Ольга Морозова - Только теннис Страница 8

В Москве на Малой арене в Лужниках мы со Славой Егоровым в полуфинале Спартакиады выиграли у Дмитриевой и Метревели, а в финале - у Ивановой и Лихачева, тогдашних знаменитостей.

Сергей Лихачев по праву считался сильнейшим парным игроком, а у Аллы была самая сильная подача. Как мы выиграли? Наверное, за счет моей отличной реакции, в меня все время били, как обычно в миксте бьют на партнершу, а я отбивала. Мы разыграли комбинацию, я выхожу к сетке, Слава хочет бросить свечу, но получается, что он накидывает мяч Лихачеву, который стоит в двух метрах от сетки. И я в двух метрах. Лихачев бьет "сквозняка" (то есть пушечный, сквозной, все пробивающий мяч) на меня. Лихачев всегда бил в женщин, особенно в Дмитриеву, когда та ему "изменила" с Метревели. И как-то раз он в нее попал. Однажды и в меня сумел влепить мячом. У Николая Николаевича Озерова была такая теория: партнерша должна сразу после розыгрыша подачи отходить в сторону и больше не мешать. Но я не уходила. Лихачев бьет изо всех сил в меня - я отбиваю мяч! Тот взлетает странной полугоркой точно под смеш. Сергей бьет второй раз. Я опять отбиваю! Опять какой-то дурной свечой. А момент самый сложный: счет по геймам равен. Сережа стоит около сетки, свеча у меня срывается, мяч летит крученый, от обода, перелетает Лихачева и падает в корт. Мы выигрываем сет. Сергей стал кричать на Иванову, но ничего уже поделать не мог, он играл хорошо, но Алле в этот день не везло.

Я завоевала первую в жизни золотую медаль. Обычно по окончании чемпионата страны гимн не играют, руку пожали, медаль повесили и разошлись. А тут, на Спартакиаде народов СССР звучит гимн. Мне восемнадцать лет (те восемнадцать, наверно, как сейчас четырнадцать), стою не дыша по стойке "смирно", и вдруг Метревели, на пьедестале, хватает меня за коленку. Тут я как дала ему по голове! Он только пробурчал: "У, характер".

Четвертого августа, на следующий день после награждения, у Метревели родился сын. По-моему, утром пятого об этом событии знал весь Советский Союз. Алик позвонил всем, кому мог, чтобы сообщить о рождении Ираклия, так он назвал первенца.

В 1967 году меня не послали на Уимблдон. Николай Николаевич Озеров, в то время председатель столичной Федерации тенниса, считал, что выступление в составе команды Москвы на Спартакиаде школьников важнее. Все думали, что я буду переживать. Но было некое обстоятельство, позволившее мне, к удивлению многих, равнодушно отнестись к такому дикому решению. Дело в том, что капитаном женской сборной Москвы назначили меня, а капитаном муж-ской сборной - Витю. Мне было все равно, кто поедет на Уимблдон, у меня начинался роман, и мы вчетвером - Вова Молчанов, по прозвищу Музыкант, Катя Крючкова, Витя и я гуляли белыми ночами по Ленинграду. Жили мы в гостинице на стадионе имени Кирова - десять человек в комнате. Всю команду как-то повезли в Петергоф, и, естественно, через десять минут мы с Витей остались вдвоем, отстав от экскурсии. Меня вызвал Лев Михайлович Агаян и с неистребимым армянским акцентом сказал: "Оля, я понимаю, ты звезда. Я понимаю, ты чемпионка Уимблдона, но ты не имеешь права отделяться от коллектива". Я отпарировала: "Лев Михайлович, так это коллектив от меня отделяется..." Тот месяц, что я не поехала на Уимблдон, был незабываемым.

Самым трудным противником для многих была на Спартакиаде Офелия Папаян из Грузии. Маленькая девочка, но боец, трудно пробиваемая на задней линии. Мы обыгрывали все команды под ноль, наконец встретились с командой Грузии. Победили и ее, а я легко выиграла матч у Офелии. По-моему, это был финал, судя по тому, как бурно нас поздравлял Озеров. В то время популярность его достигла в стране апогея. Но он не считал зазорным ходить на наши детские матчи, приносить команде после победы букеты цветов и торты. Озеров уезжал в Москву, снова возвращался в Ленинград и тем самым создавал атмосферу огромной важности, ты ощущал себя человеком, выполняющим государственное задание. Наверное, поэтому все хорошо играли.

Теннис теннисом, но мы мечтали увидеть, как в два часа ночи на Неве разводят мосты. Лев Михайлович обещал нас отпустить посмотреть эту ленинградскую достопримечательность, но только после финала. Мне же после финала надо было сразу садиться в поезд и отправляться на взрослую Спартакиаду. Витю тоже включили в основной состав, и он уезжал вместе со мной. Тогда я пошла к Агаяну: "Лев Михайлович, это нечестно, все будут мосты смотреть, а мы, первые номера, не будем?!" - "Я тебе разрешу персонально, сказал Лев Михайлович, - но дай мне слово, что завтра выиграешь финал. И что в половине третьего будете уже дома". Мы дали Агаяну слово. Домой, правда, пришли в половине седьмого, но финалы выиграли.

