Федор Сологуб - Том 6. Заклинательница змей Страница 71

Ну вот и весь домик. Где тут прятаться и подслушивать? Надо поискать. Но сперва телефон. Анфиса Егоровна — экономка; какой ее номер? Девятый. А кто же тридцать седьмой? Да и нет здесь такого.

Ленка взяла городской список. Нашла строчку: «37. Солодовский, Вл. Ник., полк., нач. Сен. губ. жанд. упр.».

Ленка подумала: «Правду мама говорит, что у этих людей нет ума, а только одно мечтание».

Что ж, Малицына сцапают, этому не помешать никак, разве только сойдет на одной из ближайших дачных пристаней и поедет дальше не на пароходе, — но зато рабочие узнают, что за птица — инженер Шубников.

Обойдя еще раз весь дом, Ленка сообразила, что шум, который она слышала, шел из темного конца коридора. Внимательно высмотрела она там все стены и уголки, провозилась более получаса, сначала в полусвете от дальней двери, потом догадалась зажечь электрическую лампочку и наконец увидела люк.

«Не чердак ли?» — подумала она.

Окинула быстрым взглядом платье, сбегала в спальню, платье скинула, да и башмаки и чулки, чтобы не запылить, вернулась в коридор. Взобраться на шкап и оттуда проникнуть на чердак было для нее делом одной минуты.

Сквозь слуховое окно ложился короткий, пропыленный сноп высоких солнечных лучей. Было светло, сухо и, как всегда на чердаках, почему-то грустно и жутко.

Ленка прошла по чердаку несколько раз по всем направлениям. В нескольких местах ложилась на пол, прижимаясь к полу ухом, — не услышит ли случайно звука. Вспомнила, что в столовой есть часы, стенные, в футляре красного дерева, с тяжелым и звучным ходом. Пошла в тот угол чердака, который, по ее расчету, был над столовой. Там долго слушала в разных местах, — ничего не слышно. Не коврик ли мешает? Отбросила его и тотчас же увидела крышку глазка.

Так вот для чего здесь два коврика!

Откинула и другой. Так, один над столовою, другой над спальнею. Видно неважно, открывается небольшая площадь для наблюдений, — здесь стол и перед ним диван, вокруг стулья, там постель. Зато хорошо слушать.

Обшарила весь пол, больше ничего не нашла. Ну что ж, гостиная — проходная, в ней не засиживаются.

Ленка спустилась вниз. Помылась, оделась. Обошла весь сад, — нет ли чего интересного. Нашла три беседки, — все скрыты в кустах, но из одной видна часть берега с пристанью, из другой — фабрика, из третьей — гореловский дом.

Было четыре часа. Перед фабрикой небольшими толпами стояли рабочие, работницы, сновали дети. По всему видно было, что забастовка началась. В гореловском доме все окна закрыты. На пристани люди ждут парохода, стоят, как всегда, точно сонные, только около воды ребятишки балуются, да и то без особенного одушевления.

Что ж теперь делать Ленке? Замкнут сад, ни ей выйти, ни к ней никто не придет. Ленка пошла в спальню, открыла окно, чтобы не было душно и чтобы услышать, если будет какой-нибудь особенный шум, разделась и легла в постель. Спала до половины седьмого.

Разбудил ее какой-то монотонный звук. Она полежала, вслушиваясь, — похоже на далекий барабанный бой, как будто где-то идут солдаты. Спальня была пронизана лучами солнца из обоих окон. Ленка встала. Было грустно, как всегда, когда просыпаешься днем. Или, может быть, этот сухой звук барабанов нагонял на нее грусть?

Ленка подтопила печку, посидела в теплой ванне минут десять, потом облилась холодною водою, оделась, вышла в столовую. Там уже ожидал ее обед.

После обеда она взяла опять ту же занятную книжку и вышла с нею в сад. Солнце было уже низко. Время от времени слышны были издалека громкие голоса, — как будто там за оградою и около ручья ходили толпы; ничего не было угрожающего в этих звуках, иногда весело взвизгивала гармоника, доносилось пение, смех, — но Ленке было жутко. Она поднялась в беседку, глянула к фабрике, — на дворе и перед оградою было пусто, у ворот стоял часовой с ружьем. Ленка села, взялась за книгу. Но ее хватило не больше как на полчаса.

Ленка вышла из беседки, посидела на скамейке, потом пошла по дорожкам вдоль забора. Дошла до внешнего забора, подивилась на ров. Потом прислушалась, — кто-то шел недалеко, нарочно громко переговариваясь. Голоса все ближе, слышен шум и треск ветвей. Звонкий голос подростка закричал:

— Хозяин, а хозяин, где полюбовниц принимаешь?

Смех, топот убегающих ног, и в то же время шагах в двадцати от Ленки упал на дорожку небольшой камень. Ленка подобрала его, вернулась с ним в дом, легла в гостиной на диван и опять заснула.

Она проснулась точно от толчка. Вскочила на ноги. Было уже темно. В столовой звенела посуда.

— Кто там? — спросила Ленка.

