Александр Покровский - Расстрелять Страница 8

Младший проверяющий бросился на розыски старшего проверяющего из Москвы.

- А вот там... а вот он... - взбалмошно и жалобно доносилось где-то с краю.

- Кто?! - слышался старший проверяющий. - Где?! И вот они стоят вдвоем у "Ботика Петра Первого".

Старшему проверяющему достаточно было только взглянуть, чтобы все понять, он умел ценить вечность. "Ботик" откупорил глаза - в них была пропасть серой влаги.

- Куда он тебя послал? - хрипло наклонился старший к младшему, не отрываясь от "Ботика". Младший почтительно потянулся к уху начальства.

- Мда-а? - недоверчиво протянул старший и спокойно заметил: - Ну и иди, куда послали. Спрашиваешь всякую... - и тут старший проверяющий позволил себе выражение, несомненно относящееся к животному миру нашей родной планеты.

- Закончить опрос функциональных обязанностей! - протяжно продолгоносил начальник штаба. - - Приступить к строевым приемам на месте и в движении!

Бабочка

Офицер свихнуться не может. Он просто не должен свихнуться. По идее - не должен.

Бывают, правда, отдельные случаи. Помню, был такой офицер, который на эсминце "Грозный" исполнял. кроме трех должностей одновременно, еще и должность помощника командира.

Его год не спускали на берег. Сначала он просился, как собака под дверью: все ходил, скулил все, а потом затих в углу и сошел с ума.

Его сняли с борта, поместили в госпиталь, потом еще куда-то, а потом уволили по-тихому в запас.

Говорят, когда он шел с корабля, он смеялся, как ребенок. Бывает, конечно, у нас такое, но чаще всего офицер, если окружающим что-то начинает казаться, все же дурочку валяет это ему в запас уйти хочется, офицеру, вот он и лепит горбатого.

Раньше в запас уйти сложно было; раньше нужно было или пить беспробудно, или, как уже говорилось, лепить горбатого.

Но лепить горбатого можно только тогда, когда у тебя способности есть, когда талант имеется и в придачу, соответствующая физиономия, когда есть склонность к импровизации, к театру есть склонность или там - к пантомиме...

Был у нас такой орел. Когда в магазине появились детские бабочки на колесиках, он купил одну на пробу.

Бабочка приводилась в действие прикрепленной к ней палочкой: нужно было идти и катить перед собой бабочку, держась за палочку; бабочка при этом махала крыльями.

Он водил ее на службу. Каждый день. На службу и со службы. Долго водил: бабочка весело бежала рядом.

С того момента, как он бабочку водить стал, он онемел: все время молчал и улыбался.

С ним пытались говорить, беседовать, его проверяли: таскали по врачам. А он всюду ходил с бабочкой: открывалась дверь, и к врачу сначала впархивала бабочка, а потом уже он.

И к командиру дивизии он пошел с бабочкой, и к командующему...

Врачи пожимали плечами и говорили, что он здоров... хотя...

- Ну-ка, посмотрите вот сюда... нет... все вроде... до носа дотроньтесь...

Врачи пожимали плечами и не давали ему годности. Скоро его уволили в запас. На пенсию ему хватило. До вагона его провожал заместитель командира по политической части: случай был исключительно тяжелый. Зам даже помог донести кое-что из вещей.

Верная бабочка бежала рядом, порхая под ногами прохожих и уворачиваясь от чемоданов. Перед вагоном она взмахнула крыльями в последний раз: он вошел в вагон, а ее, неразлучную, оставил на перроне. Зам увидел и вспотел.

- Вадим Сергеич! - закричал зам, подхватив бабочку: как бы там в вагоне без бабочки что-нибудь не случилось; выбросится еще на ходу - не отпишешься потом. - Вадим Сергеич! - зам даже задохнулся. - Бабочку... бабочку забыли... - суетился зам, пытаясь найти дверь вагона и в нее попасть.

- Не надо, - услышал он голос свыше, поднял голову и увидел его, спокойного, в окне, - не надо, - он смотрел на зама чудесными глазами, - оставь ее себе, дорогой, я поводил, теперь ты поводи, теперь твоя очередь... - с тем и уехал, а зам с тем и остался.

Или, вернее, с той: с бабочкой...

Химик

- Где этот моральный урод?!

Слышите? Это меня старпом ищет. Сейчас он меня найдет и заорет:

- Куда вы суетесь со своим ампутированным мозгом!?

А теперь разрешите представиться: подводник флота Ее Величества России, начальник химической службы атомной подводной лодки, или, проще, - химик.

Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих ладонях и докачал до капитана третьего ранга.

- Доросли тут до капитана третьего ранга!!! - периодически выл и визжал мой старпом, после того как у него включалась вторая сигнальная система и появлялась, извините, речь, и я знал, что если мой старпом забился в злобной пене, значит, все я сделал правильно - дорос! Умный на флоте дорастает до капитана первого ранга, мудрый - до третьего, а человек-легенда - только до старшего лейтенанта.

