Анна Мар - Женщина на кресте Страница 8

В четыре часа Франуся принесла ей чай, фрукты, конфеты.

– У барышни, голова болит?

– Немного.

– Барышне было бы лучше выйти на воздух.

«Она права, – раздраженно подумала Алина, – это похоже на то, что я сижу в заточении…»

Она сейчас же отправилась изучать цветники с робкой надеждой увидеть Шемиота. Жалюзи его окон были спущены. От цветов шел более сильный аромат, чем утром. Тюльпаны, прежде полуоткрытые, теперь зияли как рана. Тоска охватила ее с прежней силой. Снова она вернулась в комнату. Этот день измучил ее, казался бесконечным. Когда ее попросили обедать, ей уже было все равно, так она загрустила. Обед накрыли на веранде, очень городской обед, с чашками воды для умывания рук, с семью блюдами, зеленью, шампанским.

Шемиот выглядел озабоченным. Он беспрестанно говорил о том, как должна страдать Клара в госпитале, и удивлялся, почему Алина не навестила ее.

Она прямо посмотрела ему в глаза:

– Мы не дружны с Кларой…

– Почему?

– О… самая вульгарная причина… ревность…

– Вы правы, Алина. Это очень вульгарно.

Неожиданно он вынул из бокового кармана и передал ей маленькую книжечку в зеленой коже с вензелем цветного золота.

Она взяла и перелистала, бледнея. Она думала, что найдет там таинственные адреса или умышленно забытое письмо какой-нибудь женщины.

В зеленой книжечке Шемиот записал все, что ему не нравилось в Алине, – ее неудачные жесты и выражения, ее легкомыслие, чисто животное спокойствие, равнодушие ко всему, что не касалось ее, и т. д., и т. д. Под последним числом там стояло: «Она не навестила больную Клару». Алина была потрясена. Слезы выступили у нее, крупные и яркие. Как он заботился о ней. Как он думал…

Трогательным жестом, словно целуя молитвенник, она поцеловала эти странички…

Не переставая улыбаться глазами, Шемиот журил ее. Да, она поступила легкомысленно… Она влюбилась – это простительно… Она созналась ему… первая… без его желания – это уже почти дурно. Теперь она приехала в имение… Ах, какая девическая неосторожность… Она губит свою репутацию чересчур легко… он не выносит женщин с двусмысленным поведением. И наконец, главное – она врывается в его жизнь не спрашиваясь, она настойчива в своей любви к нему, но он не любит настойчивых… он не дал ей права преследовать его. Она отрывает его от дела, от книг, от его привычек, она прямо-таки назойлива. Можно сказать и подумать, что она хочет женить его на себе… Боже, он не позволит ничего подобного…

А сам думал, замечая, как Алина подавлена: «Ее внушаемость поразительна».

Он добавил, накладывая мороженого, что покуда Алина еще ничем не заслужила его любви. За кого она считает его?… Многое в ней не нравится ему… ей необходимо измениться, она ребенок, который нуждается в строгом руководстве.

– Это правда, – шепнула Алина, сраженная его словами, чувствуя всю его правоту, умирая от раскаяния, – это правда… вы поможете мне исправиться.

Первый и последний раз Шемиот мысленно пожалел ее. Он сказал задумчиво:

– Если бы вы попали в монастырь, вы бы стали святою; если бы вы жили во времена Сафо, вы бы служили Афродите, как Билитис. А теперь я не знаю, что из вас получится, Алина…

После обеда он повел ее осматривать усадьбу другой дорогой, но тоже усаженной акациями. Когда встречались рабочие, он кланялся им с вежливостью равного.

Алина внимательно разглядывала кукурузное ноле, постройки, большой квадрат гумна, поросший свежей невысокой травою. Солнце уже село. Лиловый оттенок примешался к синеве теней. Где-то снова кричал ослик.

Они поднялись в гору. Около креста Шемиот разостлал плащ. Алина села. Они долго смотрели на реку и деревья.

– А вот и орел, – сказал Шемиот. Птица делала сначала маленькие круги, потом все шире и шире, поднимаясь все выше, выше и наконец слилась с небом.

– Какой воздух!

– Какой воздух!

Он снял свою черную бархатную шапочку. У нее явилось огромное искушение поцеловать его сияющий лоб и пушистые волосы. Она почувствовала, что никого никогда не полюбит так, как Шемиота, и не нужно протестовать или бороться, а принять эту любовь и смириться.

Вечером того же дня она уехала обратно в город.

В доме все было благополучно. Войцехова рассказала, что Христина вчера долго сидела в саду. Молодой господин Шемиот справлялся но телефону о барышне. Женским инстинктом Войцехова угадала, куда ездила Алина.

С невинным видом она спросила:

– Барышня все-таки решила выйти замуж за господина Шемиота?

