Сергей Лукницкий - Бином Всевышнего Страница 7

погибло бы около сорока миллионов человек, он говорил, о том, что в сороковых годах Россия вела большую войну с Германией, потом эта война продолжалась на территории Европы и называлась она второй мировой.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С тевтонской силой темною,

С германскою ордой,

писал учитель Рыбинской гимназии Боде в 1916 году. И эта песня была бы актуальной и во вторую мировую, если бы та состоялась.

Можно было бы, конечно, никуда не ездить и все это сочинить, но провидение ведь уже все сочинило, нам остается быть только незримыми свидетелями фильма, показываемого нам самим Небом.

Говорил дядюшка и еще много удивительных вещей. Например, он достал из старомодного портфеля и положил мне на стол описание лагерей смерти на территории Великороссии. Я взглянул на автора этого трактата и его имя мне ничего не сказало - Солженицын (лишь потом я вспомнил, уж больно неординарная фамилия, что мне известны его, впрочем, весьма посредственные работы по истории и филологии - "акватории" Рязанского университета) может быть, вполне достойный человек для своего времени, но мне, сегодняшнему, который занят иными вещами, а именно собой, сочинительством и решением совершенно других задач, все это начинало претить.

Поэтому, я надеюсь, вы не будете очень строго осуждать меня за то, что я, еще не дослушав дядюшку до конца, уже твердо решил, что, конечно, его просьбу я исполню, в другое время поеду, но по возможности постараюсь сделать там все так, чтобы моим близким, моему окружению и, конечно же, моей стране жилось бы столь же прекрасно, как сегодня.

- Между прочим, - напутствовал меня дядюшка, - ты даже не полюбопытствовал, откуда в роду нашем оказалось это бюро. Так вот, я хочу тебе сказать, что построено оно было в России в конце позапрошлого века, по-видимому, в имении твоих предков - Лукиницах, но попало в Россию при весьма странных обстоятельствах. Его привезли из Италии, привезла твоя прабабушка, племянница флибустьера, урожденная Лагорио.

Это бюро сначала плавало на пиратском корабле вместе с ее дядюшкой, а потом в качестве приданого было передано твоему прадеду для того, чтобы он хоть как-то мог адаптироваться на первых порах с итальянской женой.

Это все, как в сказке Андерсена про Стойкого Оловянного Солдатика, которого проглотила рыба, потом рыбу поймали, и он оказался в той же комнате, где жил когда-то раньше.

- Ну вот так-то, малышик, - сказал дядюшка и стал раскланиваться.

Я секунду посидел и подумал над его словами, а потом встал и проводил его до двери, не стал задерживать. Наши с ним разговоры могут продолжаться и день, и ночь, и два дня подряд. Дядюшка превосходный собеседник, но, к сожалению, он не способен изложить откровения, часто его посещающие, на листах бумаги. Если бы пас соединить, из нас получился бы неплохой писатель.

Договорившись встретигься с дядюшкой у него дома, потому что путешествие во времени мне надлежало совершить из его квартиры, а он жил неподалеку, здесь же, на Каменноостровском, я вернулся к своему столу, однако, тотчас же спохватившись, нажал кнопку селектора, позвонил привратнику, чтобы дядюшку усадили в машину - все-таки ему уже лет много.

Дядюшка, хотя ему ехать было всего три минуты до дома, дразнить слишком долгой паузой меня нс стал, а прямо из машины сообщил, что Аляска по его теории истинного времени, оказывается, американцами России возвращена не была. Более того, на ней было в 1964 году землетрясение.

Кирилл Николаевич, вероятно, решил, что для меня как для члена Русского Императорского Географического общества это главный аргумент в пользу того, чтобы я как можно скорее собрался н этот временной вояж.

- И, пожалуйста, без метерлинкщины, - заявил мне дядя на прощание.

ЧАСТЬ II.

НАШЕ ВРЕМЯ

Глава 4

Доктор Сильвано Черви был очень солидным и респектабельным человеком. Он был высокого роста, крепок и широкоплеч, с благородными европейскими, северными чертами лица, седовласый и всегда невероятно спокойный. Когда он степенно 'пел по московским улицам, то многие оглядывались ему вслед просто из любопытства: в России солидность, неторопливость и спокойствие перестали быть нормой бытия, и суетным людям, конечно, интересен был встреченный человек.

Сейчас он с ощущением полно прожитого дня засыпал в своей постели, совершенно позабыв о том наваждении, которое только что испытал и которое успел, не полениишись, зарисовать.

Комната снова погрузилась во мрак, буйство странных мыслей постепенно утихло, и сон безудержный, сон отдохновенный стал постепенно сковывать его огромное тело.

