Федор Крюков - Из дневника учителя Васюхина Страница 7

— Можно, я думаю, уломать и старуху?

— Э!.. Уломать?..

Мой собеседник махнул рукой и ничего не сказал больше. Потом, после долгой паузы, привстал с места, поклонился и заговорил:

— Так сделай милость, напиши просьбицу-то… Пускай он покланяется нам со старухой при стариках, прощенья попросит… Поучить надо…

Пришлось-таки удовлетворить его желание.

5 октября

Сегодня утром Никитич, подавая самовар, поразил меня целым рядом сенсационных новостей.

— Ну, яр-монка! — воскликнул он с несвойственным ему оживлением.

— А что? — спросил я.

— Перебесился народ!..

И видя, что я смотрю на него вопросительно, ожидая разъяснений, он начал неторопливо и с явным удовольствием:

— Первое дело: наш сосед Антоныч жену убил…

— До смерти?

— Хочь не до смерти, а половина головы без волос осталась… Второе: Климка, наш читатель (Никитич абонентов библиотеки называет читателями), вчера удивлял тоже… потеха!.. Напился пьяней грязи и к попу пришел. «Желаю, — говорит, — перемазаться в вашу веру». Народу за ним ихняго, — по старой вере, — страсть!.. Шумят, играют, свистят, ребятишки котятами в него шибают… Просто — смех один! пьяный… без шапки…

Никитич захрипел от смеха и покрутил головой.

— Теперь третья новость: Катерина бежала… Медведева.

— Как «бежала»? — воскликнул я в изумлении.

— Так. С купцом, говорят, скрылась, с тарханом с каким-то… Отец поскакал догонять.

— Не может быть!

— Чего «не может быть»? Я сам Михайлу видал: верхом поскакал давеча — чуть свет. «Куда?» — спрашиваю. Махнул рукой, ничего не сказал. Бежала! Ночь-то ее по всей станице искали: всю родню обошли и подруг — нигде не оказалось… А с вечера видали ее — с купцом с каким-то стояла, с тарханом.

Я был изумлен этой новостью, которую Никитич так коварно приберег к концу. Мне трудно поверить и сейчас в возможность этого факта — чтобы Катя убежала с каким-то первым встречным, не желая выйти замуж за нелюбимого человека. Не такова она, я уверен. Но то, что она скрылась, не подлежит сомнению. Не более часу назад встретил я на улице Климку: мрачен, как туча. Спрашиваю: «Как дела?»

— Идут.

Ответ был холодный, не располагавший к продолжению разговора, но я все-таки спросил шутливо беззаботным тоном:

— Что же это вы невест-то плохо бережете?

Он хмыкнул, надвинул фуражку на глаза и процедил сквозь зубы:

— Одной шалавой меньше…

Потом, увидав полицейского Кирея, быстро повернулся и пошел ему навстречу. На ходу, обернувшись ко мне, он крикнул со злобным смехом:

— Не тужите, Алексей Егорыч, не пропадет! Пригонят по этапу!..

6 октября

Вчера вечером казаки, — Климка с товарищами, с участием полицейского Кирея, — изувечили какого-то торговца, заподозренного ими в том, что он укрывает у себя Катю. Разделали, кажется, «под орех». Мне случилось зайти сегодня к атаману насчет отчисления обычной суммы для вы писки учебников — и тут я был свидетелем следствия, которое производил по делу об этих увечиях станичный атаман.

— Я вас, с… сынов, всех под суд отдам! Это — блюстители порядка (так и этак).. а?! — кричал внушительным басом атаман, перед которым стоял один только полицейский Кирей, огромный, красный, смущенный, с вытаращенными глазами, высматривавший довольно смешно и жалко.

— Ваше благородие! — виновато хрипел Кирей. — Дозвольте вам объяснить — он у нас человека задавил… Вам со стороны люди подтвердят. Федор-писарь, Федор Иваныч, — он при этом деле был…

— Кто — он?

— Этот самый кошкодер… То есть кошатник…

— За это его и убивать? Да кто вам, с… сынам, дал такие права?! А? людей убивать?! а?.. ах, вы…

— Никак нет, вашбродь. Мы его не били… Но только он с нами когда грубо поступать стал и обругивать… то есть, он нас так обкладал неподобными словами, что страшно слушать было!.. Тут, действительно, в горячке Климка его вдарил… А я в этом кошатнике не виноват, вашбродь!..

— Я у вас найду виноватого! я найду! Все, с… сыны, в Сибирь пойдете… Чем он вам виноват? Чем?! у-у-у… так увечить человека? а?.. за что вы его изувечили? а?! за что?!! я тебя спрашиваю, морда!!. а?!!

Атаман, стиснув зубы, тряс своим внушительным кулаком под носом у Кирея. Кирей слегка, очень почтительно и как бы виновато, пожал плечами, не отводя рук от швов, и покорно склонил на бок голову.

