Владимир Сорокин - Роман Страница 70

- Отлично, отлично! - воскликнул Антон Петрович, - Татьяна Александровна, разрушайте, разрушайте эти косные обычаи! Невеста, а тем более жених должны есть наравне со всеми, и я первый брошу курицей в того, кто скажет обратное! Роман Алексеевич, а ты что отстаешь? Воздай, воздай должное русской кухмистерии!

Романа не пришлось долго уговаривать: подцепив на вилку зажаренный в сметане петушиный гребешок, он отправил его в рот; гребешок оказался нежнейшим, слабо похрустывающим на зубах; за ним последовали: две раковых шейки, пропитавшиеся кисло-сладким томатным соусом, кусок заливной белуги, черная икра, салат из свежих помидоров, соленые волнушки и, наконец, нежнейший поросенок с хреном, солидный кусок которого положил Роману в тарелку Антон Петрович.

- Без поросятины, брат, мы тебя не выпустим! - басил он, сразу наливая ему большую рюмку водки и подмигивая Красновскому, который, понимающе кивнув, плюхнул не меньший кусок в тарелку Татьяны.

- Что вы, зачем же.. - беспомощно улыбнулась Татьяна, но Красновский тут же забормотал, накладывая ей белоснежного хрена:

- Татьяна Александровна, этот поросеночек утром еще по травке бегал, а теперь вот изволит лежать на блюде и приветствует вас. Видите, видите, как он подмигивает? Подмигивает и говорит - скушайте мой бочок, Татьяна Александровна, не пожалеете!

- Танечка, не отказывайтесь! - советовала тетушка - Это прелесть что такое.

- Не скромничайте, Татьяна Александровна, - заговорила Красновская, быстро управляясь со своим куском, - Здесь все свои, а поросятина такая нежная, просто тает на языке...

- Да с хренцом, с хренцом! Мммм! - качал головой быстро жующий отец Агафон.

- Да и сметаночкой сдобрить можно, - советовала попадья.

- Все, все можно! - поднял свою рюмку с водкой Антон Петрович, - Но сперва - выпить! Выпить непременно!

- За здоровье жениха и невесты, - подсказал знакомый усталый голос.

Все повернулись и увидели Клюгина, стоящего в проеме двери, ведущей в прихожую. На нем был старый черный фрак с длиннющими фалдами, в руках он держал букет георгинов и продолговатую коробку, перевязанную бечевкой. Появление его было столь неожиданно, что сидящие за столом замолчали и в полной тишине смотрели на фельдшера.

Только на лугу, у крестьян, было по-прежнему шумно и весело.

Не смутившись замешательством гостей, Клюгин подошел к Татьяне и, протянув ей букет, произнес:

- Поздравляю.

Роману он положил на руку коробку, произнеся то же самое.

- Прошу простить меня за опоздание, - обратился он ко всем, и в его голосе помимо усталости слышалась грусть.

- А вот и не простим! - первым опомнился Антон Петрович, берясь за горлышко графина и приподнимаясь с места. - Без штрафу не простим, Herr Doktor! Ну-ка, бокал, бокал сюда!

Кудрявый парень в кумачовой рубахе подошел с бокалом, стоящим на подносе.

Воспенников быстро наполнил его водкой:

- Вот этак-с... Извольте, Herr Doktor! Пришла пора платить по векселям!

Дядюшка кивнул головой, парень отошел и поднес бокал Клюгину.

Все смотрели на фельдшера. Он молча взял бокал, поднес к губам, выпил, словно воду и, ничуть не поморщась, поставил на поднос.

- Браво!! - тряхнул головой Антон Петрович, - Вот это по-русски! Просим к столу!

Все оживились и заговорили.

Клюгин прошел мимо сидящих и сел в самом конце стола рядом с Валентином Евграфычем.

- Отлично, отлично! - повторял Антон Петрович, потирая руки и оглядывая стол, - Кворум есть, а посему надо непременно выпить под поросенка!

- Прекрасная идея! - воскликнул Красновский, - Только ты, Антон Петрович, сперва скажи что-нибудь. Считай, что я тебе передал рог тамады!

- Ну, брат, спасибо! - усмехнулся дядюшка под общее оживление, - Но только я по заказу говорить не умею. А посему скажу тогда, когда время придет! Теперь же тост мой будет краток:

- За здравие....

- Антона Петровича Воспенникова! - громко произнес Роман, вставая с рюмкой в руке.

Дядюшка стал было укоризненно качать головой, но этого тоста явно все ждали, поэтому тут же раздались одобрительные голоса:

- За Антона Петровича!

- Правильно! Давно уж пора!

- Здравие Антона Петровича!

- Пьем за твое здоровье, Антоша!

- Во здравые дорогого и желанного Антона Петровича!

- Будь здоров, Антон! Будь здоров!

Хор голосов заставил дядюшку смириться и, со счастливой улыбкой, со свойственным ему достоинством, он принялся чокаться со всеми, каждый раз склоняя свою красивую голову и громко говоря:

- Благодарю! Сердечно благодарю!

Крестьяне, заметив, что на террасе приветствуют Воспенникова, стали подниматься с наполненными стаканами в руках, голоса одобрения слышались среди них.

