Михаил Лермонтов - Выхожу один я на дорогу… (сборник) Страница 7

«Расстались мы; но твой портрет…»

Расстались мы; но твой портретЯ на груди моей храню:Как бледный призрак лучших лет,Он душу радует мою.И новым преданный страстям,Я разлюбить его не мог:Так храм оставленный — все храм,Кумир поверженный — все Бог!

Кинжал

Люблю тебя, булатный мой кинжал,Товарищ светлый и холодный.Задумчивый грузин на месть тебя ковал,На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднеслаВ знак памяти, в минуту расставанья,И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,Но светлая слеза — жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,Исполненны таинственной печали,Как сталь твоя при трепетном огне,То вдруг тускнели, то сверкали.Ты дан мне в спутники, любви залог немой,И страннику в тебе пример не бесполезный:Да, я не изменюсь и буду тверд душой,Как ты, как ты, мой друг железный.

«Гляжу на будущность с боязнью…»

Гляжу на будущность с боязнью,Гляжу на прошлое с тоскойИ, как преступник перед казнью,Ищу кругом души родной;Придет ли вестник избавленьяОткрыть мне жизни назначенье,Цель упований и страстей,Поведать — что мне Бог готовил,Зачем так горько прекословилНадеждам юности моей.

Земле я отдал дань земнуюЛюбви, надежд, добра и зла;Начать готов я жизнь другую,Молчу и жду: пора пришла;Я в мире не оставлю брата,И тьмой и холодом объятаДуша усталая моя;Как ранний плод, лишенный сока,Она увяла в бурях рокаПод знойным солнцем бытия.

«Как небеса, твой взор блистает…»

Как небеса, твой взор блистаетЭмалью голубой,Как поцелуй, звучит и таетТвой голос молодой;За звук один волшебной речи,За твой единый взгляд,Я рад отдать красавца сечи,Грузинский мой булат;И он порою сладко блещет,И сладостней звучит,При звуке том душа трепещетИ в сердце кровь кипит.Но жизнью бранной и мятежнойНе тешусь я с тех пор,Как услыхал твой голос нежныйИ встретил милый взор.

«Она поет — и звуки тают…»

Она поет — и звуки тают,Как поцелуи на устах,Глядит — и небеса играютВ ее божественных глазах;Идет ли — все ее движенья,Иль молвит слово — все чертыТак полны чувства, выраженья,Так полны дивной простоты.

Дума

Печально я гляжу на наше поколенье!Его грядущее — иль пусто, иль темно,Меж тем, под бременем познанья и сомненья,В бездействии состарится оно.Богаты мы, едва из колыбели,Ошибками отцов и поздним их умом,И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,Как пир на празднике чужом.К добру и злу постыдно равнодушны,В начале поприща мы вянем без борьбы;Перед опасностью позорно-малодушны,И перед властию — презренные рабы.Так тощий плод, до времени созрелый,Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,Висит между цветов, пришлец осиротелый,И час их красоты — его паденья час!Мы иссушили ум наукою бесплодной,Тая завистливо от ближних и друзейНадежды лучшие и голос благородныйНеверием осмеянных страстей.Едва касались мы до чаши наслажденья,Но юных сил мы тем не сберегли;Из каждой радости, бояся пресыщенья,Мы лучший сок навеки извлекли.Мечты поэзии, создания искусстваВосторгом сладостным наш ум не шевелят;Мы жадно бережем в груди остаток чувства —Зарытый скупостью и бесполезный клад.И ненавидим мы, и любим мы случайно,Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,И царствует в душе какой-то холод тайный,Когда огонь кипит в крови.И предков скучны нам роскошные забавы,Их добросовестный, ребяческий разврат;И к гробу мы спешим без счастья и без славы,Глядя насмешливо назад.Толпой угрюмою и скоро позабытойНад миром мы пройдем без шума и следа,Не бросивши векам ни мысли плодовитой,Ни гением начатого труда.И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,Потомок оскорбит презрительным стихом,Насмешкой горькою обманутого сынаНад промотавшимся отцом.