— Вашбродь! дозвольте вам доложить: мы его не увечили. Я так и говорил ребятам: «Кулаками бейте, а ногами не сметь… Чтобы расколу кости никакого не могло быть»… Предупредил я, вашбродь! Конечно, в горячке тут не усмотрели, вышла ошибка — два зуба ему вышибли… Климка, собственно, подлец… Ну, тут… он ведь как ругался-то, вашбродь! Никакой возможности терпеть не было…

В выпученных глазах и в склоненной на бок голове Кирея появилось выражение оскорбленного и покорного недоумения.

— Кабы не в ошибке дело, вашбродь! — продолжал он тоном извинения, сделавши краткую паузу. — Главное, Климка в сердцах здорово бил, — человек он при силе, мономент просто, — ну он, действительно, и старался… «Отдай, — говорит, — девку!..»

— У-у, м-мерзавцы!.. ффа!!.

— Так точно, вашбродь! Он полагал: купец виноват, а купец в девке не виноват оказался: она в погребу сидела…

— Вот видите! (Атаман сначала обратился в мою сторону, как бы приглашая меня в свидетели, а потом энергически ткнул перстом в сторону Кирея). А вы… а-ах, вы…

— Так точно, вашбродь… В ошибке дело вышло — сознаю, вашбродь… Через них, можно сказать, и я мог оказаться перед вашим благородием мерзавцем, а я за конфуз для себя всегда считал… Так точно, вашбродь… Я понимаю, к чему я обязан… И прочее… Вчера объявилась… Продиктованная девка! Он, вашбродь, свою линию гнул, Климка: в воскресенье, значит, запой будет… Говорят, Катьку за него согласился отдать Михаила. «После такой страмоты, — говорит, — кто ее возьмет? Пускай идет за этого черта!» В церковную веру перемазывается Климка… Рад с… сын! Сейчас, при радости, с купцом ходил мириться… Вы, вашбродь, не сумлевайтесь, мы покончим дело без суда. Нам самим, вашбродь, канфуз на себя наложить не желательно. Мы сроду ни с кем не судились и не желаем даже… Вот теперьча Климка этого купца спиртом растер и внутрь ему спирту дал. Купец говорит: «Воздыхание в грудях стало будто полегче»… Только вот в деньгах не сойдемся: он просит пять рублей за два зуба и ведро водки — это уж вон в какую цифру хлыщет! А мы с своей стороны согласны деньгами два целковых и полведра водки…

Устал ли атаман выражать свой гнев или дальнейшие сообщения доблестного представителя станичной полиции действовали на него умиротворяющим образом, но он, сохраняя суровый, негодующий вид, внимал все-таки довольно спокойно своему сотруднику по охранению порядка. И Кирей, точно чувствуя под ногами более твердую почву, продолжал свое повествование уже с чисто эпическим спокойствием, которым, пожалуй, можно было бы даже полюбоваться, если бы не эта… святая простота…

Возвращаясь от атамана, я встретил Климку. На лице — счастливое, глупое и торжественное выражение; в руках — узелок, по-видимому, с пряниками и орехами. Увидев меня, он широко улыбнулся и раскланялся. Что за сила, в самом деле, и какая красота в этом могучем теле, в этом добродушном, смуглом лице с пробивающейся бородкой!

— Как дела? — спросил я у него.

— Ничего, слава богу! В вашу веру перехожу…

— Что же, милости просим. Почему так?

— Да собираюсь жениться…

— Дело не плохое. В добрый час!

— Нижающе благодарим!

— А не секрет — на ком?

Улыбка его расплылась во всю ширину лица, и, не глядя на меня, он ответил:

— Гляди, небось слыхали? У Медведевых беру… Катерину…

— Вот как! А я слышал, что ее по этапу должны были прислать?..

Он придвинулся ко мне так близко, что я мог слышать от него запах водки, и, понижая голос почти до шепота, сказал:

— Да ведь она дома скрывалась! Со снохой своей оне все это оборудовали. Два дня в погребу высидела! — воскликнул он громко, с искренним торжеством, и потом опять зашептал: — Туда ей сноха и есть носила… Жених приехал постелю брать — ее нет… Скандал!..

Климка комически зажмурил глаза, поднял брови, вздернул плечами и как-то особенно изогнулся. Видно было, что он находится в чрезвычайно взвинченном состоянии.

— Начал он Михаилу страмотить. «В суд, — говорит, — подам за бесчестье! ста рублями со мной не разделаешься за такое дело»!.. И Михаила осерчал. «Ты, — говорит, — не в правах меня при всем народе конфузить… Долой с моего двора!..» Прогнал!..

Он произнес последнее слово тонким, ликующим голосом и визгливо засмеялся, качаясь всем корпусом.

— Прогнал… — повторил он с удовольствием. — Ну, в обеды вчера прогнал, а она сейчас же из погреба вылезла, Катерина… Хват-девка? а?.. Молодчина!.. Отец за бечеву, она — утекать… Ну, тут мать вступилась, не дали ему бить… Вечером приходит ко мне брат ее, Сашка, — он мне друг ближающий… «Идите, — говорит, — к нам…» Я сейчас отцу в копыта: «Не лиши, дрожайший родитель»… и прочее… Ну, старик поломался-поломался и согласился. Мать долго-таки кричала… два раза костылем даже огрела, ну, тоже сдалась… И вот, значит, сегодня «стклянку» распиваем…