Александр Фадеев - Молодая гвардия Страница 78

- А вот зачем, - сказал Туркенич таким тихим, спокойным голосом, что все повернулись к нему, - чтобы быть готовыми. Откуда ты знаешь, что нас действительно не призовут в эту ночь? - спросил он, в упор глядя на Стаховича.

Стахович молчал.

- Это первое. Второе, - продолжал Туркенич, - мы не знаем, что сталось с Ковалевым и Пирожком. А разве можно действовать вслепую? Я никогда не позволю себе сказать о ребятах плохое, но если они провалились? Разве можно предпринимать хоть что-нибудь, не связавшись с арестованными?

- Я в-возьму это на себя, - быстро сказал Олег. - Родня, наверно, понесет передачи, можно будет кому-нибудь записку передать - в хлебе, в посуде. Я организую это ч-через маму...

- Через маму! - фыркнул Стахович.

Олег густо покраснел.

- Немцев ты, видно, не знаешь, - презрительно сказал Стахович.

- К немцам не надо применяться, надо заставить их применяться к нам. Олег едва сдерживал себя и избегал смотреть на Стаховича. - К-как твое мнение, Сережа?

- Лучше бы напасть, - сказал Сережка, смутившись.

- То-то и есть... Силы найдутся, не беспокойся!

Стахович сразу оживился, почувствовав поддержку.

- Я и говорю, что у нас нет ни организации, ни дисциплины, - сказал Олег, весь красный, и встал.

В это время Нина открыла дверь, и в комнату вошел Вася Пирожок. Все лицо его было в ссохшихся ссадинах, в кровоподтеках, и одна рука - на перевязи.

Вид его был так тяжел и странен, что все привстали в невольном движении к нему.

- Где тебя так? - после некоторого молчания спросил Туркенич.

- В полиции. - Пирожок стоял у двери со своими черными зверушечьими глазами, полными детской горечи и смущения.

- А Ковалев где? Наших там не видел? - спрашивали все у Пирожка.

- И никого мы не видели: нас в кабинете начальника полиции били, сказал Пирожок.

- Ты из себя деточку не строй, а расскажи толково, - не повышая голоса, сердито сказал Туркенич. - Где Ковалев?

- Дома... Отлеживается. А чего рассказывать? - сказал Пирожок с внезапным раздражением. - Днем, в аккурат перед этими арестами, нас вызвал Соликовский, приказал, чтобы к вечеру были у него с оружием - пошлет нас с арестом, а к кому - не сказал. Это в первый раз он нас наметил, а что не нас одних и что аресты будут большие, мы, понятно, не знали. Мы пошли домой, да и думаем: "Как же это мы пойдем какого-нибудь своего человека брать? Век себе не простим!" Я и сказал Тольке: "Пойдем к Синюхе, шинкарке, напьемся и не придем, - потом так и скажем: "запили". Ну, мы подумали, подумали, - что, в самом деле, с нами сделают? Мы не на подозрении. В крайнем случае морду набьют да выгонят. Так оно и получилось: продержали несколько часов, допросили, морду набили и выгнали, - сказал Пирожок в крайнем смущении.

При всей серьезности положения вид Пирожка был так жалок и смешон и все вместе было так по-мальчишески глупо, что на лицах ребят появились смущенные улыбки.

- А н-некоторые т-товарищи думают, что они способны ат-таковать немецкую жандармерию! - сильно заикаясь, сказал Олег, и в глазах его появилось беспощадное, злое выражение.

Ему было стыдно перед Лютиковым, что в первом же серьезном деле, порученном молодежи, было проявлено столько ребяческого легкомыслия, неорганизованности, недисциплинированности. Ему было стыдно перед товарищами оттого, что все они чувствовали это так же, как он. Он негодовал на Стаховича за мелкое самолюбие и тщеславие, и в то же время ему казалось, что Стахович со своим боевым опытом имел право быть недовольным тем, как Олег организовал все дело. Олегу казалось, что дело провалилось из-за его слабости, по его вине, и он был полон такого морального осуждения себя, что презирал себя еще больше, чем Стаховича.

Глава тридцать четвертая

В то время, когда на квартире Туркенича шло совещание ребят, Андрей Валько и Матвей Шульга стояли перед майстером Брюкнером и его заместителем Балдером в том самом кабинете, где несколько дней назад делали очные ставки Шульге.

Оба немолодые, невысокие, широкие в плечах, они стояли рядом, как два брата-дубка среди поляны. Валько был чуть посуше, черный, угрюмый, белки его глаз недобро сверкали из-под сросшихся бровей, а в крупном лице Костиевича, испещренном крапинами, несмотря на резкие мужественные очертания, было что-то светлое, покойное.

