Александр Селин - Парашютист Страница 8

- Не надо об этом. - Смерть нахмурилась. - Прошу тебя, только не об этом сейчас... Ты знаешь... Я иногда сама себя не люблю... Но ничего не могу с собой поделать... Я знаю, что бываю плохой... Нехорошо поступаю... Но ты должен меня прощать... Ты должен быть выше. Ты мужчина. А я все-таки женщина.

- Ты женщина?! - Лацис чуть не свалился с кресла и опять захохотал, получив второе замечание от официанта. - Ты женщина?! Ах-ха-ха!

- А кто же я, по-твоему? - обиделась Смерть.

- Черт знает кто! Я знаю, что ты Смерть! Смерть, понимаешь. Ты среднего рода, наверное. Впрочем... Какой там род... Какой там пол... Господи...

Смерть смотрела в сторону. Губы ее тряслись от обиды.

- Нет среднего рода, Лацис. Ты понял? Нет! Действительно, иногда мне приходится выглядеть мужчиной и поступать как мужчина. Приходится быть жестокой, потому что жизнь такая жестокая. Обрати внимание - никто на Смерть не жалуется! Все жалуются на Жизнь! И никто тебе в этой жизни не поможет, если сама себе не поможешь! Никто! Да что там, ласкового слова иной раз не услышишь, какая там помощь... А с тобой... С тобой мне хочется быть женщиной... Мне хочется быть слабой женщиной... Пригласи меня на танец, Эдвардас...

- Нет. Ни за что!

Смерть вытерла выступившие слезы на глазах. Потом встала.

- Ну, тогда я тебя приглашаю.

Лацис не двигался.

- Нет.

- Господа! - кринула Смерть так, чтобы услышали все в зале. - Я объявляю белый танец! Лацис! Я тебя приглашаю! Пойдем!

Лацис не двигался.

- Пойдем. Я так хочу! - Смерть изо всех сил дернула Лациса за руку и прижала к себе. Они медленно двинулись под музыку в сторону танцевального пятачка. - Завтра ты разобьешься... - Смерть положила голову ему на плечо и перешла на горячий шепот. - Мне будет тебя не хватать, Эдвардас. Слышишь?

Лацис молчал, отстраняясь и двигаясь неловко.

- Ну поцелуй меня, - шептала Смерть. - Поцелуй в первый и последний раз.

- Нет! Нет! - он оттолкнул Смерть и широким шагом двинулся к выходу. В зале все охнули и застыли.

- Ах вот ты как! Вот ты какой. Завтра же сдохнешь. Завтра же! В лепешку разобьешься! - кричала Смерть вдогонку парашютисту. - И вообще ваша команда проиграет полякам! А в личном зачете и ты, и Горбунов , и все - Прушинскому!

- А это мы еще посмотрим! - крикнул Эдвардас, покидая ресторан.

- И памятник, знаешь, какой я тебе доставлю? Из Крыма ту гипсовую статую сопру!

Эдвардас уже не слушал. Он шел к друзьям уверенной поступью, несмотря на выпитое. Спасибо тебе, съеденный лобстер!

Спортивный самолет "Чесна 24" со сборной командой парашютистов, набрав нужную высоту, выруливал к расчерченному стриженому полигону. Девять лучших парашютистов страны, среди которых были Сергей Горбунов и Эдвардас Лацис, готовились подтвердить звание чемпионов Европы, завоеванное в прошлый раз.

Только что отпрыгала польская сборная во главе с Яцеком Прушинским, показав очень хорошие результаты. Теперь они с ревностью и волнением смотрели в небо, ожидая работы главных претендентов на чемпионское звание.

- Готовы, ребята?! - кричал инструктор, пытаясь быть слышным сквозь гул работающего поршневого мотора. Все девять парашютистов подтвердили готовность:

- Готов! Готов! Готов!... Готов!

- Ты как будто в бой идешь! - хохотал Горбунов, наклоняясь к уху своего друга.

Действительно, ничего не осталось от прежнего Лациса, расслабленного, с отсутствующим взглядом. Глаза на этот раз горели, а тело сжалось, как у тигра перед атакой.

- Я такое настроение приветствую! - говорить было трудно, и Горбунов, дополняя слова, показал большой палец. - Во!

- Прощай, Сережа, - Лацис нарочно проговорил тихо, чтобы содержание не стало понятным через самолетный гул. Но сказать такое он счел своим долгом. И тоже показал большой палец. - Во!

- Согласен, Эдвардас! - Горбунов сделал вид, что все расслышал. - Мне твой сегодняшний оптимизм нравится! Прямо ты меня заряжаешь, а не я тебя! - Он хлопнул по плечу друга. - Это по-нашему! Так держать!

- Хорошая погода! - Эдвардас весело крикнул.

- Хорошая!

- А вот назавтра будут осадки... говорят!

- Какая разница, что будет завтра?! Во, оптимист! - кричал Горбунов. -Сегодня прыгаем, финал! А он о завтрашней погоде думает! Вчера вечером предфинальный мандраж у всей команды, а он, говорят, с дамочкой в ресторан пошел!.. Да ладно, ладно, извини! Я уж не выдам, не бойся! Просто восхищаюсь тобой, Эдик, в последнее время! Ну все нипочем! Дамочка-то как?!

