Ксения Букша - Питерские каникулы Страница 8

- А капелла, сударыня, а капелла! - ххекнул местный главарь.

- Как вы наивны, дитя мое...

- Нас давно ищут с собаками!

- Нужна строжайшая конспирация, - сверкнула глазами пожилая грузинка в цветастом платке. - Поэтому мы уж лучше посидим чуть-чуть здесь...

- Чем сидеть двадцать пять лет на Колыме без права переписки! - упоенно завопил Мишка. - Да!

- Усаживайтесь, усаживайтесь, - пригласил нас местный главарь. - Вот черносливовая наливка "Спотыкач" от псковских друзей. Не пейте местный "Спотыкач", - псст, это не то, - главарь изобразил на лице брезгливое снисхождение. - А вот псковский - это да...

- Но это не мужской напиток, - гордо сказала Александра Александровна. - Мне бы чего покрепче, позабористее.

- А вот, например, перцовка, - выхватила грузинка, - ух, забористая. И перчик внутри.

- Егор, покажи, как у вас на Урале, - потребовал Мишка.

У меня были планы на дальнейшую жизнь, я намерен был оставаться трезвым сколько возможно, но как-то независимо от рассудка мои руки быстренько налили полный стакан перцовки, и только когда она наполовину опрокинулась внутрь меня, я сообразил, что поступаю не в согласии со стратегией. Надежда была теперь только на закусь, - однако и местные, и наши будто с голодного города приехали. Даже Катя, божественное, небесное существо, незаметно тащила в ротик все новые кусочки и только облизывала губки.

- Чтоб не последний! - провозглашал Мишка, и крутился на голове. Веселися, дыборосс!

- Виват Дыбороссия! - откликались члены.

Надо сказать, что приходило все больше и больше народу, пока не набился полный сарай. Солнце сияло снаружи, у нас же царила темнота, еле прерываемая пыльной лампочкой, так что было и не видно: кто пришел, чего хотят. Впрочем, чего хотят, можно было угадать по повсеместному бульканью и блеску очей.

- А "Владимирский централ" кто-нибудь нам слабает? - наконец закричал Мишка. - Ну-ка, ну-ка!

Кто-то вылез на сцену и пошел мучить роялю. Голосовать никто и не думал, и я наконец принял решение: не дожидаясь темноты, отправиться по чистой глади Залива в Зеленогорск и там принять учение в голосовании выдемборцев, а потом, утром, приехать обратно - наверняка к этому времени у дыбороссов тоже дойдет до дела, и так я смогу проголосовать и там, и там. Одно было плохо: Катя все время на меня смотрела, улизнуть от нее было трудно. - "Еще поплывет за мной, - думал я, - с нее станется".

Незаметно, под надрывное блатное пение товарищей по партии, я выполз по гнилому полу к двери, открыл ее, выпрыгнул на солнышко и опять закрыл. Лес сверкал передо мною сосновыми стволами; вблизи, в костре, лежало огромное бревно, довольно-таки прямое, сухое и крепкое, почти не обгоревшее. Не теряя ни секунды, я подволок его к крыльцу, хрястнул на перила (они, конечно, сломались, да уж это издержки) и наглухо припер дверь снаружи под углом примерно сорок градусов к земле. Сдвинуть бревно с той стороны не было никакой возможности, а чтобы ломать дверь, нужна была политическая воля, судя по голосам, доносившимся изнутри сарая, ее уже ни в ком, кроме Кати, не оставалось.

И уж теперь-то, вполне спокойный, я отправился по блистающим солнцем дюнам к морю.

10

Тишь и гладь стояла абсолютная, как я уже говорил; лодочки сиротливо болтались на привязи у лодочной станции. Я поплевал на руки и передернул веревочку так, что она оторвалась от лодки, выломав небольшой кусок борта. Ни единой души не было по всему берегу, и пропажу лодки, по-видимому, никто не заметил. Сначала мне пришлось тащить лодку за собой и вымокать, потому что со мной она так оседала, что весла скребли по дну. Когда я выгреб на глубину и смог залезть на борт, берег уже скрылся из глаз, и мне пришлось ориентироваться по солнцу, одновременно имея в виду и то, что человек, когда идет, загребает правой ногой больше, чем левой. Учитывая это, я старался загребать обеими ногами поровну.

Зеленогорск показался впереди очень скоро, но только показался. Он казался мне то справа, то слева, а то, злодейски ухмыляясь, трогал меня за плечо и заставлял обернуться:

- Ты че, друг, едешь не туда!

Никогда не думал, что Финский залив такой большой. Для ориентации я бросил в воду кусок весла (оно было красное) и поплыл от него, загребая совершенно одинаково, но не прошло и трех минут, как кусок опять показался впереди.

- Я плаваю кругами, - доложил я заходящему солнцу, которое уже, наверное, обалдело следить за мной.

