Валерий Брумель - Не измени себе Страница 8

- Колизей? - спрашивал я. - Где у вас тут Колизей?

Мне куда-то показывали и что-то говорили.

- Автобус? Какой автобус? Цифра! - я протягивал блокнот. - Напишите номер!

После долгих колебаний я решился сесть в такси. Решился, потому что не представлял, сколько надо заплатить, чтобы доехать до Колизея. У меня была всего тысяча лир. Эти деньги нам выдали сразу же по приезде в Италию на мелкие расходы.

Очутившись в машине, я произнес единственную итальянскую фразу, которую знал без разговорника:

- Грацио, синьор, Колизей! - И представился: - Рус! СССР.

Таксист широко улыбнулся и кивнул. Затем спросил:

- Рус - коммунист?

- Нон, - ответил я. - Пока нон!

Некоторое время проехав молча, шофер сказал:

- Рус - карашо!

Он рассмеялся.

Я вдруг почувствовал, что способен объясниться даже с китайцем - столько во мне было желания разговаривать.

- Спорт! - принялся я выкладывать шоферу. - Я - Олимпийские игры. Спорт. Компрене?

Он закивал.

- Прыг, прыг! Нет, это вам не понять... Бег! - Я изобразил его, сидя на месте. - Потом - пум! - и показал на пальцах, как перелетаю через планку. Ясно?

- Си, си! - обрадованно понял водитель. И произнес: - Ник Джемс!

- Точно! - воскликнул я. - А я Буслаев! - И вдруг похвастался: - Ника Джемса я пиф-паф!

- О-о! - почтительно протянул таксист. Затем переспросил: - Буслай?

- Буслаев! - И по слогам повторил: - Бу-сла-ев!

Водитель извиняюще пожал плечами, показав, что никогда не слышал такой фамилии.

Мне стало неловко за свое хвастовство. Оно вырвалось само собой - я вовсе не собирался обыгрывать Ника Джемса. Было еще рано...

Глянув на счетчик, я забеспокоился. Там нащелкало уже 540 лир.

- Колизей? - спросил я. - Скоро?

Шофер что-то ответил, я не понял. Я вдруг испугался, что не смогу вовремя вернуться на собрание - у меня не останется денег на обратную дорогу. Я решил ждать до 650 лир. Если до этого времени такси не подъедет к Колизею, мне придется выйти и возвращаться в олимпийскую деревню на автобусе. Цена билета на этот вид транспорта колебалась в пределах 150- 200 лир. Я напряженно смолк и стал искоса наблюдать за счетчиком.

Выбило 650, потом 655, 670... Автомобиль продолжал спокойно ехать, а я все молчал, потому что не мог придумать причину, которой бы оправдал свою неожиданную остановку. Меня сковала идиотская стеснительность. Не вообще, а именно перед иностранцем. Что он обо мне подумает?

- Стоп! - наконец выкрикнул я.

Водитель тут же затормозил. На счетчике значилось ровно 700 лир.

- Магазэн! - показал я таксисту на витрину. - Мне надо в магазэн! А в Колизей я пешком... - И показал пальцами, как дойду на, своих двоих.

- О-о! - покачал головой шофер. Лицом он изобразил, что до Колизея еще довольно далековато.

"Черт! - выругался я про себя. - Только зря деньги потратил!"

- Чао! - улыбнулся я итальянцу. - Аравидерчи!

И, отсчитав ему нужную сумму, вылез из машины.

Отыскивая дорогу обратно, я поначалу заехал в противоположную сторону от олимпийской деревни. Расспрашивая людей, я долго плутал по городу, пока наконец не сел на нужный мне автобус...

На собрание команды я явился, когда оно уже заканчивалось. Вечером меня вызвал к себе руководитель команды Кислов.

- Чтобы в первый и последний раз!

Я спросил:

- Что именно?

- Отлучаться самостоятельно!

- Я думал, вы по поводу моего опоздания...

- Это тоже, - оборвал меня он. И раздраженно прибавил: - Прыткий какой!

За три дня до начала состязаний наши и американские тренеры договорились провести совместную тренировку. На стадионе "Аквачитозе" я впервые увидел живого Ника Джемса. Мощный, стройный, ростом 198 сантиметров - он был воплощением идеального атлета. Поражала его растянутость: во время разминки, придерживаясь за штангу футбольных ворот, Ник Джемс, не отрывая правой ноги от земли, легко доставал носком левой до самой перекладины. Я мог это делать лишь с подскока...

В общем, у меня тотчас исчезло желание переодеваться и прыгать с ним в одном секторе. У Глухова и Габидзе оно, видимо, пропало тоже. Скачков мигом почувствовал это.

- Ну что? - спросил он. - Попрыгаем или пока просто посмотрим?

Никто ему не ответил.

- Посмотрим, - решил за нас наш наставник. - Себя мы знаем, а у него, может, чему и поучимся.

