Событие - Анни Эрно Страница 8

на это не надеялась, в дверь моей комнаты постучала Л.Б. Она встретила на улице Жана Т., и тот сказал, что я хочу с ней увидеться. Она по-прежнему носила толстые очки в черной оправе, которые придавали ей суровый вид. Она улыбнулась мне. Мы сели на мою кровать. Она дала мне адрес женщины, к которой обращалась сама. Это была санитарка средних лет, работала в больнице. Мадам П.-Р., тупик Кардинет, XVII округ Парижа. Было забавно увидеть слово «тупик» – завершающий штрих в романтическо-жутком образе подпольной акушерки. Л.Б. уточнила, что тупик Кардинет выходит на большую улицу Кардинет. Я не знала Парижа, и это название ни о чем мне не говорило, разве что о ювелирном магазине «Комтуар Кардинет», который каждый день рекламировали по радио. Л.Б спокойно и даже весело рассказала мне, как действует мадам П.-Р.: с помощью расширителя вводит зонд в шейку матки, а потом надо просто дождаться выкидыша. Женщина она серьезная и чистоплотная, все инструменты кипятит. Впрочем, кипяток не полностью уничтожает микробов, и у самой Л.Б. началось заражение крови. Но со мной этого не произойдет, надо просто сразу же, под любым предлогом получить у врача рецепт на антибиотики. Я сказала, что у меня уже есть рецепт на пенициллин. Казалось, всё было просто и надежно – в конце концов, Л.Б. прошла через это, а теперь сидела передо мной живая и здоровая. Мадам П.-Р. брала четыреста франков[1]. Л.Б. сама предложила мне взаймы. Адрес и деньги – это всё, что мне было нужно в тот момент.

(Я даю лишь инициалы первой из женщин, которые, сменяя друг друга, сопровождали меня на этом пути. Их знания, действия и решения помогли мне лучшим образом выдержать это испытание. Хотела бы я написать здесь ее фамилию и прекрасное символичное имя, данное ей родителями, беженцами из франкистской Испании. Но то, что подталкивает меня это сделать – желание заявить о ценности реального существования Л.Б., – одновременно и останавливает меня. Я не имею права в одностороннем порядке использовать свою власть, чтобы выставить на всеобщее обозрение Л.Б., реально существующую, живую (как подсказывает мне справочник) женщину, которая совершенно справедливо сможет поставить мне на вид, что «ни о чем таком меня не просила».

В прошлое воскресенье я возвращалась с нормандского побережья и решила заехать в Руан. Я прошлась по улице Гро-Орлож до собора. Села за столик на веранде в новом торговом комплексе «Эспас дю Пале». История, которую я рассказываю, заставляла меня постоянно думать о шестидесятых годах, но в центре этого проглоченного, закрашенного города ничто не напоминало мне о тех временах. Был лишь один способ туда вернуться, с большим трудом: абстрагироваться, смыть с города краски, вернуть стенам их мрачный, угрюмый цвет, а пешеходным улицам – машины.

Я разглядывала прохожих. Возможно, среди них, как на картинках, где надо найти персонажей среди линий, был кто-то из студентов 1963 года. Я так ясно вижу их, когда пишу, а в жизни узнать не могу. За соседним столиком сидела красивая темноволосая девушка со смуглой кожей и маленькими пухлыми губами. Она показалась мне похожей на Л.Б. Было приятно представить, что это ее дочь.)

Уехать на Центральный массив, встретиться с П., который явно не горел желанием снова меня видеть, потратить часть денег, необходимых для аборта, было совершенно безрассудно. Но я никогда еще не занималась зимним спортом, и мне очень нужна была «отсрочка», прежде чем отправиться в тупик Кардинет в XVII округе Парижа.

Я смотрю план Мон-Дор в путеводителе Мишлен, читаю названия улиц: Мейнадье, Сидуан-Аполлинер, Монлозье, улица Капитен-Шазотт, площадь Пантеон и так далее. Я обнаруживаю, что город пересекает река Дордонь и что там есть водолечебница. Словно я никогда там не бывала.

Записи в дневнике: «танцуем в „Казино“» – «идем в „Ля Таннери“» – «вчера вечером были в „Ля Гранж“». Но я не помню ничего, кроме снега и людного кафе, где мы засиживались вечерами, а из музыкального автомата доносилась песня «Будь у меня молоток, это было бы счастье».

Я помню ссоры и слезы, но не помню слов. Сложно понять, кем был для меня П. в тот момент, чего я от него хотела. Возможно, чтобы он увидел жертву, даже «доказательство любви» в моем аборте, хотя на самом деле я решилась на него только исходя из собственного желания и интересов.

Анник и Гонтран, студенты юридического факультета, не знали, что я беременна и собираюсь делать аборт. П. не счел нужным говорить им об этом – решил, что для такого откровения в них слишком много буржуазного конформизма: они были помолвлены, но не спали вместе. А главное, он, похоже, боялся, что это испортит праздничную атмосферу. Когда я затрагивала эту тему, хмурился. Он не нашел решения в Бордо. Вряд ли вообще искал, подумала я.

Наши спутники, довольно обеспеченные, остановились в старинном роскошном отеле, а мы с П. – в небольшом пансионе. Мы занимались любовью мало и быстро, не пользуясь тем преимуществом, что худшее уже произошло. Так безработный не наслаждается свободой, а безнадежно больной не радуется разрешению есть и пить что угодно.

Мы общались в добродушно-шутливом тоне. Изредка его нарушали незначительные разногласия, или звучало резковатое замечание, но всё это тут же растворялось в общем стремлении к единодушию. Все трое усердно учились весь семестр, вовремя сдали свои работы и теперь наслаждались беспечностью, как и полагается хорошим студентам. Им хотелось шутить, танцевать, смотреть «Дядюшек-гангстеров». Я же весь семестр искала, как сделать аборт. И хотя теперь я пыталась держаться на общей беззаботной волне, едва ли мне это удавалось. Я лишь подражала остальным.

Единственным, что меня интересовало, была физическая активность. Я надеялась, что от резкого усилия или падения «это» оторвется, и мне не придется идти к женщине в XVII округе Парижа. Когда Анник одалживала мне свои лыжи и ботинки (я не могла позволить себе взять их напрокат), я то и дело падала, стараясь произвести толчок, который меня освободит. Однажды П. и Анник отказались подниматься выше, и я продолжила восхождение на вершину Пюи Жюмель в компании одного Гонтрана. В мои широкие сапоги из искусственной кожи набивался снег. Я шла, глядя перед собой, мне слепило глаза, поднимать ноги было всё труднее. Я хотела только одного: избавиться от зародыша. Я была уверена, что для этого должна дойти до вершины горы и до предела своих сил. Я изнуряла себя, чтобы убить его внутри.

Всякий раз