Три креста - Григорий Александрович Шепелев Страница 8

– А! Это та самая, что утопла? – сузила глаз одна из чиновниц.

– Да, она самая.

– А позвольте полюбопытствовать, как такое могло случиться?

– Третья стадия сифилиса, – пожала плечами Прялкина, – до вчерашнего дня она ничего не знала. Естественно, эта новость повергла её в отчаяние.

– Вам ни разу не приходилось слышать о том, что замок в двери ванной комнаты – это грубое нарушение? – впилась взглядом в линзы очков старого врача другая чиновница, – может, вы ещё и в двери палат врежете замки?

– Да я ни врезкой замков, ни демонтажом их, ни отбиранием у больных мыла и верёвок не занимаюсь, – холодно возразил Алексей Борисович, – кипятильник могу изъять, а вот не позволить женщине запереться в ванной – это за гранью моих понятий об этике. Кстати, там замок был такой, что его взломала своей тонюсенькой ручкой хрупкая дама!

И Алексей Борисович указал на Прялкину, возвышавшуюся над ним на семь сантиметров и никаких замков, естественно, не ломавшую. Вытворил он это без злого умысла, но с желанием сложную ситуацию свести к шутке. Шутка не удалась. Поглядев на Прялкину снизу вверх, чиновницы взбеленились ещё сильнее и агрессивно выразили желание пообщаться с заведующим.

– Он занят, – мягко произнесла Ирина Евгеньевна, – мы вас очень просим – пожалуйста, не мешайте ему сейчас!

– Мы как раз затем и пришли, чтобы вам мешать заниматься тем, чем вы занимаетесь на работе кроме работы, – шли напролом чиновницы, – это вы извольте нам не мешать исполнять наши непосредственные обязанности! Где зав отделением?

– Проводи, – вздохнул Алексей Борисович, поглядев на Прялкину. Та немедленно проводила. Её коллеги, тем временем, присоединились к другим врачам, которые в ординаторской пили чай с новой лаборанткой. Она была молода и очаровательна.

Постовые медсёстры сидели, как умные, на постах и что-то писали. Больные также притихли в своих палатах. Они очень уважали Виктора Васильевича и думали лишь о том, как ему в такую ответственную минуту не навредить нечаянным шорохом или словом. Чиновницы, впрочем, не задавали им никаких вопросов, когда входили в палаты. Их интересовала чистота пола и полотенец.

Новую лаборантку звали Оксана. Ей дали самый лучший бокал, сперва его чисто вымыв. Она держала его с необыкновенным изяществом, подгибая пальчики, и с такой же трогательной манерностью отвечала на подковыристые вопросики Александра Петровича, Дмитрия Вадимовича и Сергея Сергеевича. Все трое очень старались, но у Оксаны никак всё не выходила из головы молодая женщина, у которой она брала утром в воскресенье кровь для анализа и которая в понедельник вечером утонула. Юная лаборантка была ещё впечатлительна. «Как могло такое произойти?» – думала она, с трудом заставляя себя поддерживать разговор, – «Ведь она смеялась тогда! Я смеюсь сейчас. Ужасно, ужасно!» Устав смеяться, она взяла да спросила у трёх врачей, как могло такое произойти.

– Укус вампирши смертелен, счастье моё! – объяснил Петрович, подкручивая седые усищи. Оксана вспыхнула.

– Ах, значит я – вампирша? Ну, Александр Петрович, спасибо вам преогромное за такой изысканный комплиментик! Назвать меня упырихой – это галантно!

– Я не сказал – упыриха! – чуть не взлетел Петрович от возмущения, – я сказал – вампирша! Ты что, не чувствуешь разницы?

– Нет, не чувствую! Объясните, пожалуйста, её мне.

– Нет ничего проще. Двух упырих наши три девчонки и Алексей Борисович сейчас водят по коридору. Ты же их видела?

– Ну, и что? Разница-то в чём?

– Разница простая. Зачем сосут упырихи кровь? Чтобы получить удовольствие. А вампирша зачем сосёт?

– И зачем?

– Для того, чтоб его доставить.

Прелестная лаборантка решила расхохотаться. Ей ни к чему было ссориться с Александром Петровичем. Два других врача, очень недовольные тем, что туча над ним прошла, стали уверять, что всё это вздор, никакой нет разницы. Тут вошли Ирина Евгеньевна, Алексей Борисович и Лариса. Молча и мрачно уселись они за стол.

– А где упырихи? – спросил Петрович, подмигивая прекрасной вампирше.

– Прялкина повела их к Витьке, – ответила терапевт, – им просто необходимо ещё раз вымотать ему нервы! Они без этого просто не смогут жить.

– Как это ужасно! – воскликнула лаборантка, – ведь у него сейчас мама этой блондинки, и он её утешает! Зачем, зачем им к нему?

– Да вряд ли она нуждается в утешении, – проворчал Алексей Борисович, – эта женщина выкована из стали. Директор школы! Её вчера в новостях показывали. Министр образования ей вручал медаль к юбилею. Видели?

– Алексей Борисович, мать есть мать, – вздохнула Лариса. Тут все насторожились, так как из коридора вдруг донеслись голоса и звук удаляющихся шагов. Потом вошла Прялкина.

Поглядев на неё, все поняли, что произошло нечто из ряда вон. На её лице было чувство, которое не привыкли видеть на нём – растерянность.

– Что случилось? – громко спросил Алексей Борисович, – неужели вновь кто-то умер?

Не отвечая, Прялкина подошла к дивану и села. Она пыталась собраться с мыслями.

– Не молчи! – крикнула Лариса, – тебя там что, по башке ударили?

– Нет, – очень тихо сказала Прялкина, глядя в пол, – но она их выгнала.

– Кто? Кого?

– Директриса! Их! Как только они вошли и заговорили, она сказала им: «Я прошу оставить его в покое и выйти вон! У него вчера утонула дочка.» И они сразу вышли.

Глава седьмая

Наследство

Виктор Васильевич даже и не взглянул на чиновниц, которые очень громко вошли, ещё громче что-то воскликнули, а затем беззвучно исчезли, плотно прикрыв за собою дверь. Возможно, что он их и не услышал. Сидя перед столом, он медленно и спокойно наигрывал на гитаре вальс из старого фильма – про лошадей, про войну, про смерть. Очень грустный вальс. Пожилая дама, которую он не видел тридцать четыре года, тихо продолжила, утирая слёзы платочком:

– Она отправила на тот свет обоих моих мужей. С одним случился инфаркт, когда улетучились наши обручальные кольца и фронтовые награды его отца. Другой отравился, когда она начала его шантажировать их интимной близостью, предварительно сделав какую-то диктофонную запись. Об этой близости я от неё узнала с красочными деталями прямо в день похорон, когда опускали в могилу гроб. К этому моменту милое существо успело уже налакаться водки с кладбищенскими рабочими и украсть у них молоток с гвоздями. Соседи стали опять со мною здороваться только после того, как я её выгнала, потому что она обчистила весь подъезд, а затем – весь дом. Для всех оставалось тайной, как эта гадина умудрялась отпирать двери. Возможно, делала слепки с ключей, а может быть – у неё имелись отмычки. Она обладала феноменальным даром находить ценное. Тайников для неё не существовало. Никто не мог её уличить, и только по очень косвенным признакам становилось ясно, кто поработал. Милиция разводила руками – мол, доказательств нет, что поделаешь! Отпираться она умела. Ангел, Дюймовочка! Ну, ты