Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве) Страница 75

Дело в том, что подтвердила слова Лизы и хозяйка номеров, где остановился Трусоцкий, Марья Сысоевна. Она рассказала Вельчанинову, как некий комиссар (комиссар в то время, по Далю, - заведующий припасами, смотритель, пристав, приказчик) снял у них номер и повесился из-за растраты, а Лиза труп в петле видела, от чего с ней припадок падучей приключился-произошёл. Пьяный же Трусоцкий затем начал её пугать: "Я, говорит, тоже повешусь, от тебя повешусь; вот на этом самом, говорит, шнурке, на сторе повешусь..." Немудрено, что Лиза, в конце концов, и сама из окна хотела выброситься... (-8, 61)

Трусоцкий жизнь самоубийством не кончает. Он кончает самоубийством свою судьбу и, если можно так выразиться, честь мужчины, снова оженившись, приобретя с новой женой новых её любовников, подтвердив-оправдав статус "вечного мужа", определённый для него Вельчаниновым...

Итак, в "Вечном муже", кроме эпизодического комиссара-растратчика, настоящих самоубийц нет, но суицидальные комплексы Трусоцкого и Лизы (а чего стоит признание Вельчанинова: "я на его месте, может, и повесился бы..."!), да и поползновения Павла Павловича убивать-резать бывших любовников жены - придают повествованию весьма специфический колорит. И в этом плане чрезвычайно интересно обратить внимание на следующее рассуждение в повести, в котором явно проглядывают личностные и автобиографические начала самого Достоевского:

"Давно уже он заметил, что становится чрезвычайно мнителен во всем, и в важном и в мелочах, а потому и положил было доверять себе как можно меньше. Но выдавались, однако же, факты, которых уж никак нельзя было не признать действительно существующими. В последнее время, иногда по ночам, его мысли и ощущения почти совсем переменялись в сравнении с всегдашними и большею частию отнюдь не походили на те, которые выпадали ему на первую половину дня. Это его поразило - и он даже посоветовался с известным доктором, правда, человеком ему знакомым; разумеется, заговорил с ним шутя. Он получил в ответ, что факт изменения и даже раздвоения мыслей и ощущений по ночам во время бессонницы, и вообще по ночам, есть факт всеобщий между людьми, "сильно мыслящими и сильно чувствующими", что убеждения всей жизни иногда внезапно менялись под меланхолическим влиянием ночи и бессонницы; вдруг ни с того ни с сего самые роковые решения предпринимались (выделим-подчеркнём! - Н. Н.); но что, конечно, всё до известной меры - и если, наконец, субъект уже слишком ощущает на себе эту раздвоимость, так что дело доходит до страдания, то бесспорно это признак, что уже образовалась болезнь; а стало быть, надо немедленно что-нибудь предпринять. Лучше же всего изменить радикально образ жизни, изменить диету или даже предпринять путешествие. Полезно, конечно, слабительное..." (-8, 7)

Как мы знаем, Достоевскому врачи в качестве радикального средства предлагали бросить литературный труд. Он, судя по всему, надеялся вместо такого самоубийственного средства обойтись только слабительным. И продолжать напрягаться без меры по ночам за письменным столом...

Тоже самоубийство, но - растянутое-отсроченное.

6

Ну и, наконец, из набросков и планов заграничного периода жизни Достоевского в контексте нашего разговора привлекает внимание строка-запись с любимой латинской пометой писателя для особо важных случаев в той же рабочей тетради, где набрасывались планы-намётки к "Идиоту".

Выглядит это так: "1) NB. Статья или книга: ?О покушениях на жизнь?".(27, 99) Комментаторы 27-го тома ПСС Достоевского считают, что писатель намеревался создать книгу о "необычайных преступлениях", то есть только об убийствах. Но, можно предположить, что эта книга включила бы в себя категории покушений не только на чужие жизни, но и на свои собственные, ибо тема эта всё сильнее и притягательнее интересовала автора "Преступления и наказания".

Интересно отметить, что на этой же странице рабочей тетради под номером два идёт запись-ссылка на газетное сообщение о диком убийстве человека человеком за часы. Достоевский подчёркивает-выделяет в записи фамилию убитого - Суслов (ну ещё бы Фёдора Михайловича не поразила такая фамилия!) и фантастическую реплику убийцы Балабанова перед убийством: "Господи, прости ради Христа". Но весьма любопытно и название уезда Ярославской губернии, где это произошло-случилось - Мышкинский. Не есть ли это источник происхождения фамилии главного героя "Идиота"? К слову, эпизод с убийством Суслова вошёл в текст романа: князь Мышкин рассказывает о нём Рогожину.

