Алексей Писемский - Люди сороковых годов Страница 72

- Что вы поделываете? - спросил Салов, заметив недовольное лицо Вихрова.

- Хандрю, - отвечал тот, - и во мне вы можете видеть подобие наших титанов разочарования.

- Очень приятно с ними познакомиться, - подхватил Салов.

- Не шутите! Что такое эти Онегины и Печорины? Это люди, может быть, немного и выше стоящие их среды, но главное - ничего не умеющие делать для русской жизни: за неволю они все время возятся с женщинами, влюбляются в них, ломаются над ними; точно так же и мы все, университетские воспитанники... Мне всегда как-то представлялось, что матушка Россия - это есть грубая, для серого солдатского сукна устроенная фабрика, и вдруг в этой фабрике произрастают чувствительные и благоухающие розы, но все это потом в жизни сваливается в одно место, и, конечно, уж толстые тюки сукна помнут все розы и отобьют у них всякое благоухание.

- Живописно сказано! - подхватил Салов. - Но вот что, друг мой, от хандры единственное и самое верное лекарство - это карты: сядемте и станемте в оные играть.

- А вам бы очень хотелось? - спросил Павел.

- Очень! - отвечал Салов и затем пропел водевильным голосом:

Одни лишь карты нас питают,

И деньги нам они дают!

- Ну вот видите! - перебил его Вихров. - Пока вам не удалось еще развратить меня до карт, то я предлагаю вам устроить другого рода аферу на мой счет: свезите меня в какое-нибудь увеселительное заведение, и я вам выставлю от себя вино и ужин, какой вы хотите.

- О, да благословит тебя бог, добрый друг! - воскликнул Салов с комическим чувством, крепко пожимая руку Вихрова. - Ехать нам всего лучше в Купеческий клуб, сегодня там совершается великое дело: господа купцы вывозят в первый раз в собрание своих супруг; первая Петровская ассамблея будет для Замоскворечья, - но только не по высочайшему повелению, а по собственному желанию! Прогресс!.. Дворянству не хотят уступить.

- Это в самом деле любопытно! - произнес Павел.

- Очень-с, - подхватил Салов, - рожи, я вам доложу, будут невообразимые, туалеты - такого же свойства; брильянтов будут мириады, и шампанского море прольется. Поедемте, взглянемте на все сие.

- Хорошо! - сказал Павел.

- Так, значит, часу в одиннадцатом я за вами захожу, и мы едем на вашем рысаке.

- Едем на моем рысаке, - подтвердил Вихров.

Часов в одиннадцать они не отдумали и поехали. Купеческое собрание было уже полнехонько. Вихров и Салов, войдя, остановились у одной из арок, соединяющих гостиную с танцевальной залой.

- Каковы физиономии, каковы? - шептал Салов, показывая на разных толстых дам, которые или с супругами, или с подругами степенно расхаживали по залам. Вихрова тоже отчасти поразила эта публика. Студентом он все бывал или в Дворянском собрании, где встречал и прелестные лица и элегантные туалеты, или в Немецком собрании, где были немочки и дочери небогатых чиновников, которые все имели, по большей части, испитые, худые физиономии, но все-таки у них были лица человеческие, а тут вдруг он увидел какие-то луны ходячие, какие-то розовые тыквы. Мужские фигуры были такие же почти.

- Посмотрите, посмотрите, - продолжал ему шептать Салов, - ведь ни в одной физиономии бога нет; только и видно, что все это ест, пьет, спит, детей родит и, для поддержания такого рода жизни, плутует.

- Все это, может быть, так! - подтвердил Вихров. - Но, во всяком случае, этот слой общества дорог потому нам, что он вряд ли не единственный хранитель нашей допетровской народной жизни.

- И нравственности по Домострою[67], вы думаете? Как бы не так, возразил Салов, - вы знаете ли, что у многих из сих милых особ почти за правило взято: любить мужа по закону, офицера - для чувств, кучера - для удовольствия.

Вихров засмеялся.

- А вот этот господин, - продолжал Салов, показывая на проходящего молодого человека в перчатках и во фраке, но не совсем складного станом, он вон и выбрит, и подчищен, а такой же скотина, как и батька; это вот он из Замоскворечья сюда в собрание приехал и танцует, пожалуй, а как перевалился за Москву-реку, опять все свое пошло в погребок, - давай ему мадеры, чтобы зубы ломило, - и если тут в погребе сидит поп или дьякон: - "Ну, ты, говорит, батюшка, прочти Апостола, как Мочалов, одним голосам!"

- Как вы, однако, изучили их быт! - заметил Павел.

- Я на них теперь комедию пишу! - воскликнул Салов. - Потому что, поверьте мне, всех этих господ следует гораздо побольней пробичевать, чем сделал это Гоголь с разными мелкими чиновниками.

- Пишете?

- Целый акт написан; я когда-нибудь вам прочту.

