Викентий Вересаев - Два конца Страница 8

– Дело не в деньгах, а в равноправенстве. Женщина должна быть равна мужчине, свободна. Она такой же человек, как и мужчина. А для этого она должна быть умна, иначе мужчина никогда не захочет смотреть на нее, как на товарища. Вот у нас девушки работают в мастерской, – разве я могу признать в них товарищей, раз что у них нет ни гордости, ни ума, ни стыда? Как они могут постоять за свои права? А Елизавету Алексеевну я всегда буду уважать, все равно, что моего товарища.

В кухне раздался звонок. В комнату вошел Ляхов с котелком на затылке и с тросточкой. Он был сильно пьян. Катерина Андреевна побледнела.

– У вас Катька? – спросил он, не здороваясь. – Ты здесь? Иди домой, где ты пропадаешь?! – крикнул он на нее.

Катерина Андреевна стояла, нервно сжимая рукою край стола, и в упор смотрела на Ляхова.

– Пошла я с тобой, как же! – ответила она, задыхаясь. – Ах ты, негодяй, негодяй! Еще домой зовет после подобной мерзости!

– Я тебе приказываю, понимаешь ты это?!

– Я тебе, слава богу, не жена! Ты мне не можешь приказывать! Кто ты такой? Я тебя не знаю!.. Ах ты, негодяй грязный!

– Пойдешь ты или нет? – Ляхов грубо схватил ее за руку около плеча.

– Отстань!

Андрей Иванович угрожающе крикнул:

– Что это, Васька, за безобразие? Оставь ее!

Ляхов опустил руку и с усмешкой оглядел Андрея Ивановича.

– Аль тебе ее захотелось?

– Дело не об этом, а о том, что не смей скандала делать.

– Она, брат, ко всякому пойдет, к кому угодно!.. Что уж очень хочется тебе? Ну, ладно, бери, черт с нею! Эка добра какого… На!..

Он засмеялся и с силою толкнул Катерину Андреевну на Андрея Ивановича.

– Да что же это такое! Андрей Иванович, пошлите за дворниками! – воскликнула Катерина Андреевна.

Андрей Иванович стиснул зубы и вскочил с места.

– Ты тут перестанешь скандалить или нет?

– Так не хочешь домой идти? – обратился Ляхов к Катерине Андреевне.

– Не хочу! И никогда не приду!

Ляхов усмехнулся.

– Ну, ладно! Погоди же ты, я тебя еще не так осрамлю… Чтоб ноги твоей у меня больше не было! – крикнул он и свирепо выкатил глаза. – Что за юбки такие у меня в квартире понавешены? Чтоб этой вонючей гадости у меня в квартире не было… Я этого не позволю! – И, ни с кем не простившись, он вышел из комнаты.

Андрей Иванович с отвращением смотрел ему вслед.

– Свинья пьяная!.. Вы не подчиняйтесь ему, что за безобразие! Слава богу, вы с ним не связаны.

– Ему? подчиниться? Н-никогда!!. Сам придет ко мне, в ногах будет валяться, – да посмотрим, захочу ли я его простить!

Лестман с сожалением глядел на Катерину Андреевну.

– Лучше ваши вещи берите от него прочь, а то он всем им делает капут.

Катерина Андреевна всплеснула руками.

– И вправду! Как же я их добуду? Александра Михайловна, дорогая моя, съездите, возьмите у него мои вещи!

– Я боюсь: он меня еще побьет, – нерешительно сказала Александра Михайловна.

Андрей Иванович вспыхнул.

– Тебя побьет? Будь покойна! Пусть только пальцем посмеет тронуть!

Решили, что Александра Михайловна поедет за вещами вместе с Лестманом. Через полчаса они привезли их, – но, боже мой, в каком виде! Платье и белье были изрезаны на мелкие кусочки, от посуды остались одни черепки, у самовара был свернут кран и вдавлен бок.

Катерина Андреевна вспыхнула, закусила губы и разрыдалась.

VII

Прошло две недели. Была суббота. Андрей Иванович воротился после шабаша прямо домой и принес Александре Михайловне весь заработок. Уж вторую неделю он приносил домой деньги целиком до последней копейки.

Поужинали и напились чаю. Андрей Иванович сидел у стола и угрюмо смотрел на огонь лампы. Всегда, когда он переставал пить, его в свободное от работы время охватывала тупая, гнетущая тоска. Что-то вздымалось в душе, куда-то тянуло, но он не знал, куда, и жизнь казалась глупой и скучной. Александра Михайловна и Зина боялись такого настроения Андрея Ивановича: в эти минуты он сатанел и от него не было житья.

Андрей Иванович послал жену купить "Петербургский листок", прочел его от передних до задних объявлений. Потом стал просматривать взятый им из мастерской сборник куплетов "Серебряная струна"… Нет, все было скучно и плоско…

Пришла Катерина Андреевна.

Она жила теперь на отдельной квартире, но Ляхов не оставлял ее в покое. Он поджидал ее при выходе из мастерской, подстерегал на улице и требовал, чтоб она снова шла жить к нему. Однажды он даже ворвался пьяным в ее квартиру и избил бы Катерину Андреевну насмерть, если бы квартирный хозяин не позвал дворника и не отправил Ляхова в участок. Катерина Андреевна со страхом покидала свою квартиру и в мастерскую ходила каждый раз по разным улицам.

