Александр Фадеев - Последний из удэге Страница 79

- Майор Грехэм просит передать, что помощь оружием той или иной из борющихся сторон расходилась бы с политикой невмешательства, проводимой американскими войсками, - вежливо перевел лейтенант. - Но майор Грехэм мог бы подарить вам лично револьвер системы "Кольт" и сто патронов к нему...

"Вот купчишки проклятые!" - с веселым бешенством подумал Петр, и краска выступила на его кирпичных щеках.

- На этих условиях мы не можем принять предложение господина майора, сказал он.

- Но майор Грехэм напоминает вам, что это будет означать начало военных действий между партизанами и американскими войсками!..

- Скажите, что я держусь такого же мнения, - ответил Петр.

Некоторое время они сидели молча. Майор доел бутерброд.

- Это ваше окончательное решение? - спросил лейтенант.

Петр подумал.

- Я изложу предложения майора Грехэма партизанскому ревкому, которому принадлежит вся полнота власти, и окончательное решение ревкома сообщу вам...

Майор и лейтенант посовещались.

- Последний вопрос, - сказал лейтенант, - не можете ли вы дать распоряжение своим отрядам на участке Кангауз - Шкотово - Угольная не предпринимать враждебных действий против американских войск, по крайней мере, до окончательного решения ревкома?

- Такое обещание я могу дать, но это не имеет никакого практического значения, - усмехнулся Петр. - Решение ревкома состоится раньше, чем наше распоряжение дойдет до отрядов. Ведь нейтралитет американских войск такого свойства, что мы не можем пользоваться железнодорожным телеграфом...

- Тогда майор Грехэм просит вас сообщить ревкому, что в случае принятия его предложения он сможет отпустить сорок комплектов белья и восемьдесят пар обуви.

- Хорошо, я передам это ревкому, - сказал Петр и встал.

Майор с вежливой улыбкой проурчал что-то.

- Майор Грехэм просит передать, что он рад доверию, которое вы оказали ему, и отдает должное вашему мужеству...

Некоторое время Петр, презрительно сощурив один глаз, смотрел на лейтенанта. Потом, подчиняясь внезапно возникшему в нем мальчишескому желанию, заложил в рот два своих коротких пальца и свистнул.

Он не успел еще насладиться выражением испуганного изумления, возникшим на лицах майора и лейтенанта, когда сверху посыпались мелкие камешки, майор и лейтенант, привстав, задрали головы, солдаты схватились за ружья, и со скалы свесилась чубатая голова в фуражке, украшенной неистовых размеров красным бантом.

- Мы здесь, товарищ Сурков, - сказала чубатая голова сильно пропитым голосом.

- Проводите майора Грехэма до рудника... Счастливо оставаться, - сказал Петр остолбеневшим американцам.

И, чуть коснувшись пальцем папахи, он начал взбираться по тропинке на гребень хребта.

"Ах, купчишки проклятые!.." - думал он с досадой. Он не сомневался в том, что уход американцев означает переброску японских войск на рудник. Майор стремился, очевидно, к тому, чтобы, с одной стороны, обеспечить эту переброску, а с другой - показать союзному командованию, что там, где появляются американские войска, немедленно воцаряется мир и порядок, а там где японские, начинается война и разруха.

Петра злило то, что майор хотел провести его, как мальчишку, и то, что сбывалось одно из предположений Алеши в споре с ним, и Алеша мог это использовать против него.

XVII

Не доезжая до парома, Петр и ординарец, трусивший позади с лошадью в поводу, которая утром шла под американцем, услышали доносившуюся с реки отчаянную ругань.

- Что там такое?..

Петр дал вороному шенкеля.

С ног до головы покрытый пылью верховой на плясавшей на сходнях буланой лошадке самыми отборными словами ругал китайца-паромщика, гнавшего паром с той стороны реки.

- Ты что орешь? - спросил Петр, подъезжая к нему.

- А чего он, как баба, возится! - вскричал верховой, повернув к Петру раскрасневшееся лицо. - У меня пакет срочный!..

- Кому пакет?

- Товарищу Суркову пакет... От Бредюка...

- Давай его сюда.

Партизан недоверчиво смотрел на него.

- Давай, давай, не ошибешься! - подсказал ординарец. - Это самый Сурков и есть.

Бредюк извещал о том, что после шестичасового боя им занят посад Шкотово. Не надеясь удержать его за собой, Бредюк взорвал мост через реку Майхе, взорвал водокачку и вывозит из Шкотова оружие, обмундирование и продовольствие.

"А ребята по приказу моему ломают железную дорогу, насколько успеем", писал Бредюк.

Донесение было отправлено вчера в четыре с половиной часа дня и шло эстафетой от села к селу.

- Молодец! - с широкой улыбкой сказал Петр партизану, перенеся на него все свое восхищение отрядом Бредюка, хотя партизан был из тыловой охраны деревни Хмельницкой.