Неподалеку от сектора мы присели на скамейку и, наблюдая за Ником Джемсом, время от времени щелкали фотоаппаратами. К нам подошел американский тренер, о чем-то спросил Скачкова и, с огорчением покачав головой, удалился.

- Что он хотел?

- Интересовался, почему не тренируемся, - ответил Скачков. - Я сказал, что после дороги мы еще не пришли в себя. Начнем, мол, завтра.

В этот день мы стали свидетелями фантастической тренировки Ника Джемса. Начал он с 205. Эту высоту американец перелетел с огромным запасом. Затем 210. Перед прыжком Ник Джемс чуть постоял, улыбнулся и - раз! Потом так же без малейшего напряжения - 212, 214, 215. Такие высоты на своих обыденных тренировках нам и не снились. Я, Глухов и Габидзе сидели подавленные. Скачков сказал:

- Ничего, ребята, ему же хуже!

- Почему?

- Отнимите мне голову, если уже сегодня он не все из себя выстрелил! Эта показуха ему дорого обойдется. На соревнованиях дохленький будет, вот увидите!

Мы ему не поверили.

На другой день (уже на своей тренировке) мы тоже принялись поднимать планку. Когда дошли до 205, Скачков решительно сбросил ее на землю.

- Все! Больше не дам!

И оказался прав. Но об этом позже...

Во второй половине дня я опять отправился в Рим. Мне удалось осмотреть Колизей, собор Святого Петра, пробежать по галереям Ватикана, увидеть множество памятников. Рим удивил меня как огромная, веками наслаиваемая глыба деяний всех прошлых поколений. Ничто, оказывается, не умерло. Все жило. Притом и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. В Риме мне показалось, что времени вообще нет. Секунды, часы, минуты - это одна условность.

Вечером в газетах написали:

"...в присутствии русских прыгунов Ник Джемс провел великолепную тренировку и положил их на обе лопатки в моральном отношении. Советские прыгуны в панике".

Психологическая атака нашего основного соперника продолжалась.

Через день начались отборочные состязания. Контрольный норматив равнялся двум метрам.

В финал вышли 15 человек. В их числе вся наша команда и, конечно, Ник Джемс.

Основные состязания начались с высоты 203. Накануне Скачков мне посоветовал:

- Участников много, пока до настоящих высот доберешься, можешь перегореть. Возьми какую-нибудь книгу и читай.

Я его послушал и прихватил на соревнования легкий детектив.

208 я взял с первой попытки. Отошел под тент и раскрыл книжку. Когда отпрыгали остальные 14 прыгунов, прошло минут двадцать. Установили 206. Я вновь без труда перелетел через планку и опять углубился в детектив.

"Действительно, здорово! Не нервничаю, понапрасну сил не трачу, даже не вижу своих соперников".

Через полчаса планку подняли на 209. Я автоматически совершил серию необходимых движений, разбежался и вдруг сбил. Я даже не поверил. "Нелепость какая-то!" Возвращаясь под тент, увидел на трибуне вскочившего Скачкова. Он энергично крутил у виска пальцам и кричал:

- Книга! Брось к чертовой матери!

Кто-то из судей сделал ему замечание.

"То читай, то не читай! С толку только сбивает!"

Назло Скачкову я демонстративно открыл книгу. Однако читать уже не мог. Краем глаза заметил, что все мои соперники преодолели 209 с первой попытки.

Неожиданно ко мне приблизился Габидзе.

- Ты что пижонишь? Ты ж из ритма вылетел. И остыл. Разминайся!

Я отложил книгу, встал, сделал несколько приседаний и вновь направился к точке разбега.

Опять! Рейка со звоном грохнулась на землю.

Меня парализовал страх. Панический и бессильный - словно прямо в лоб мне наставили заряженное ружье.

Ко мне подошел Габидзе.

- Разогрейся! - сказал он. - До пота!

Я машинально кивнул и стал рассеянно делать какие-то упражнения. Я находился под гипнозом надвигающегося краха.

"Конец! Позор! Привезли на Олимпиаду, как будущую надежду - и только 206... Все!"

И вдруг во мне начала оживать злость. На свое хвастовство, никчемность, наконец, на сам страх.

Представ перед планкой в третий раз, я разъяренно разбежался, сильно оттолкнулся и взлетел точно пушинка.

Сразу же я подошел к Габидзе и сказал:

- Спасибо.

Он ответил:

- Молодец. Из тебя толк будет.

Это были его первые теплые слова за все время нашего знакомства.

Необычно для грузина, Габидзе всегда выглядел замкнутым, колючим. Его интересовали только прыжки. Скупой на слова, он не обладал ни особой силой, ни ростом. Единственным козырем Габидзе была техника. "Технарь" - так его и звали в команде. Постоянно на чем-то сосредоточенный, он ни с кем не дружил, поэтому никто никогда не знал, что у него на уме...

212 Габидзе взял с первой попытки. Ник Джемс - тоже. Я и Глухов - со второй. Все остальные прыгуны на этой высоте выбыли.