Вдруг какая-то баба, обходя крестьянские столы, стала пробираться к террасе, осторожно неся свой стакан с водкой. Роман сразу узнал в этой бабе Ротатиху. Приблизившись к террасе, она подождала, пока ее заметят и, когда Антон Петрович повернулся к ней, заговорила своим высоким резким голосом, сильно волнуясь:

- Я вот тутова хочу вам оказать, благодетель ты наш, Антон Петрович, чтоб... и что спасибочко вам за то, что позаботилися о погорельцах бедных, что и поспособствовали нам, храни тебя Господь, родной ты наш! Сама Бога за тебя молить буду и дитям своим прикажу, чтоб молилися по гроб жизни! Спаси тебя Христос!

Она быстро поставила стакан на землю и тут же поклонилась в ноги Антону Петровичу.

- Спаси Христос! Дай Бог здоровья! - послышались голоса крестьян.

Антон Петрович подошел к краю террасы и, подняв рюмку, во весь голос произнес:

- Спасибо, честные труженики! Храни вас Бог!

Слова эти вызвали настоящую бурю одобренья: каждый из крестьян захотел сказать что-то, и шум голосов заполнил все вокруг:

- Спасай Христос, спасай Христос!

- Сто лет тебе жить и не умереть!

- Дай Бог здоровьица, да достатку!

- Чтоб и долгие лета Антону-то Петровичу!

- Слава Отцу и Сыну и Духу Святу!

- Живи сто лет, Антон Петрович!

- Родной ты наш, живи не умирай!

Слушая этот неумолкающий хор, Антон Петрович расчувствовался и прослезился. Сняв пенсне и заморгав, он постоял с проникнувшимся лицом, а потом, повернувшись к крестьянам, поднял руку.

Все разом смолкли, поняв, что он будет говорить.

- Дорогие мои, - прочувственно начал он после небольшой паузы, - Вижу, что любите меня, вижу, все вижу. Один Бог знает, как доволен я, что пришли вы сегодня сюда, ко мне в мой дом, чтобы разделить с нами огромную радость. Смотрю я на вас и вот что мне хочется сказать вам, сказать от всего сердца... - он помолчал и произнес сильно и громко, - Спасибо вам! Спасибо от меня и от всех сидящих на этой террасе! Спасибо за трудную крестьянскую долю, за ваш ежедневный честный труд, плодами которого мы все пользуемся! Без вашего труда, без ваших добрых и верных крестьянских рук не может обойтись Россия! Не может обойтись она и без ваших сердец, преданных своей Родине! Как великие Атланты, держите вы на своих трудовых плечах огромную Россию - матушку и верно служите ей! За великий труд сей, за преданность Отечеству спасибо вам, люди русские!

Он склонил седую голову.

- Ура, братцы! - выкрикнул Аким, - Ура Антону Петровичу!

- Ура! Урааа!! Урааа! - на все лады закричали крестьяне. Антон Петрович поднял рюмку, широким движением руки обвел кричащую крестьянскую толпу и эффектно опустошил рюмку. Крик, как по команде, стих, и крестьяне, запрокинув головы, стали пить. На террасе все тоже выпили и с аппетитом приступили к поросенку.

- Ах, смерть моя! - пробормотал Красновский, отправляя в рот солидный кусок, сдобренный хреном, - Ммм... с ума сойти...

- Господи, как все ладно и хорошо! - качал головой Антон Петрович, заправляя салфетку за ворот, - Все вместе, погода отличная, водочка из погреба... Эх! Кабы скинуть еще годочков двадцать! - он подмигнул Роману.

- Кабы тебе, Антон Петрович, скинуть годочков.... даже не двадцать, а, скажем - пять, - бормотал, жуя Красновский, - То ты бы...мммм... сначала б всех нас смехом уморил, потом...

- Потом бы заставил мужиков петь "Хованщину"! - подсказала тетушка, - А потом...

- Вызвал бы Романа Алексеевича на дуэль! - со смехом подсказала Красновская.

- И застрелил бы, чтобы занять его место! - воскликнул Красновский.

Все засмеялись.

Антон Петрович, смеясь, покачал головой:

- Ну нет! Романа подстрелить мне б не удалось. Он сам кого хочешь подстрелит! А вот тебя, Петр Игнатьевич, я бы точно подстрелил!

- И куда же ты меня, позволь спросить, подстрелил бы? - поднял голову Красновский, - В сердце, в голову?

Антон Петрович выжидающе помолчал к громко сказал:

- В хлупь!

Все расхохотались.

Роман смеялся, откинувшись назад, и даже Татьяна рассмеялась, спрятав лицо в ладонях.

Крестьяне тоже смеялись, хотя многие не поняли, о чем шла речь.

- За мной должок, мсье актер! - грозил пальцем Красновский.

Посмеявшись, все принялись за поросенка, и за какие-то десять минут от него осталась только голова, сжимающая в застывшей улыбке морковку. Роман заметил, что Татьяна совсем перестала стесняться, и шаловливая детская улыбка то и дело озаряла ее лицо. Она попробовала поросенка, запила его клюквенным морсом и, взявшись за руку Романа, смотрела во все глаза на происходящее. Большие часы на террасе пробили шесть.