Озеров считал, что победа в спорте - событие неординарное и к нему надо относиться, как к празднику. Николай Николаевич был горячий патриот Москвы и все время старался разбить пару Дмитриева - Бакшеева. Он говорил, что Дмитриева должна играть не с киевлянкой Бакшеевой, а со мной, москвичкой. Аня и Галя выигрывали в паре чемпионаты страны, и я совершенно не понимала, зачем надо разбивать их пару? Но Николай Николаевич, видя, что я на подходе, хотел создать на много лет в Москве сильнейшую пару.

Все теннисные праздники в моей юности связаны с Николаем Николаевичем. Все юбилеи Нины Сергеевны организовывал Озеров. Благодаря его принадлежности к артистической среде, в гостях у теннисистов побывали чуть ли не все театральные звезды и кинознаменитости того времени. Идея создания сильного тенниса в Москве, по-моему, не давала Николаю Николаевичу спокойно спать. Он окружил команду празднично-театральным флером и был настоящим шефом своей сборной. Во всяком случае, я знала: возникнут у меня проблемы, мне есть к кому обратиться. Николай Николаевич, не раздумывая и не откладывая, отправлялся со мной в райисполком хлопотать о квартире, потому что Морозову никто не знал, а Озерова знали все. На помощь он не скупился. Когда стало известно, что мы с Витей собираемся пожениться, Николай Николаевич восстал против столь скудного на фантазию празднества, как обычная свадьба. Он решил, что свадьба должна быть торжественной и проводить ее надо на корте с вручением молодоженам ключей от новой квартиры. Я была не только молода, но и глупа, не воспользовалась заманчивым предложением. Согласись я на представление, Николай Николаевич в лепешку бы разбился, но ключи от двухкомнатной квартиры достал. Но я заявила, что и так большую часть своей жизни провожу на теннисном корте и хотела бы свадьбу сыграть за его пределами. Озеров, конечно, расстроился, но на свадьбу пришел и был прекрасным тамадой, не хуже Метревели.

Патриотизм Николая Николаевича зашел так далеко, что он без всякого восторга воспринял мои с Аликом успехи в миксте, мы ведь не были московской парой, и, как мне кажется, осуждал, что я играла в паре с Крис Эверт и Вирджинией Уэйд. Он считал, что на худой конец лучше играть с молодой Мариной Крошиной из Донецка, чем добиваться высоких результатов с иностранками.

Однозначно к "слабости" Николая Николаевича относиться нельзя. Я тоже не против того, чтобы была единая команда, командный настрой и командный дух, но, с другой стороны, класс партнерш-соотечественниц был еще не высок и очень не хотелось проигрывать в первом круге. Все же приятно побеждать на открытых первенствах Франции и Италии. Мы были с Крис Эверт и в полуфинале Уимблдона. Справедливости ради замечу, что в паре с Мариной Крошиной спустя несколько лет мы выиграли открытое первенство США на крытых кортах.

Следующий, 1968 год для меня оказался нелегким. Переехав в Москву, на "Динамо" стала тренироваться Бакшеева. Начали накаляться страсти. Нина Сергеевна старалась, чтобы я ничего не замечала, но нервозность нарастала и скрыть это было трудно.

Ничего в жизни предсказать нельзя: пытаешься сделать так, чтобы все шло спокойно и гладко, а спортивные результаты не растут. А когда все идет наперекосяк - вдруг приходят победы. Я вышла из школьного возраста и вновь попала на Уимблдон, но не могу сказать, что успешно выступила в одиночном разряде, в паре же с Метревели мы дошли до финала. Это была сенсация.

В том же году весной в Париже, перед открытым первенством Франции, проходил Кубок Федерации, неофициальный женский командный чемпионат мира. Впервые на нем разрешили выступать и совет-ской сборной. Я считалась третьим номером после Дмитриевой и Бакшеевой. В Париж мы попали послед-ним самолетом, там началась всеобщая забастовка. Обычно теннисные соревнования во Франции организованы хорошо и четко, но тут возникали бесконечные проблемы, начиная с отсутствия бензина и кончая уборкой улиц. Тем не менее соревнования не отменяют, и мы начинаем играть. Бакшеева на первом номере, Аня на втором, я в запасе, меня допускают играть только в паре. Чуть ли не в первый и в последний раз я вышла на матч вместе с Галей. Мы играли, по-моему, против итальянок, и очень удачно. Но Кубок Федерации мне запомнился не матчами, не банкетом в ресторане на Эйфелевой башне, а тем, что мы стали свидетелями настоящей революции, о чем я расскажу дальше.