Петр Краснов - Атаман Платов (сборник) Страница 70

– Нет, не слыхал. Расскажите, – попросил я.

– Да, видите ли, начали армяне. Вырезали немного татар. В ответ на это борчалинские татары спустились с гор и устроили форменное побоище. А татары района Евлах – Шуша вырезали всех армян вдоль дороги, объединяющей эти города. Добрались и до самой Шуши, но их туда уже власти не пустили. Послали казаков. Разбои и теперь еще продолжаются. На Шушинском тракте татары останавливают дилижансы и экипажи, вынимают из них армян. Тут же на месте убивают, а остальных пассажиров отпускают с миром, взяв выкуп.

– Черт знает, что такое! До чего дошли здесь, – возмутился я.

– Да, а то вот еще какой случай был недавно. На Военно-Грузинской дороге. Там один разбойник, Керим по имени, остановил дилижанс, который ехал с охраной трех казаков, и все пассажиры были вооружены.

– Стой!.. Сдавай деньги и оружие… Положить все на дорогу!

Смелость разбойника удивила и ошеломила всех. Даже казаков. Если действует так храбро, значит не один.

– Торопитесь! – кричит Керим. – Помните, – если сделаете хоть один выстрел, то мои молодцы расстреляют всех. Посмотрите-ка!

Взглянули, куда показал разбойник пальцем, – а там ружей тридцать торчит из-за кучи камней. Спокойно, не шевелясь, стоят винтовки, только верхушки дул видны. Потемнело в глазах у пассажиров. Покорно побросали наземь ружья, кинжалы, револьверы.

– Бросай все! – командует разбойник. – Если найду оружие или кошелек, убью на месте, как собаку.

Пассажиры и побросали все. Ни один не посмел утаить ни гроша. Так страшна была слава разбойника Керима. А он до того расхрабрился, что даже обыскал пассажиров. Все Бога благодарили, когда разбойник отпустил дилижанс. Приехали во Владикавказ, а их встретили хохотом. Там уже разнеслась весть, как Керим одурачил путешественников. Он расставил за камнями только ружья. Ни одного человека у него не было…

– Власти сначала растерялись. С открытием думы все открещивались от помощи войск, чтобы их не обвинили в черносотенстве. Вот и доигрались до того, что пришлось всю власть передать военным. На Кавказе житья не стало. Теперь все свободно вздохнули, когда военные навели порядок.

– Вот вам и дума, вот вам и свобода, – иронически заметил я.

– Напрасно так думаете, – сказал попутчик. – Дума дело великое. Дайте ей силу и она безусловно выведет страну из темноты. Если же с нею будут обращаться, как вот теперь, да разгонять, то только еще сильнее разожгут ненависть к правительству и правящим классам.

– Что же по-вашему? – спросил я, – нужно допустить распущенность, терпеть безобразия?

– Нужно действовать осторожно, разумом да увещанием, да широкой гласностью.

– А разбойники будут дилижансы останавливать!

– Что делать! Время переходное, много неурядиц будет. С разбойниками, конечно, нужны другие меры. А вот мирным гражданам нужно дать больше свобод.

– Ну, простите, – не согласился я с ним. – Дай сердцеви волю, – заведет у неволю… Не верю я, чтобы такие свободы счастье принесли. Много уж у нас всякой шантрапы, которая воспользуется свободой по-своему.

– Вот ее-то и нужно образовывать, эту шантрапу, – едко заметил спутник.

– Боюсь, что образованные жулики станут более опасными… На вешалку и дело с концом.

– Что вы говорите! – вскричал испуганно штатский. – Да этими мерами, вешалками-то, вы доведете страну до самой кровавой революции.

– Вы сами противоречите себе, – возразил я. – Только что вы изволили сказать, как распустился народ и как его успокоила военная власть. Что же военные уговаривали, что ли?

– Но я не докончил… я еще не успел сказать, что это зло, которое породит еще горшее сопротивление. Военная диктатура никогда не приносила успокоения, разжигая лишь страдая и недовольство.

– Пожалуй… но только в том случае, если военная диктатура действует несправедливо. У нас же этого нет.

– Что вы?! А вспомните покорение Сибири генералами Рененкампфом и Меллер-Закомельским, – вскричал собеседник. – А генерал Каульбарс в Одессе. А Мин… А здесь на Кавказе… Сколько расстрелянных без суда… Знаете ли вы, что выкидывал Меллер? Приезжает он в Читу. На крыше станции на шесте красный флаг.

– Где начальник станции?! Подать его сюда… Что это?!

Начальник станции натурально трясется: разве он мог запретить вывесить флаг. Да его бы убили революционеры. Теперь он стоит перед всесильным генералом.

– Лезь наверх и сними. Сам сними! – грозно кричит генерал.