И на возмущенный окрик Алины забормотала испуганно:

– Сердце Иисуса… Барышне теперь не угодишь… Почему бы барышне и не выйти замуж в самом деле?…

Алина прогнала ее и пролила потоки слез. Несколько дней она не давала знать о своем приезде Христине. Ее самолюбие страдало. Однажды Войцехова взволнованно доложила о приходе господ Оскерко.

Христина стояла посередине гостиной с видом малознакомой дамы. Она осунулась, пожелтела и плотно сжимала губы. Витольд рассматривал альбомы.

– Боже, с каких пор вы так церемонитесь со мной?

– Извини… мы не знали, одна ли ты.

– Но с кем же я могла быть?…

Все втроем они сидели на террасе, пили чаи и говорили о пустяках. В саду Щурек починял скамейку, и Витольд вдруг сорвался с места и пошел давать ему указания.

Христина начала изводить подругу:

– Как, ты проводишь день и ночь с Шемиотом… И ты хочешь уверить меня, что вы вели себя ангелами… Я еще не рехнулась, Алина.

– Но я не лгу, дорогая…

– Он женится на тебе?

– Я не знаю.

– Как?… Ты ошалела?… Ты не знаешь?…

– Нет… нет… не мучь меня, Христина…

– И что будет дальше?

– Не знаю.

– Это чудовищно. Я предсказываю тебе… Шемиот готовит тебя на роль Клары…

Желая переменить разговор, Алииа спросила ее о Бруно. Как живет маленький? Почему она не привела его с собою? Христина сделала скучающее лицо. Бруно гостит теперь у доктора Мирского. Тот очень любит мальчика. Он находит, что Бруно – великолепный экземпляр вырождения. Из него может получиться и гений, и безумец. Потом Христина нагнулась и поцеловала шарф Алины. Та рассердилась, встала и пошла к Витольду. Щурек жаловался на новое место. Заметив приближение барышни, он напустил на себя еще большее неудовольствие. Да, господин Шемиот умел ценить его… а здесь Войцехова перегрызет ему горло, кухарка заставляет выливать помои. Алина прогнала из сада Щурека и ласково взяла Витольда под руку.

– Щурек прав… Войцехоца стала невыносима. Она шпионит за мною, бьет маленькую судомойку… Я рада была бы отделаться от Войцеховой.

Витольд рассеянно перебирал ее пальчики. Он относился к Алине очень сочувственно. Однако для него она не была женщиной. Он любил маленьких, плоских, алых, растрепанных, похожих на мальчишек, и делал исключение только для Мисси Потоцкой, которую упорно обольщал второй год. Он хотел жениться на Потоцкой, считая ее идеальной женой для светского человека, но в то же время его смущали советы Христины. Он твердо перил в практический ум сестры. Жениться на Алине? Почему нет? А вдруг это судьба… Потоцкая была бедна, Алина богата.

Он спросил Рущиц интимным тоном:

– Почему вы не сложите с себя груз будничных забот?

– Каким образом?

– Найдите себе мужа.

Она принужденно рассмеялась:

– Разве легко?

Он понизил голос:

Я давно догадался о ваших чувствах к Шемиоту. Скажите, это серьезно?

Она была счастлива говорить о Шемиоте. Витольд слушал ее с изумлением. Она казалась ему эксцентричной. В свою очередь, он поделился планами насчет Мисси Потоцкой. Они шли вглубь, тесно прижимаясь друг к другу, каждый жалуясь на свою судьбу.

– Почему вы так редко заходите ко мне? – воскликнула она, наконец, растроганная. – Я вас считаю своим братом.

– Не замечаешь, как погрязаешь в суете, – вздохнул он. Потом Витольд начал осуждать сестру. Зачем Христине понадобилось мучить Юлия Шемиота? Он блестящая партия для Христины. Конечно, Витольд хорошо знает свои братские обязанности, но Христина часто несносна и устраивает в доме ад. Если Юлию надоест эта комедия, он, Витольд, не удивится.

Христине надоело ждать их. Она окликнула брата злым голосом и сейчас же простилась. Ачина осталась сидеть на каменной скамье. Какая-то птица томилась в кустах. Разгоряченная разговором о Шемиоте, Алина прикрывала глаза. Ей казалось, что он осторожно и медленно целует ее и губы.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Дождь лил не переставая. Веранду заперли, ибо вода протекала в комнаты. Удивительно, как деревья сада не устали качаться, сгибаться и кланяться земле. Алина полулежала, кутаясь в горностаевый палантин, испытывая непобедимое желание плакать. Мысли ее, как всегда, возвращались к Шемиоту и Кларе. Печальные новости.

Клара была при смерти.

Вчера Юлий сообщил Алине, что он вызвал отца. Даже к умирающей Алина терзалась ревностью. Останется ли Генрих около больной неотлучно или навестит Алину?