- Пожалуйста! - произнес Вихров, но на этом слове около него уже не было Салова. Тот куда-то от него исчез. Павел стал искать его глазами - и вдруг увидел перед собой Анну Ивановну, в прелестном воздушном платье и всю залитую в брильянты. Она стояла под руку с купцом, стриженным в скобку, с бородой, и даже не во фраке, а в длиннополом сюртуке. Исчезновение Салова объяснялось очень просто: он, еще прежде того, как-то на одном публичном гулянье встретил Анну Ивановну с мужем и вздумал было возобновлять с ней знакомство, но супруг ее, которому она, вероятно, рассказала все, сделал ему такую сцену, что Салов едва жив от него ушел, а потому в настоящем случае, встретив их снова, он за лучшее счел стушеваться; но Вихров ничего этого не знал.

- Анна Ивановна! - воскликнул он радостно.

- Ах, здравствуйте! - проговорила та как-то конфузливо. - Господин Вихров это! - поспешила она прибавить мужу.

- Очень приятно познакомиться! - отвечал тот довольно благосклонно Вихрову, протягивая ему свою заскорблую и покрытую волосами руку.

Павел с невольным чувством отвращения пожал ее.

"И это чудовище, - подумал он, - воздушная Анна Ивановна должна целовать и ласкать".

- Позвольте мне просить вас на кадриль, - сказал он, желая расспросить ее, как она поживает, - у меня решительно никого нет знакомых дам.

- Можно? - спросила Анна Ивановна мужа.

- С господином Вихровым можно! - отвечал тот с ударением. Дело в том, что Анна Ивановна, вышедши за него замуж, рассказала ему даже и то, что один Вихров никогда за ней не ухаживал.

Они встали вскоре после того в кадриль. Супруг ее поместился сейчас же сзади их.

Вихров видел, что ему надобно было осторожно разговаривать с Анной Ивановной. Он уже начинал частью понимать ее семейные отношения.

- Вихров, я очень несчастлива, - начала она сама, когда стояла с ним по другую сторону от мужа.

- Чем? - спросил Павел.

- Муж меня все ревнует.

- К кому?

- Да к лакеям даже и к повару, так что те не смеют мне взглянуть в лицо, - говорила Анна Ивановна, делая в это время преграциозные па.

- Я умру, Вихров, непременно, - продолжала она в пятой фигуре, перейдя с ним совсем на другую сторону.

- Нет, не умрете, - успокоивал ее Павел, а между тем сам внимательно посмотрел ей в лицо: она была в самом деле очень худа и бледна!

- Нет, умру; мне, главное, ничего не позволяют делать, что я люблю, только пей и ешь.

Далее затем им уж ни слова нельзя было сказать.

"Вот еще жертва женская!" - подумал Павел, отходя от своей дамы.

Перед ужином он отыскал, наконец, Салова, который играл в карты в отдаленной комнате.

- Мы уж кончили; сейчас к вашим услугам, - сказал тот. И они вскоре сели за маленький столик.

- Что, бежали, спрятались... совесть, видно, зазрела, - сказал ему Вихров.

- А что же? - спросил Салов, улыбаясь.

- А то же, - отвечал Вихров, - какая прелестная женщина вышла из нее, а все-таки вскоре, вероятно, умрет.

Лицо Салова на минуту подернулось оттенком сильной печали.

- Что делать, такая уж оказия вышла! - произнес он.

- Какая же оказия?.. Не оказия, а с вашей стороны - черт знает что такое вышло.

- С моей стороны очень просто вышло, - отвечал Салов, пожимая плечами, - я очутился тогда, как Ир, в совершенном безденежье; а там слух прошел, что вот один из этих же свиней-миллионеров племянницу свою, которая очутилась от него, вероятно, в известном положении, выдает замуж с тем только, чтобы на ней обвенчаться и возвратить это сокровище ему назад... Я и хотел подняться на эту штуку...

Павел покачал только головой.

- А она там услыхала об этом, взбеленилась и убежала, - продолжал Салов.

- А почему же свадьба эта ваша не состоялась? - спросил его насмешливо Павел.

- Как же состояться, это все вздор вышло; какой-то негодяй просто хотел пристроить свою любовницу; я их в тот же вечер, как они ко мне приехали, велел официантам чубуками прогнать.

- Как, так-таки чубуками?

- Так-таки чубуками, a la lettre[155].

- И невесту тоже?

- И невесту тоже! Не обманывай! - подхватил Салов.

IV

АВТОРСТВО

С Вихровым продолжалось тоскливое и бессмысленное состояние духа. Чтобы занять себя чем-нибудь, он начал почитывать кой-какие романы. Почти во все время университетского учения замолкнувшая способность фантазии - и в нем самом вдруг начала работать, и ему вдруг захотелось что-нибудь написать: дум, чувств, образов в голове довольно накопилось, и он сел и начал писать...