимъ мужемъ, чѣмъ какой-нибудь сосватанный свахою хозяйскій сынокъ, торгующій изъ-подъ отцовской палки. Приказчикъ, котораго отецъ невѣсты поставитъ на ноги и сниметъ дли него лавку, будетъ способнѣе прокормить семейство. Какъ-бы ни были ограничены средства апраксинца, имъ непремѣнно сдѣлаетъ болѣе или менѣе парадную свадьбу, хотя бы на это ему пришлось употребить болѣе половины своего состоянія. День свадьбы обыкновенно празднуется у кухмистера, гдѣ бываетъ обѣденный столъ и послѣ танцы, нерѣдко часовъ до шести утра. Случается такъ: ежели женихъ не умѣетъ танцовать, то нарочно учится для этого чтобы пройтись нѣсколько кадрилей.