Полез на крышу начальник станции. Подставил лестницу, влез и отвязал флаг. Генерал курит, смотрит наверх. – Снял? – кричит.

– Так точно, снял, ваше превосходительство, – отвечает начальник станции.

– А теперь ты сними его! – оборачивается генерал к драгуну. Гвардеец приложился из винтовки. Бац! и начальник станции грохнулся к ногам генерала. Как это по-вашему?.. Справедливо?!

– Я думаю, что генерал знал, что делал, – политично ответил я. – Он, вероятно, собрал заранее сведения о деятелях.

– Пусть так. Но нужно предать суду, выяснить степень виновности.

– Это, конечно, правильно. Только ведь и обстановка бывает иногда особенной, когда нужно действовать быстро и устрашающе. Разве революционеры не действуют террором?

– То дело другое… То протест людей, не имеющих еще реальной силы для борьбы.

– А здесь реальный протест другой силы, – отпарировал я. – И притом вы не правы и опять сами себе противоречите. С той поры, как Государь дал стране думу, он дал ей реальную силу. Будь дума умнее, осторожнее и деловитее, она не вступила бы на путь открытой грубой борьбы, не призывала бы народ к восстаниям. Разве можно силой, да еще в один момент все переделать! Разве дума может охватить и понять сразу всю махинацию управления государством!

– Да-аа… Только без свободной работы ничего сделать нельзя. Добром, эволюцией не вырвать ничего из цепких рук старой власти…

– Значит, дума идет к революции.

– Не хотела бы, да обстоятельства заставят…

«Плохо дело, – думал я. – Видно, действительно у нас неладно…»

Мало-помалу разговор наш перешел на природу. Пышные сады тянулись слева. Мы подъезжали к Елизаветполю. – Чудный виноград разводят здесь немецкие колонисты, – говорил штатский. – Особенный, нежный сорт. Из него выделывают очень хорошее вино. Много здесь и фруктов. Только места эти нездоровые… Лихорадки здесь свирепствуют, особенно в Евлахе.

А охота! Такой другой нет нигде во всем мире. Начиная с перепела, кончая диким кабаном и медведем, – здесь все есть.

«Эх, жаль, что ружье дома осталось, – вспомнил я при рассказах о кавказской охоте. – Вот неприятность…»

– А что это за труба тянется с правой стороны?

– Эта… Разве не знаете? Это знаменитая труба: по ней нефть идет самотеком из Баку в Батум, а там прямо льется в пароходы.

Прибыльное дело эта нефть и керосин. Только у нас на Кавказе и имеется такой колоссальный запас. Нигде на земном шаре нет большего бассейна, чем у нас.

Глава VII. Неприятная новость

К Тифлису подъезжали утром. Город лежит в ущелье. Слева и справа вздымаются невысокие горы. Сам город идет вверх красивыми террасами к горе св. Давида. С другой стороны железной дороги видны небольшие дома. Это предместья. Все зелено, масса растительности. На вокзале меня встретил Матушкин. Он доложил мне, что самое лучшее пойти прямо в казармы, которые находятся против вокзала.

– Пойдемте, ваше благородие, вместе, я покажу дорогу. Вы останетесь в офицерском собрании, там всегда живут господа офицеры, когда батальон в лагере, а я возьму несколько человек, и мы перенесем вещи.

– Дело хорошее! – Взглянув мельком на маленький вокзал, мы пошли по платформе, пересекли рельсы и очутились против казарм. Большие, двухэтажные здания, похожие на наши гродненские. В собрании нашел трех офицеров. Все подпоручики. Двое из них, Белков и Зинкевич, читали вслух Эрфуртскую программу. Читал худой, черный Зинкевич, а Белков, крупный и рыжеватый, слушал. Третий офицер надевал чистый китель и собирался уходить. Все сухо поздоровались со мной, не стали расспрашивать. Чтение продолжалось.

В комнате был беспорядок. В углу стояла новая винтовка, видимо, охотничья. – На кабанов, – подумал я. Читающие были так погружены в свое занятие, что я постеснялся тревожить их. Временами они прерывали чтение и оживленно обсуждали прочитанное, но не громко, а точно заговорщики. Кудри Белкова тоже были подозрительны. Разобрав вещи и отложив все необходимое для лагеря, я присел на расставленную походную кровать.

В это время вошел унтер-офицер. Зинкевич поднялся, и они стали о чем-то говорить шепотом. Однако, что же это? – Я даже не поверил сначала своим глазам. Отставив ногу и заложив одну руку в карман, а другой держась за пояс, унтер беседовал с офицером, как равный с равным. Даже, пожалуй, офицер был скромнее, он меньше жестикулировал. Я встал и подошел поближе. Унтер смерил меня с головы до ног и заспорил с Зинкевичем. Он доказывал офицеру, что наряд телеграфистов мал. Солдаты устали и не имеют свободного времени. Нужно просить командира увеличить команду.