Но вернёмся к нашей теме. В рабочей тетради Достоевского в период между "Идиотом" и "Бесами" суицидальный мотив проходит воистину красной (кровавой) нитью. Рядом с неосуществлённым замыслом повести "Ростовщик" (1866), начинающегося строкой: "Два дурака (взаимно застрелиться)", записан подробный "План для рассказа (в ?Зарю?)", составленный в феврале-марте 1869 года. В этой сюжетной разработке герой "может быть, застрелится", какая-то девочка "из злобы сама себя довела до смерти", а некий молодой человек, клеветавший на неё, должен был утопиться... Все эти суицидальные замыслы-намётки в окончательный вариант - в повесть "Вечный муж" - не вошли, но были в какой-то мере использованы писателем позже в "Бесах".

В конце 1869 - начале 1870 года Достоевский разрабатывает "идею" "Смерть Поэта", где главный герой, "надорвавшись" от нищеты и невыносимой жизни, должен был произнести где-то перед публикой последнюю исповедь, как Ипполит Терентьев, и застрелиться.

Следующий подробно разрабатываемый Достоевским в тот же период времени план носит условное название "Роман о князе и ростовщике". И с первой же строки писатель опять обозначает-фиксирует самые для него жгучие и мучительные проблемы-темы: "Атеист> женат. Неизвестно зачем женился, но страшно ревнив и мучает жену..." Атеизм, ревность... Неужели при таком начале можно обойтись без суицидального мотива? Конечно же - нет! Уже со следующей страницы тетради начинают появляться соответствующие пометы: "Хочет застрелиться"; "решает расстаться с имением иначе, т. е. застрелиться"; "- В 2 1/2 часа застрелюсь"... (-10, 301-311)

Многие сюжетные коллизии, намеченные в "Романе о князе и ростовщике", перейдут в сюжетную ткань "Бесов", как и отдельные мотивы "огромного" плана-замысла "Житие великого грешника", который Достоевский начал разрабатывать ещё раньше, в период работы над "Идиотом" (первоначальное название замысла - "Атеизм"), и над которым продолжал работать и в 1869-1870 годах. В связи с этим грандиозным сюжетным планом из пяти частей-романов ("объёмом в ?Войну и мир?"!) Достоевский в письме к Н. Н. Страхову (24 марта /5 апреля/ 1870 г.) и к А. Н. Майкову (25 марта /6 апреля/) подчёркивал-утверждал, что сможет написать его только в России, что это будет его "последний роман" - "ибо нечего рассчитывать жить и писать далее, как лет 6 или 7" (опять об этом!) и что, наконец: "Главный вопрос, который проведётся во всех частях, - тот самый, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, - существование Божие..." (291, 11-117)

Наброски, фрагменты, образы, сюжетные ходы из планов-разработок "Жития великого грешника" были использованы писателем в "Бесах", "Подростке" и в "Братьях Карамазовых", о чём речь у нас пойдёт далее. Пока же отметим, что уже на стадии замыслов герой, предвосхищающий Ставрогина, обречён-приговорён автором, по крайней мере, - на попытку самоубийства. И опять же этот сюжетный ход помечается знаком "заметь хорошо": "NB) Застрелиться хотел..." (-10, 325)

Такие, как Ставрогин, жить на свете не имеют права.

Часть

третья

Глава VII

Бесы, или Возвращение домой

1

Да, начнём со Ставрогина.

Хотя, в соответствии с нашей терминологией, главным самоубийцей в "Бесах" (да и вообще во всём творчестве Достоевского!) является, безусловно, Кириллов, вначале присмотримся всё же к суицидальному портрету главного и, даже можно сказать, заглавного героя романа - Николая Всеволодовича Ставрогина.

К тому же, Кириллов и в предварительно-подготовительных материалах появляется не сразу, прообраз же, или лучше сказать - тень Ставрогина возникает-утверждается ещё на этапе замыслов "Романа о князе и ростовщике", "Жития великого грешника" и особенно - "Зависти". И уже в данных вариантах наличествует мотив самоубийства данного героя. Этот сюжетный ход по мере разработки подробного плана подтверждается, уточняется, всё более обосновывается. В февральских (1870 г.) записях Князь (ещё так!), "внешне пустой и легкомысленный человек", оказывается "глубже всех" и "он-то вдруг и застреливается..." Словечко "вдруг" здесь - автора, Достоевского. Но уже в марте уточняется, что застреливается-то Князь "неожиданно", однако ж причину самоказни сам должен был объяснить в предсмертном письме-исповеди: "Я открыл глаза и слишком много увидел и - не вынес, что мы без почвы..." К тому же, перед этим в разговоре с Шатовым он признаётся, что не верует в Бога. А Шатов ему должен был объяснить, что космополит и не может веровать в Бога и что надо вернуться к "почве", к народу, тогда и спасительная вера в душе обретена будет.