Нужно выбирать между капитаном первого ранга, мудростью и легендой.

"Кто бы ты ни был, радуйся солнцу!" - учили меня древние греки, и я радовался солнцу. Только солнцу и больше ничему.

Химия на флоте всегда помещалась где-то в районе гальюна и ящиков для противогазов.

- Нахимичили тут! - говорило эпизодически мое начальство, и я всегда удивлялся, почему при этом оно не зажимает себе нос.

Химик на флоте - это не профессиональный промысел, не этническая принадлежность и даже не окончательный диагноз.

Химик на флоте - это кличка. "Отзывается на кличку "химик"".

- Хы-мик! - кричали мне, и я бежал со всех ног, разлаписто мелькая, как цыпленок за ускользающим конвейером с пищей; и мне не надо было подавать дополнительных команд "Беги сюда" или "Беги отсюда". Свою кличку "химик" лично я воспринимал только с низкого старта.

- Наглец! - говорили мне. - Виноват! - говорил я.

- Накажите его, - говорили уже не мне - и меня наказывали.

"НХС" - значилось у меня на карманной бирке и расшифровывалось друзьями как - "нахальный, хамовитый, скандальный".

- С вашим куриным пониманием всей сущности офицерской службы!!! - кричали мне в края моей ушной раковины, на что я хлопал себя своими собственными крыльями по бедрам и кричал:

- Ку-ка-ре-ку!!! - и бывал тут же уестествлен. "Кластерный метод" - как говорят математики. Берется "кластер" - и по роже! И по роже!

На флоте меня проверяли на "вшивость", на "отсутствие". на "проходимость" и "непроходимость", на "яйценоскость" и на "укупорку", и везде стояло - "вып." с оценкой "хорошо".

- Наклоните сюда свой рукомойник!!! (Голову, наверное.)

- Я сделаю вам вливание! Я вас физически накажу!

- Есть, наклонил.

- Перестаньте являть собой полное отсутствие!!! Есть, перестал.

- И закусите для себя вопрос!!! Уже закусил.

А что вы вообще можете, товарищ капитан третьего ранга, подводник флота Ее Величества России? Я могу все:

От тамады до дворника, От лопаты до космоса, От канавы до флота!

Могу - носить, возить, копать, выливать, вставлять!

Могу - протереть влажной ветошью! Могу - еще раз! А Родину защищать?

А это и есть - "Родину защищать". Родина начинается с половой тряпки... для подводника флота Ее Величества России... и химика, извините за выражение...

Картина навсегда

В глазах застыла картина навсегда: центральный пост атомного ракетоносца; размеренно и тихо; все по углам; лодка у пирса; послеобеденное время; все переваривают; в едином временном измерении; дремотно.

Вдруг в центральный - ни с того ни с сего - влетает старпом и, наклонившись, орет:

- Суки! Суки! Суки! Все - суки!!! У-у-у, е-елки! - и убегает.

Все застывают. Замирают. Соображают. Думают про себя. Онемело. Остекленело. Минуту, наверное.

Наконец, мимо, внося с собой жизнь, проходит вахтенный: он пришел из другого отсека, не присутствовал.

Словно подуло. Потихоньку отпускает. Дышится. Движения свободней. Дежурный говорит матросу:

- Ты в трюме был? Давай рысью туда. Тот в трюм.

Все оживает, восстанавливается и - потекло; размеренно; чинно; послеобеденное время; хорошо; опять все переваривают...

Дезертир

Командиру в/ч 34567. Объяснительная

Я, лейтенант Козинцев Сергей Николаевич, настоящим докладываю, что 19-го числа сего месяца я самовольно сошел с корабля и убыл в город Владивосток. Ушел я в 15.00, отсутствовал двое суток и прибыл на корабль 21-го сентября в 24. 00.

У меня не было не терпящих отлагательства обстоятельств, ушел с целью, трудно это передать на бумаге, с целью обратить на себя внимание.

Правильнее было бы сразу поговорить с командованием корабля и доложить ему о своих настроениях. Но мне показалось, что после моей поездки, разговор будет серьезнее и конкретнее.

Дело в том, что я не хочу служить в Вооруженных Силах СССР. Об этом я думал еще в училище. Но там я думал: стерпится-слюбится. Теперь, после того как я уже месяц прослужил в части, я пришел к выводу, что нет больше смысла мучиться самому и отвлекать командование от прямых обязанностей. Я допускаю мысль, что через два-три года я могу свыкнуться со службой, но я не хочу так служить. Может быть, я в подсознании где-то испугался, но поймите, так служить не хочу. Вероятно, это будет не нужно ни мне, ни флоту.