Григорий Свирский - Андрейка Страница 7

Барри снова потрепал свою шкиперскую бородку, предвкушая удовольствие, затем выкопал из завала кассет одну, вставил ее в магнитофон.

Зазвучала электрогитара, какие-то странные космические звуки, которые перешли во вполне земную хоровую капеллу.

Барри поглядел на Эндрю с удивлением. Губы "господина петуха" были поджаты иронически.

-- Не приемлем? -- Барри круто повернулся к Андрейке.

-- Опять то же.

-- Музыка для нас -- Бог! Поняли, господин бывший петух? У вас никто не спросит документа, спросят, какую музыку любите. Свой вы или нет? Поняли?

-- Странно ужасно! В России иначе. Красные книжки. Ордена. Пропуска! Анкеты! Дипломы! Честь и место!.. Здесь -- твоя любимая кассета!

Барри вздохнул.

-- Люди -- всюду люди, Эндрю... Не так ли?

Машина остановилась. Застряли в потоке. Что было впереди, поняли не сразу. Там была "пробка". Сотни машин ждали, кто-то прогудел. Барри пытался дать задний ход или свернуть в переулок. Какое! За спиной все было плотно утрамбовано... Пришлось двигаться в общем потоке со скоростью черепахи.

Оказалось, впереди, возле посольства США, снова толпились демонстранты.

-- Тут что, каждый день? И опять против Америки? -- удивился Андрейка.

-- У каждого своя болячка, -- Барри поглядел на лозунги над головами. И вдруг покраснел до шеи. Похоже, разговор задел его не на шутку. Он говорит медленно. весомо. Видно, давно обдуманное и выстраданное:

-- Эндрю, я -- профессиональный музыкант и актер. И, оказалось, по этой причине мне надо убираться в Штаты: "Только тот король, кто коронован Голливудом", это здесь аксиома. Доколе? Я хочу, чтобы мы перестали быть задворками. "Жирной провинцией", как нас прозвали. Хочу преуспеть. Без Голливуда...

-- А я бы съездил, интересно!

-- Очень интересно! Пять лет меня держали на ролях "подержи лошадь, скотина". У меня канадское "р", заявили мне. Но это просто отговорка. Я чужой. Чужой в своем ремесле. Что может быть оскорбительнее! Сколько можно терпеть?

Андрейка вздохнул:

-- Я бы потерпел...

-- Терпение -- религия иммигранта. А я родился в Канаде. Почему обязан терпеть?! Кэрен, положим, толстовата для голливудской звезды. Да, но не для канадской! В Канаде своя эстетика. И, кстати, свои меценаты, которые пока что смотрят на Голливуд снизу вверх... Тут есть все, чтобы начать... Чему ты улыбаешься, Эндрю?

-- Знаете, я вспомнил наш пионерский лагерь на Оке. Счастливое время! Через реку была протянута металлическая сеть.

Андрейка видит эту сеть своим мысленным взором. Вагонетки над рекой. Под ними сеть, чтоб торф с вагонеток, двигающихся над ней, не падал вниз, на пароходы, лодки... Сеть висит высоко, метрах в пятидесяти над водой. Она с широкими ячейками и очень старая.

Вожатые запрещают туда подыматься. Ну, раз запрещают, Андрейка стремится сбежать вместе с дружками хоть на часок из лагеря и пройти по сети. Считалось, пройти по сети -- сдать экзамен на человека...

Одному идти опасно. Некоторые ячейки сети проржавели. Рухнешь вниз -успеешь только вскрикнуть. Но если по двое, по трое, крепко взявшись за руки... Перебегают... Оступившихся вытягивают.

-- Барри, оказывается, так и в Канаде. Как в нашем лагере. Каждый пытается пройти на своей высоте даже по ненадежной сети. Может, это и есть свобода?..

-- Конечно! Человек может идти и по земле. Делать деньги, обрести власть, положение. Взять ссуду в банке и купить дом. Затем всю жизнь выплачивать. Спокойно, надежно, не так ли?! Но волен -- и по сетке, высоко над рекой, над пароходами и суетой бизнеса. Там, где птицы и гуляет ветер... Мне нравится ваша сетка, мистер Эндрю!..

Вырвались на скоростную трассу. Мотор взревел, как будто они в ракете. Засвистел ветер. Вот-вот взлетят...

Промчали мимо канадского Диснейленда, с его потешными дворцами и американскими горками, начались поля, кирпичные дома фермеров, с гаражами на две машины, хвойные посадки...

-- Оказывается, у вас вовсе не куриные мозги, господин бывший петух... Но если мир пуст, на чем-то надо стоять человеку, согласны? Иметь опору. Самосознание начинается с этого. Каждый идет по своей сетке. Жизнь требует риска. Вот только бы отцепиться от Америки... -- Он не досказал своей мысли, махнул рукой. Поменял кассету. Снова "Love... Love... Love".

Андрейка отвлекся от музыки, наслаждаясь свистом ветра и шорохом шин, к которым привыкаешь, и тогда они становятся тишиной. Мимо проносится березовая, кленовая, сосновая страна. Березки на отвесных скалах наклонены, как балерины, исполняющие на одной ноге свой танец.