Не знал засыпающий Спльвано Черви, что мерцающий таинственным светом белый шар, который он видел сегодня в начале третьего ночи, отнюдь не исчез, он лишь растворился в его сознании, стал невидимым взору, принял иную форму, п произошло это с тем, чтобы продолжить преподавание степенному итальянцу того урока, который был сутью его программы.

Поэтому то, что Сильвано Черви видел во снах, снами отнюдь не было. Это были не сны, это были картинки его прошлой жизни, отсветы которой в его сознании и рождали ассоциации того, что все это с ним уже когда-то происходило.

Сон липкий, сон желтый, сон, похожий на южное марево угасающего дня, сковал Сильвано Черви до такой степени, что ему стало трудно дышать. И вот, казалось, уже в ту секунду, когда он вот-вот задохнется, ибо какая-то косматая лапа набросила свои пальцы-щупальцы на его шею и перехватила дыхание, именно в этот миг вдруг ощутил он себя в удивительно красивом вечернем девственном лесу, на какой-то благоухающей поляне, полной цветов и лиственных деревьев, стал дышать полной грудью и совершенно этому не удивился, потому что те силы, которые экзаменовали его мозг, заставляя из осколков и уголков сознания выискивать память прошлого, были запрограммированы таким образом, чтобы отнюдь пс испугать современного интеллигентного человека, а лишь приблизить его своим уроком к истине. Поэтому одно слово скользнуло в сознание Спльвано Черви, и этим словом было "сои".

Совершенно успокоившись этому слову, Сильваио и в самом деле уверился, что он спит, и стал с удовольствием смотреть сон про самого себя, нимало не заботясь о том приятном, впрочем, факте, что во сне он был молодым и бодрым, веселым и подвижным более, чем теперь. Но что это? Почему вокруг нет никаких строений и его не гложут мысли о телефонах, о работе, почему на этой дивной поляне единственной его заботой в этом сне были поиски какого-то цветка, который назывался "лесной тюльпан".

Объяснений всему этому не было, да доктор Черви и не искал их.

Последняя связь его с реальным миром произошла в ту секунду, когда уже во сне, видя самого себя, он понял, что этот некто, совсем еще юный и красивый молодой человек, ищущий лесной тюльпан, он сам, но только в какой-то далекой первой жизни.

И тогда почел себя вправе спросить его-ссбя: "А что это за цветок?"

И хотя не был ботаником, более того, к природе относился всегото на уровне передач телевидения, касающихся природы, все равно заинтересовался по-настоящему, и, отметив про себя, что когда он досмотрит сон до конца и утром проснется и поцелует жену, он обязательно найдет с утра время для того, чтобы обнаружить в энциклопедии такое растение, которое снилось ему в этот вечер. Обязательно это надо сделать: быть может, в этом есть какой-то свой символ.

После короткого эпизода самоконтроля, мозг Сильвано Черви настроился таким образом, что уже больше самоконтроля не допускал и весь оказался во власти сил сна.

Все глубже и глубже опускался Сильвано в лесную чащу. Казалось, он летит на невидимых санках с незаснеженного холма. Впереди был лес, по сторонам - отталкивающая пустота, а темный дол манил его и вместе с тем пугал. Тяжелые ветви лиственных и хвойных деревьев стлались по земле. И вот он уже не скользит, а тяжело идет по хлюпающему мху, он видит крошечные полянки, редкие полянки в лесу, но не останавливается, куда-то идет, наблюдая, как по этим полянкам подпрыгивают и низко летают в ожидании грозы большие птицы.

Мир вокруг обнаружился множественно населенным. Сильвано увидел вдруг прямо под ногами пустой муравейник; он нисколько не удивился, потому что знал, - это не страшно, ведь если нет муравьев, это значит, что они спрятались и скоро пойдет дождь. Он взглянул на небо, увидел там, на сером его фоне мчащиеся грозовые тучи. Быстро темнело, и хотя Сильвано помнил эту лесную дорогу, ибо прожил в той славной жизни почти двадцать лет, и все его предки жили в деревне, находящейся на краю этого леса, он убыстрил свой шаг, потому что оставаться одному в лесу, да еще совершенно без всякой надежды спастись от дождя, ему не хотелось.

Внезапно справа от него раздался звук дикий, но узнаваемый.

Было ощущение, что с корнем вырвали кустарник. Взглянув туда, он заметил что-то белое, блеснувшее в страшном лесу, но не испугался, а рассмеялся: в чаще леса исчезал перепуганный несущейся грозой и ее предвестьем - тишиной, обыкновенный шерв - лесной олень, который пробирался к своему семейству, надеясь успеть защитить его, когда грянет гром.