Арестованных было так много, что в течение всех этих дней их допрашивали одновременно и в кабинете майстера Брюкнера, и вахтмайстера Балдера, и начальника полиции Соликовского. Но Валько и Костиевича еще не потревожили ни разу. Их даже кормили лучше, чем кормили до этого одного Шульгу. И все эти дни Балько и Матвей Костиевич слышали за стенами своей камеры стоны и ругательства, топот ног, возню и бряцание оружия, и звон тазов и ведер, и плескание воды, когда подмывали кровь на полу. Иногда из какой-то дальней камеры едва доносился детский плач.

Их повели на допрос, не связав им рук, и отсюда они оба заключили, что их попробуют подкупить и обмануть мягкостью и хитростью. Но, чтобы они не нарушили порядка, Ordnung'a, в кабинете майстера Брюкнера находилось, кроме переводчика, еще четыре вооруженных солдата, а унтер Фенбонг, приведший арестованных, стоял за их спиной с револьвером в руке.

Допрос начался с установления личности Валько, и Валько назвал себя. Он был человек известный в городе, его знал даже Шурка Рейбанд, и, когда переводили ему вопросы майстера Брюкнера, Валько видел в черных глазах Шурки Рейбанда выражение испуга и острого, почти личного любопытства.

Потом майстер Брюкнер спросил Валько, давно ли он знает человека, стоящего рядом, и кто этот человек. Валько чуть усмехнулся.

- Познакомились в камере, - сказал он.

- Кто он?

- Скажи своему хозяину, чтоб он ваньку не валял, - хмуро сказал Валько Рейбанду. - Он же понимает, что я знаю только то, что мне этот гражданин сам сказал.

Майстер Брюкнер помолчал, округлив глаза, как филин, и по этому выражению его глаз стало ясно, что он не знает, о чем еще спросить, и не умеет спрашивать, если человек не связан и человека не бьют, и что от этого майстеру Брюкнеру очень тяжело и скучно. Потом он сказал:

- Если он хочет рассчитывать на обращение, соответствующее его положению, пусть назовет людей, которые оставлены вместе, с ним для подрывной работы.

Рейбанд перевел.

- Этих людей не знаю. И не мыслю, чтобы их успели оставить. Я вернулся из-под Донца, не успел эвакуироваться. Каждый человек может это подтвердить, - сказал Валько, прямо глядя сначала на Рейбанда, потом на майстера Брюкнера цыганскими черными глазами.

В нижней части лица майстера Брюкнера, там, где оно переходило в шею, собрались толстые надменные складки. Так он постоял некоторое время, потом взял из портсигара на столе сигару без этикетки и, держа ее посредине двумя пальцами, протянул к Валько с вопросом:

- Вы инженер?

Валько был старый хозяйственник, выдвинутый из рабочих-шахтеров еще по окончании гражданской войны и уже в тридцатых годах окончивший Промышленную академию. Но бессмысленно было бы рассказывать все это немцу, и Валько, сделав вид, что не замечает протянутой ему сигары, ответил на вопрос майстера Брюкнера утвердительно.

- Человек вашего образования и опыта мог бы занять более высокое и материально обеспеченное положение при новом порядке, если бы он этого захотел, - сказал майстер Брюкнер и грустно свесил голову набок, по-прежнему держа перед Валько сигару.

Валько молчал.

- Возьмите, возьмите сигару... - с испугом в глазах сказал Шурка Рейбанд свистящим шепотом.

Валько, как бы не слыша его, продолжал молча смотреть на майстера Брюкнера с веселым выражением в черных цыганских глазах.

Большая желтая морщинистая рука майстера Брюкнера, державшая сигару, начала дрожать.

- Весь Донецкий угольный район со всеми шахтами и заводами перешел в ведение Восточного общества по эксплуатации угольных и металлургических предприятий, - сказал майстер Брюкнер и вздохнул так, точно ему трудно было произнести это. Потом он еще ниже свесил голову набок и, решительным жестом протянув Валько сигару, сказал: - По поручению общества я предлагаю вам место главного инженера при местном дирекционе.

При этих его словах Шурка Рейбанд так и обмер, втянув голову в плечи, и перевел слова майстера Брюкнера так, будто у него в горле першило.

Валько некоторое время молча смотрел на майстера Брюкнера. Черные глаза Валько сузились.

- Я согласился бы на это предложение... - сказал Валько. - Если мне создадут хорошие условия для работы...

Он даже нашел в себе силы придать голосу выражение вкрадчивости. Больше всего он боялся, что Шульга не поймет, какие перспективы открывает это неожиданное предложение майстера Брюкнера. Но Шульга не сделал никакого движения в сторону Валько и не взглянул на него, - должно быть, понял все, как нужно.

- Условия? - На лице майстера Брюкнера возникла усмешка, придавшая лицу зверское выражение. - Условия обыкновенные: вы раскроете мне вашу организацию - всю, всю!.. Вы сделаете это! Вы сделаете это сию минуту! Майстер Брюкнер взглянул на часы. - А через пятнадцать минут вы будете на свободе и через час - сидеть в вашем кабинете в дирекционе.