Машина точно прорывается сквозь скалистые теснины, и снова леса, леса, леса...

Андрейка задремал, проснулся от полной тишины. Автомобиль стоял на обочине.

-- Садись за руль, -- сказал Барри.

-- Как? Здесь?.. У меня нет прав. Если остановит полиция...

Барри улыбнулся...

-- Ты законник, Эндрю!.. Риск -- благородное дело, не так ли? Где же учиться, как не на пустом хайвее?!

Широченный хайвей -- дорога скоростной езды, четыре полосы в каждом направлении, -- действительно пуст.

Андрейка перебрался за руль.

-- Вам не попадет, Барри?

-- Это моя проблема, Эндрю. Держись в правой полосе, и тогда никому нет до нас никакого дела...

Андрейка сжимает руль изо всех сил. Куда-то словно и природа пропала. Слышит только рев мотора. Мчит все с большей скоростью. Навстречу проносится автомобиль, мигнув огнями.

-- Впереди полиция! -- воскликнул Барри. -- Опять кого-то ищут!

-- Кого-то ищут, а найдут меня, -- упавшим голосом говорит Андрейка. Он съезжает по приказу Барри на обочину. Барри снимает с заднего сиденья диван. Там, оказывается, большое пустое "брюхо". Вроде тайного багажника.

-- Ныряй, Эндрю! Algonquin Park, куда едем, больше, чем Франция. Пусть они нас там ищут...

Андрейка ныряет в тайный багажник, Барри водворяет диван на место. Мчит...

Впереди, на мотоциклах, патруль. Задерживают Барри, но тут же отпускают.

3. КЕМП

Над головой Андрейки небо. Барри снял диван, и Андрейку почти ослепила голубая высота. Высокие сосны, которые раскачивает ветер.

Проскочили ворота. Ну и парк! Лесотундра, тайга! Голоса туристов слышались лишь вдоль дороги, похоже, пробитой в дебрях.

-- Севернее этого парка живут только французы, а над ними -- эскимосы и "нюфи", -- сказал Барри.

-- "Нюфи" -- это люди или звери? -- спрашивает Андрейка.

Барри хохочет.

-- Это жители Ньюфаундленда. Веселые и добрые люди. Любят смеяться над собой; наверное, чтоб над ними не смеялись. У вас кто вместо "нюфи"?.. Чукчи? Они тоже веселые?

Машина медленно движется по размытой, почти российской дороге. Андрейка снова садится за руль. Асфальт кончился. Они с Барри колотятся друг о друга еще минут сорок. Едут на минимальной скорости.

Поперек дороги стоит олень, неподвижно стоит, как памятник. Барри погудел. Олень неохотно сделал в сторону шаг-другой, вскинув голову, неся свои ветвистые рога, как корону.

Канадский лес живет своей жизнью, не боясь ни машин, ни людей. Барри остановился, кинул оленю кусок хлеба, тот брезгливо обнюхал и начал уплетать.

Пока стояли, к ним примчался, прыгая с куста на куст, глазастый черный енот, на которого были нацеплены кем-то детские вожжи. Закачался на ветке: не достанется ли ему чего-либо?

-- Здравствуй, Чарли, -- сказал Барри еноту. -- И ты перешел на "велфер"? Стыдоба! Домой! Домой!

Чарли прыгнул в открытую перед ним дверь и занялся своей коркой.

Тихо-тихо, лишь зеленые лапы елок шуршат то по бокам, то по крыше машины.

Свернули с насыпной дороги, и сразу крик сотен детей, которых высаживают из автобусов. Руководители в голубых галстуках принимают толстощеких, упитанных детей лет десяти -- двенадцати. У одних девочек и мальчиков -- тощая брезентовая сумка, у других -- по два рюкзака.

Дети бросаются друг к другу, обнимаются, давно не виделись. В стороне толпится небольшая группа, постарше. Они без голубых галстуков; в руках одной из девушек кастрюля.

-- Барри! Барри! -- кричат оттуда.

-- Идем! -- зовет Барри Андрейку повеселевшим голосом.

Пока знакомые окружают Барри, Эндрю незаметно проскальзывает в бревенчатую хату, в которой, видно, они будут жить. В хате пахнет дымком, смолой, но отрадней всего -- аромат соснового теса, которым обит потолок.

-- Пахнет дачей, -- говорит Андрейка. -- Открытку бабушке отсюда...

Андрейка смотрит из окна на то, как руководители разводят детей по свежевыкрашенным бревенчатым хатам. Но дети то и дело останавливаются. Отовсюду к ним бегут черные и серые белочки. Стоят столбиками, переднюю лапку протягивают за подарком, вторую прижимают к сердцу. Кормильцы приехали!

За спиной Андрейки скрипят доски террасы, входят Барри и его знакомые. Эндрю отходит в темноватый угол, вдыхая запахи сруба. В разговоры не вступает.

Первым это замечает Джек Рассел, шеф-повар, толстенький, коротконогий, с тройным подбородком и черными, блестящими от бриллиантина волосами, похожий на жучка-короеда. "Жучку" лет двадцать пять. Видно, он любит подтрунить над людьми. Каждому входящему в дом он бросает что-либо язвительное. Понятие деликатности ему чуждо.