Поэт

Отделкой золотой блистает мой кинжал;Клинок надежный, без порока;Булат его хранит таинственный закал —Наследье бранного востока.Наезднику в горах служил он много лет,Не зная платы за услугу;Не по одной груди провел он страшный следИ не одну прорвал кольчугу.Забавы он делил послушнее раба,Звенел в ответ речам обидным.В те дни была б ему богатая резьбаНарядом чуждым и постыдным.

Он взят за Тереком отважным казакомНа хладном трупе господина,И долго он лежал заброшенный потомВ походной лавке армянина.Теперь родных ножон, избитых на войне,Лишен героя спутник бедный,Игрушкой золотой он блещет на стене —Увы, бесславный и безвредный!Никто привычною, заботливой рукойЕго не чистит, не ласкает,И надписи его, молясь перед зарей,Никто с усердьем не читает…В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,Свое утратил назначенье,На злато променяв ту власть, которой светВнимал в немом благоговенье?Бывало, мерный звук твоих могучих словВоспламенял бойца для битвы,Он нужен был толпе, как чаша для пиров,Как фимиам в часы молитвы.Твой стих, как Божий дух, носился над толпой;И, отзыв мыслей благородных,Звучал, как колокол на башне вечевой,Во дни торжеств и бед народных.Но скучен нам простой и гордый твой язык,Нас тешат блёстки и обманы;Как ветхая краса, наш ветхий мир привыкМорщины прятать под румяны…Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?Иль никогда на голос мщеньяИз золотых ножон не вырвешь свой клинок,Покрытый ржавчиной презренья?..

Три пальмы

(Восточное сказание)

В песчаных степях аравийской землиТри гордые пальмы высоко росли.Родник между ними из почвы бесплодной,Журча, пробивался волною холодной,Хранимый, под сенью зеленых листов,От знойных лучей и летучих песков.

И многие годы неслышно прошли;Но странник усталый из чуждой землиПылающей грудью ко влаге студенойЕще не склонялся под кущей зеленой,И стали уж сохнуть от знойных лучейРоскошные листья и звучный ручей.

И стали три пальмы на Бога роптать:«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?Без пользы в пустыне росли и цвели мы,Колеблемы вихрем и зноем палимы,Ничей благосклонный не радуя взор?..Не прав твой, о небо, святой приговор!»

И только замолкли — в дали голубойСтолбом уж крутился песок золотой,Звонков раздавались нестройные звуки,Пестрели коврами покрытые вьюки,И шел колыхаясь, как в море челнок,Верблюд за верблюдом, взрывая песок.

Мотаясь висели меж твердых горбовУзорные полы походных шатров;Их смуглые ручки порой подымали,И черные очи оттуда сверкали…И, стан худощавый к луке наклоня,Араб горячил вороного коня.И конь на дыбы подымался порой,И прыгал, как барс, пораженный стрелой;И белой одежды красивые складкиПо плечам фариса вились в беспорядке;И, с криком и свистом несясь по песку,Бросал и ловил он копье на скаку.Вот к пальмам подходит шумя караван:В тени их веселый раскинулся стан.Кувшины звуча налилися водою,И, гордо кивая махровой главою,Приветствуют пальмы нежданных гостей,И щедро поит их студеный ручей.Но только что сумрак на землю упал,По корням упругим топор застучал,И пали без жизни питомцы столетий!Одежду их сорвали малые дети,Изрублены были тела их потом,И медленно жгли их до утра огнем.Когда же на запад умчался туман,Урочный свой путь совершал караван;И следом печальным на почве бесплоднойВиднелся лишь пепел седой и холодный;И солнце остатки сухие дожгло,А ветром их в степи потом разнесло.И ныне все дико и пусто кругом —Не шепчутся листья с гремучим ключом:Напрасно пророка о тени он просит —Его лишь песок раскаленный заносит,Да коршун хохлатый, степной нелюдим,Добычу терзает и щиплет над ним.

Молитва