- Что как?

- Ну, получилось что-нибудь?

- Сегодня получится!

- А может быть, у нее подружка имеется, а?!

- Ах-ха-ха! - оба по-разному расхохотались. В это время прозвучала команда инструктора.

- Ну, Эдвардас, - Горбунов подтолкнул Лациса к выходу. - Ну, покажи этим полякам! Давай!

Один за другим спортсмены покинули самолет, в несколько мгновений поравнялись и приступили к групповым упражнениям, выстроившись сначала в круг, а затем и в другие симметричные фигуры. Одна фигура, другая, третья... Блестяще! Лучше, чем у поляков! Кусает губы Прушинский, глядя с полигона в бинокль... Его товарищи, проаплодировав обреченно, поволокли собранную амуницию в командный автобус...

Вот групповые фигуры исчерпаны, и под аплодисменты болельщиков летящая девятка распадается, по-прежнему сохраняя симметрию, но каждый летит уже в сторону своего квадрата на полигоне. Наступает последний этап свободного полета. Личный зачет. У Прушинского пока есть надежда... Есть еще пока... Есть еще пока...

Но... Охнул Яцек Прушинский и снял пилотку, как, впрочем, и все, кто наблюдал за полетом. На полигоне паника! Один из летящих спортсменов сборной освобождается от рюкзака... Яцек Прушинский еще раз поглядел в небо... все понял... и поплелся, мучаясь вопросом, стоит ли продолжать карьеру, когда соперник не только талантлив, но еще и жить не хочет...

- Ты что, сдурел? - Смерть в белом развевающемся балахоне летела на одном уровне с обреченным парашютистом. - Ты же знаешь, я этого не люблю...

- Чего не любишь? - улыбался Эдвардас, выполняя немыслимые пируэты налегке.

- Самоубийц, - сказала Смерть, явно волнуясь.

- А с чего ты взяла, что я убиваться собрался? - Лацис оттолкнул Смерть, которая с опаской поглядывая на землю, попыталась приблизиться. Я перед падением спланирую и опять взлечу, - и он захохотал так, что кажется, даже на поляне услышали.

- Дурак, - Смерть нахмурилась. - Спланирует он... Ну и шутки у тебя перед смертью. Парашют, между прочим, был нормальный, сама проверила, а ты его отстегнул...

- Потому и отстегнул, что нормальный. Чего тебе от меня надо? Если последнее желание, то вот тебе... Колов побольше наставь в моем квадрате... для верности...

- Нет, - Смерть как загипнотизированная смотрела на приближающееся зеленое поле и растущие сектора расчерченного полигона.

- Ну, выполняй желание, мать твою, считаю до трех. Раз, два, два с половиной...

- Твоя Валька, между прочим, на развод подает! - Смерть залетела снизу, пытаясь прочитать реакцию в глазах Лациса. На что Эдвардас усмехнулся, перевернулся и летел к ней спиной.

- Вот ты какой! Не хочешь Смерти в глаза заглянуть!

- Не хочу!

- Трус!

- Кто, я?!

- Трус! Понял ты кто?! Тот, кто боится заглянуть Смерти в глаза, тот трус!

- Ах ты стерва! Ты будешь выполнять желание? Колов мне наставишь или нет?

- Нет! Трус не умирает так просто!

- Считаю до трех... Раз, два, два с половиной... три! - Лацис рванулся и ухватил Смерть за балахон. - Ты кого это трусом называешь? - резким движением сдернул обе штанины, чтобы надавать как следует, после чего штаны отлетели и взмыли куда-то в воздух... А Лацис... на какое-то мгновение он замешкался... как бы не решаясь... Что-то остановило... Не позволило... Занесенная правая рука опустилась мягко. И тут же он оказался в цепких объятиях... И влажные холодные губы прильнули к его губам...

- Пусти, - прошептал он, - пусти, пожалуйста.

- Не пущу. Теперь мое желание. Твое желание было в прошлый раз. Тут же Лациса подбросило вверх. Обычное состояние, которое испытывает парашютист, когда раскрывается купол. А где-то внизу уже слышался вой "скорой помощи" и какие-то отчаянные крики. Парашют раскрылся на опасно малой высоте, и Эдвардас довольно больно ударился ногами о землю затоптанного центра расчерченного квадрата, вовремя, правда, согнув ноги в коленях. Но долго не разжимались объятия... И влекомые ветром, они долго тащились за черным куполом по траве...

- Я не понимаю, Марыля, человек хочет жить или не хочет? - Яцек Прушинский доедал жаренную гусятину, угрюмо поглядывая на серебряную медаль, завоеванную в личном зачете.

- Хочет, хочет, - кудахтала краснощекая жена, накладывая сливки для десерта в деревянную миску.

- Ну а если не хочет, Марыля? Если ему наплевать на собственную жизнь? Как же тогда быть с карьерой?

- Ой, не знаю, Яцек, ой, не знаю.

Весь оставшийся вечер и всю ночь они вместе с женой мучались над этим вопросом.