Вошел Шубников, повернул выключатель электрической люстры. Ленка окинула его внимательным и быстрым взглядом. Он был красен, взъерошен, взбудоражен. От Мефистофеля в нем теперь ничего не оставалось, и из оперных персонажей он напоминал скорее всего Лепорелло через час после испуга перед гробницею командора, — на его лице еще не улеглись судороги, и в руках не успокоилась дрожь, и весь он иногда чуть-чуть передергивался.

— Ужин вам принес, Леночка, — говорил он. — Так через полчасика Иван Андреевич припожалует.

— А что на фабрике? — спросила Ленка.

Шубников воззрился на нее сердито и тревожно.

— На какой фабрике? При чем тут фабрика!

Голос его дребезжал, карабкаясь и срываясь на всех ступенях неширокой гаммы. Ленка говорила с усмешкою:

— Я слышала, барабаны били, думала, солдаты пришли, забастовщиков унимать.

Шубников хмурился и злобно ерошил волосы.

— Какие там солдаты! — угрюмо бормотал он, и лицо его передернулось злою гримасою. — Это вы во сне видели, уж очень крепко заснули, надо полагать.

— А забастовка? — спросила Ленка.

Шубников совсем обозлился и задрожал мелкою дрожью.

— Да что вы мне все про забастовку толкуете! — закричал он. — Далась вам эта забастовка! Ни забастовки, ни солдат нет, и вы это выбросьте из головы. Думайте о вашем деле, и больше никаких.

Ленка поискала глазами принесенный ею из сада камень, вот он, лежит на кресле около дивана. Подала его Шубникову. Сказала:

— Мне страшно, — тут и днем-то не дай Бог сидеть. В сад после обеда ненадолго вышла, а тут мимо какие-то шлялись, камнем через забор швырнули.

Шубников испуганно оглядывал камень. Потом вдруг набросился на Ленку с упреками:

— Что же вы, на забор, что ли, полезли? Или так переговаривались с ними? Они вас видели? Слышали? Не могли вы посидеть спокойно? Этак вы всех этих хулиганов сюда подманите, начнут забор ломать.

— Да вы не волнуйтесь, Андрей Федорович, — спокойно отвечала Ленка, — видеть и слышать они меня не могли, забор высокий, я не шумела, они так просто озорничали, да и камень пустяковый, и попал бы, не убил бы, и всего-то бы дела — синяк нашиб. А только напрасно вы меня в такое время сюда привели, когда на фабрике неспокойно. Еще сюда ворвутся и меня изобьют, да и хозяина грешным делом зашибут до смерти, — много ли старому человеку надобно!

— Ну, ну, поехала с орехами! — сердито бормотал Шубников. — Никто вас не тронет, и никому сюда не попасть.

— Сами сейчас говорили, забор ломать станут.

Шубников сердито козлом глянул на Ленку. Она смеялась.

— Вы ко мне не придирайтесь! — визгливо крикнул он. — И так голова кругом идет. — Я говорил, если бы вы их дразнить вздумали. А так зачем сюда пойдут? Кто на Горелова захочет напасть, тот в дом к нему пойдет, а этого места никто не знает.

— А камень? — спросила Ленка.

— Ну, просто озорники-мальчишки шли откуда-то и швырнули. Потому и бросили, — думали, никого нет. Ближе к дому не посмели бы. Да и вообще, теперь уж поздно рассуждать. Пришли, и он сейчас придет. Сидите и ждите.

Шубников вдруг изменил ворчливый тон на просительный.

— Леночка, миленькая, ангел дорогой, будьте душенькой, постарайтесь. У Николая Ивановича сегодня опять с Иваном Андреевичем неприятность вышла. Так досадно! Николай Иванович — такой неосторожный и несдержанный человек. В глаза отцу про Веру брякнул, да еще при Солодовском.

— А зачем здесь Солодовский? — опять спросила Ленка.

Шубников досадливо поморщился.

— Ну я почем знаю! Мало ли какие у них могут быть дела! Леночка, голубчик, не развлекайтесь посторонними соображениями, думайте о своем. Да и я-то дурак, болтаю с вами о чем не надо. У меня голова болит, Леночка, сегодня весь день дела, хлопоты, неприятности. Устал как собака. Пойду домой. А вы, Леночка, будьте паинькой, сидите здесь тихонько и ждите. Пожелаю вам всяческих успехов и улетучусь.

И быстро пошел в коридор. Ленка улыбалась, представляя себе, как Шубников станет сейчас карабкаться на чердак.

Разговаривать с Гореловым в доме, где таится подслушивающий, неудобно. Ленка помедлила немного и тихонько, стараясь не стукнуть дверью, вышла на переднее крыльцо. Сошла по боковой лесенке, пробежала под передним окном спальни и по боковой дорожке пошла к калитке. Слуховые окна чердака проделаны на переднем и на заднем скатах железного шатра кровли; боковые стороны чердака забраны тесом и без окон. Значит, если Шубников и станет смотреть в слуховое окно, там ее не увидит, — а на крышу вылезать ему не резон. Там в кустах у калитки Ленка подождет Горелова и там же или в одной из беседок все ему расскажет.