– Ведь этакий острожник, а?! – негодовала она. – Вот связалась на свою погибель! Это ведь такой бешеный, ему и зарезать нипочем человека.

Андрей Иванович мрачно слушал, терзаемый тоской и скукою. Раздался звонок. Мужской голос спросил Елизавету Алексеевну. Ее не было дома. Гость сказал, что подождет, и прошел в ее каморку. Андрей Иванович оживился: ему вообще нравились знакомые Елизаветы Алексеевны, а этот, к тому же, по голосу был как будто уже знакомый Андрею Ивановичу. Он прислушался: гость сидел у стола и, видимо, читал книгу. Андрею Ивановичу не сиделось.

– Что ему там одному сидеть? – обратился он к Александре Михайловне. – Подогрей-ка самовар, да сходи, возьми полбутылки рому. Пускай чайку попьет у нас.

Андрей Иванович пошел в комнату Елизаветы Алексеевны. Гость, правда, был знакомый. Это был Барсуков, токарь по металлу из большого пригородного завода; Андрей Иванович около полугода назад несколько раз встречался с Барсуковым у Елизаветы Алексеевны и подолгу беседовал с ним.

– Это вы, Дмитрий Семенович! – воскликнул Андрей Иванович. – То-то я слушаю, – что это, как будто голос знакомый?.. Здравствуйте! Что же вы тут одни сидите? Заходите к нам, выпейте стаканчик чаю!

– Да я уж собственно пил, – ответил Барсуков и с усмешкою прервал себя: – А впрочем… хорошо! Что ж так сидеть?

Он пошел с Андреем Ивановичем в его комнату. Андрей Иванович суетливо оправил на столе скатерть.

– Что это, как вас долго не было видно? Садитесь… Сейчас жена ромцу принесет, мы с вами выпьем по рюмочке.

Барсуков подошел к Катерине Андреевне, назвал себя и тряхнул ее руку, потом присел к столу.

– Да вы, голубчик, оставьте, не суетитесь. Я пить все равно не буду.

Он увидел лежавшую на столе "Серебряную струну", перелистал ее и, отложив в сторону, взял с комода еще пару книг.

Андрей Иванович законфузился.

– Э, не смотрите: ерунда! Я их так себе, от скуки, из мастерской взял. Глупые идеи, нечего читать: одна только критика, для смеху… Ну, а вот оно и подкрепление нам!

Александра Михайловна принесла ром.

Андрей Иванович откупорил бутылку, отер горлышко краем скатерти и налил две рюмки.

– Пожалуйте-ка, Дмитрий Семенович!.. За ваше здоровье!

– Нет, спасибо, я не пью!

– Ну, ну, пустяки какие! По маленькой ничего не значит.

– Каждый раз у нас с вами та же канитель повторяется. И по маленькой не пью, спасибо!

– Ну, во-от!.. – разочарованно протянул Андрей Иванович. – Что же мне, не одному же пить! Маленькая не вредит, – что вы? Выпьем по одной! Ром хороший, рублевый, – он проясняет голову.

Барсуков с усмешкою пожал плечами, поднялся и неловко зашагал по комнате.

– Что же это такое? Одному и пить как-то неохота… Катерина Андреевна, выпьемте с вами!

Она засмеялась и кокетливо покосилась на Барсукова.

– Вот еще! Что это вы, Андрей Иванович, так меня конфузите!

– Так ведь я же вам не голый ром, я вам в чай подолью.

– Нет, нет, уж пожалуйста!

– Да вы погодите, я вам сделаю жженку. Весь спирт сгорит, один только букет останется.

Он поместил ложечку над чашкою Катерины Андреевны, положил в ложечку сахар, обильно полил его ромом и зажег… Синее пламя, шипя, запрыгало по сахару.

– Ну вот, попробуйте теперь! – самодовольно сказал Андрей Иванович. – Самый дамский напиток… Будьте здоровы!

Он коснулся рюмкою края чашки, выпил рюмку и крякнул.

– Нет, Дмитрий Семенович, позвольте вам сказать откровенно: я на этот счет с вашими мнениями не согласен. Какой вред от того, чтоб выпить иногда? Мы не мальчики, нам невозможно обойтись без этого.

Барсуков стоял у печки, заложив руки за спину.

– Почему? – сдержанно спросил он.

– Почему? Потому что жизнь такая! – Андрей Иванович вздохнул, положил голову на руки, и лицо его омрачилось. – Как вы скажете, отчего люди пьют? От разврата? Это могут думать только в аристократии, в высших классах. Люди пьют от горя, от дум… Работает человек всю неделю, потом начнет думать; хочется всякий вопрос разобрать по основным мотивам, что? как? для чего?.. Куда от этих дум деться? А выпьешь рюмочку-другую, и легче станет на душе.

– Для чего же это бежать от дум-то? Не мешало бы, напротив, осмыслить всякие явления, понять их: почему это должно быть привилегией интеллигенции? Вином думы заливать, – далеко не уйдешь.