Петр вспомнил вдруг последнюю просьбу майора о том, чтобы партизаны воздержались от военных действий на участке Кангауз - Шкотово - Угольная хотя бы до окончательного решения ревкома, и понял, что майор знал уже о занятии Шкотова и хотел, пользуясь неосведомленностью Петра, навязать ему такие условия, которые обязали бы партизан очистить Шкотово. Но это значило... Это значило, что Бредюк держит Шкотово в своих руках и до сих пор!

Достав из полевой сумки блокнот, Петр, не слезая с лошади, написал и с тем же партизаном отправил Бредюку записку, в которой одобрял все его действия, предлагал держаться в Шкотове, покуда возможно, и предлагал принять все меры к тому, чтобы задержать переброску японских войск на рудник и, если будет возможно, спустить под откос американские эшелоны, которые двинутся завтра на участок Кангауз - Угольная.

Самовольный поступок Бредюка обернулся непредвиденной военной и политической удачей.

"Эх, если бы я знал об этом, когда разговаривал с этим толстым прохвостом!" - досадовал Петр, в отличном настроении подъезжая к ревкому.

XVIII

Он застал в сборе почти всех членов ревкома. Первой ему бросилась в глаза ежовая голова Алеши Маленького, возбужденно объяснявшего что-то. По тому, с каким ласковым и уважительным вниманием слушали Алешу члены ревкома, Петр понял, что Алеша, знакомившийся с утра с деятельностью отделов ревкома, успел уже всем понравиться.

- Наконец-то! - воскликнул Алеша. - Мы уже начали беспокоиться, не случилось ли чего... Тут есть новости неприятные, - добавил он, как показалось Петру, с некоторым оттенком торжества.

- Тебе письмо с рудника от Якова Бутова, нарочный из Перятина привез, сказал телеграфист Карпенко.

Петр выхватил у Карпенко письмо и тут же, на пороге, как вошел, в сдвинутой на затылок папахе и со свисающей с руки плетью, прочел его:

"Дорогой товарищ Сурков! - писал Яков Бутов. - Третьего дня прибыл новый начальник гарнизона полковник Ланговой, с ним рота, примерно, колчаков, да, говорят, будут еще. Перед ними прибыла рота японцев с артиллерией, и ожидают еще, да есть слух, будто в Шкотове пробка получилась и поезда не идут. Американцы сегодня грузят в вагоны походные кухни и снаряжение. По всему руднику болтают, будто готовится большое наступление на вас. Народ весь в волнении. Один наш парень, Игнат Саенко, застукался с динамитом. Мучили его, пока допрашивали, да он не выдал. Будь жив-здоров, товарищ Сурков. Кланяйся ребятам..."

Письмо было отправлено сегодня утром.

- Так... Ну что ж! Только враги могут радоваться этому обстоятельству, - спокойно сказал Петр, адресуя эти слова Алеше, хотя Алеша и не думал радоваться этому обстоятельству, - но переброска японских войск на рудник факт...

Он рассказал о переговорах с майором Грехэм и о письме Бредюка.

- Карпенко! Вызови по телефону Перятино, информируй обо всем Ильина. Скажи, чтобы он на Парамоновский хутор под рудник выслал заставу не меньше роты и разведку под самый рудник. И скажи, что я завтра сам приеду к нему...

- А у меня телефонограмма к тебе от Ильина! - вспомнил Карпенко.

- Ты со мной не поедешь? - спрашивал Петр Алешу, развертывая телефонограмму.

- Конечно, поеду, - с готовностью сказал Алеша.

Командир Сучанского отряда Ильин сообщал о том, что гольды и тазы, жившие возле русской деревни Хмыловки на южном побережье, просили у него помощи против хунхузов, которые грозят сжечь их поселки, и он на свой страх и риск отправил туда взвод.

Петр подумал о том, что при создавшихся условиях не следовало бы ослаблять сучанский отряд хотя бы даже и на один взвод, но, конечно, нельзя было не помочь гольдам и тазам: не говоря уже о том, что это были лучшие разведчики, отказ в помощи им вскоре стал бы известен по всем поселкам и произвел бы неблагоприятное впечатление на туземцев.

- Скажи ему, правильно сделал, - сказал Петр, обращаясь к Карпенко, не придав, в общем, большого значения этому новому обстоятельству. - Так, значит, поедем? - весело обратился он к Алеше.

- Конечно, поедем, - подтвердил Алеша.

Текущие заботы дня незаметно нахлынули на Петра, домой он попал только поздним вечером и за ужином встретился с Леной. То, что это девушка - дочь Костенецкого, и то, что она все время будет жить в этом доме, впервые дошло до его сознания. Несколько раз он замечал на себе спокойный, внимательный и в то же время не допускающий в себя взгляд ее больших темных глаз. И этот взгляд, и странная неподвижность ее точно окаменевшего лица, и медленный поворот головы, отягченной темно-русой косой, и усталые движения ее тонких рук чем-то понравились Петру.