Лидия Чуковская - Предсмертие Страница 7

Читаем дальше:

Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно. Проглотить мерзость, прыгнуть враждебность, исконная отвратительность воды. Я не хочу пугать (посмертно), мне кажется, что я себя уже посмертно боюсь. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Вздор. Пока я нужна... но, господи, как я мала, как я ничего не могу! Доживать дожевывать. Горькую полынь.

Прочитав эти слова как я ничего не могу, я отложила книгу и прислушалась. Из дальней дали донесся до меня тот, прозвучавший на Каме, сорокалетней давности, крик:

А вы думаете, я могу?

Какая она была мужественная и как много она могла не требуется доказывать: перед нами ее могущественная поэзия, ее проза, вся ее мученическая, мужественная жизнь.

Но и богатырским силам приходит конец, В эмиграции она была бедна и одинока, но ее хоть печатали. Дома же, кроме переводов, не напечатали после ее возвращения почти ничего. А конец конец силам наступил, я думаю, осенью 1939 года, и мои скудные воспоминания следовало бы озаглавить не Предсмертие, но После конца.

После ареста Али, после гибели мужа силам уже пришел конец, а тут после конца война, эвакуация, безысходная нищета, новые унижения, Елабуга, Чистополь...

Почему вы думаете, что жить еще стоит? Разве вы не понимаете будущего?"

Нет будущего. Нет России.

Я когда-то умела писать стихи, теперь разучилась... Какая страшная улица... Я ничего не могу... Мыть посуду я еще могу.

...Второй документ не напечатан. По цепочке смертей и неожиданных наследовании, лег на мою ладонь листок. Легонький листок бумаги даже не листок половинка листка, вырванного из школьной тетради. Резким, отчетливым, размеренным, твердым почерком, словно попирающим ничтожную бумажонку, выведено на листке:

Столовая открылась в ноябре. Меня в это время в Чистополе уже не было. Кто получил место судомойки, на которое притязала Цветаева, мне неизвестно.

Октябрь декабрь 1981 г. Переделкино

[*] Борис Леонидович находился в то время в Москве, а в Чистополь прибыл лишь во второй половине октября 41-го года.