При этом сама вода была чистая, а дно виднелось прямо под лодкой вместе со всеми подводными жителями и растениями. Вы не представляете себе, как обидно моряку гибнуть на такой мелкоте, да еще при полном штиле и хорошей погоде!

Но тут мой острый глаз различил на горизонте неподвижный объект над водою; на этом объекте даже росло нечто живое. Подплыв, я увидел, что объект - камень, а растительность - это волосы на груди спящего человека. Подплыв же еще ближе, я разразился радостным воплем:

- Пармен!

От звука своего имени лидер партии "Выдембор" тотчас проснулся, пригладил трусы и стал уверять, что он не спит, а слушает, но потом повел взглядом вокруг себя и разволновался:

- Понимаешь, Егор, сбежал я от них! Ихнее голосование, оно нечестное совсем. Понимаешь, порочат идею демократических выборов.

- Как же, - поинтересовался я, - они ее порочат?

- Я говорил, для закрытого голосования надо песок в шляпу набирать, невнятно объяснял Пармен, - а они прямо на пляже, эдак всякую бумажку можно подсунуть под ковром... то есть под песком...

Тут Пармен чуть не свалился с камня, и мне пришлось его поддержать, потому что мелко не мелко, а утонуть можно и в луже, тем более в Маркизовой.

- Надо дальше идти, - продолжил Пармен, смутно глядя на меня. - Они за мной погоню устроили, я быстро бежал и старался запутать следы, но они унюхают запах водки, и меня вернут.

- Не беспокойтесь, у меня есть лодка, - обрадовал я Пармена. - Лидеру такой партии как наша невместно ходить пешком по воде.

С Парменом лодка сразу хорошенько осела, да и вообще начались трудности: подул ветер, по небу начали прохаживаться тучки. Они синели на глазах, как сливы. Ветер был тоже коварный, весь какой-то сонный, и вода от этого ветра начала вязнуть, густеть. Я бросил весла и уснул рядом с Парменом.

Разбудил меня крупный раскат грома; я быстро сел и огляделся. Вокруг по-прежнему простиралось только море; места были незнакомые.

- Куда ты плывешь! - заорал Пармен, очухавшись. - В какую сторону! Там же Стрельна!

- Ну и что? - спросил я, перекрикивая гром.

- Там же дыбороссы собрались!

- А кто это?

- Это страшные люди! - засвистел Пармен сипло. - Туда нельзя.

Вы себе представляете? На четыре стороны бушующее море, мы вдвоем в утлом (противное, малоупотребительное слово) челне, а он еще разбирает, куда плыть! Хоть он и лидер партии, но меня зло взяло.

- Я, - говорю, - человек в политике в общем-то случайный. Но я не могу понять, почему дыбороссы и выдемборцы не хотят бухать и оттягиваться вместе. Ведь чем больше компания, тем дешевле обходится выпивка. Я говорю это вам; скажу обязательно и лидеру дыбороссов, как только мы приплывем в Стрельну.

И я пристально посмотрел на Пармена, а он пристально посмотрел на меня и с изумленной ненавистью выдохнул:

- Предатель?!

Новый удар грома потряс надводное пространство; Пармен налился кровью, выскочил из лодки и помчался куда глаза глядят, путаясь в волнах.

- Стойте! - закричал я в отчаянии, тоже выпрыгнул из лодки и припустил за ним.

Тут рванул дождь, как из ведра, и полил, и бежать стало еще труднее; я с трудом различал Пармена впереди. Дно то заглублялось, так что временами мы даже плыли, то опять подбрасывало нас к небу. Я стал задыхаться и изнемогать, дождь тек по ушам и по спине, а ведь я был, в отличие от Пармена, еще и одетый, хотя ботинки оставил в лодке.

- Сто-о-о-ойте! - кричал я, захлебываясь, и какое-то странное эхо, как будто я сидел в зале, отдавалось близко-близко.

Неожиданно я понял, что мы уже забежали на сушу; кругом росли сосны, а воды под ногами немного убавилось. Я промчался по песку, потом через ложбинку сквозь сиреневый иван-чай, пулей вылетел на пригорок - и остолбенел.

Под сосной сидели Пармен и Александра Александровна и целовались.

На сосне, на первой толстой ветке, сидели под зонтиком Катя и Варя и кусали от одного бублика.

В развилке сосны разместились кривоногий Герман и Мишка и пили из одной бутылки.

Иван-чай за мною потряхивал вершинами.

- А вот и наш единый кандидат, - хором сказали Пармен и Александра Александровна.

- Да он же еще не знает, - переглянулись Варька и Катя

- Ты выбран, - торжественно оповестили меня сверху Герман и Мишка. Выбран единым кандидатом.

- От дыбороссов, - сказала Варька.

- От выдемборцев, - сказала Катя.

И все посмотрели на вечернее небо, которое отражалось у меня в глазах.

- Но за что? - вскричал я в потрясении и запрыгал босиком по песку с шишечками. - Я же недавно в партиях! И я не интересуюсь политикой! И к тому же... нет, нет, я не могу, я не оправдаю!