Багровая полночь. Слухач. Начало истории - Илья Андреевич Беляев Страница 8

Вирус «КВ-45» косил прежде всего людей старшего поколения, причем не только в нашей стране, но и по всему миру. Пока якобы создавалась вакцина, он мутировал в «ВСВ-21», а потом в «ЗФ-6». Население умирало, как говорится «пачками» в арифметической прогрессии без видимых причин. Все министерство здравоохранения встало на уши, но ощутимых результатов это не принесло. Столица взяла на себя главный удар, но эпидемия затронула каждый город нашей необъятной Родины. Люди заражались от людей и передавали заразу дальше по цепочки. Инкубационный период длился две недели. Две недели живущая внутри человека зараза ничем себя не проявляла, но продолжала заражать всех вокруг себя. Правительство не смогло придумать ничего иного, как запереть людей по своим норам-квартирам.

Так вот. Закрывалось все, что могло закрыться: кинотеатры, кафе, бары, рестораны, театры, промышленные магазины, прачечные, дворцы культуры, цирки… Работали лишь продуктовые магазины, банки и аптеки. Государственные учреждения (за исключением больниц и поликлиник) перешли на онлайн — удаленную работу из дома. Крах цивилизации наступил через год подобного существования. Микро и малый бизнес умерли без возможности возрождения. Работодателям нечем было платить работникам заработную плату. Они прикрывали свою деятельность, отпуская людей в свободное плавание на все четыре стороны и признавали себя банкротами.

Люди запирались в своих квартирах, переходя на домашнюю интернет-работу. Студенты и школьники — на дистанционное обучение.

Конституционные права и свободы оказались разрушенными. За неподчинение властям и нарушение возведенных запретов, люди наказывались без сожаления. Карательная машина правосудия была запущена со всей жестокостью. Ввели комендантский час. Работающим разрешалось пребывать на улицах с двенадцати дня до шести вечера. Не закрывшиеся магазины работали с часу до пяти. Людям давалось шестьдесят минут, чтобы они доехали до работы и столько же, чтобы они заперлись по своим коробкам и не высовывали носа.

Президент бездействовал, предоставив неограниченные полномочия в этой сфере региональным властям.

— Я помогал Марине насколько хватало возможностей, но ее нервы и жизненные силы не выдержали после того, как ювенальная юстиция, «борющаяся» за права детей однажды пришла к ней домой и забрала последнее, ради чего ей стоило жить — двух дочерей. Какие-то «доброжелательно» настроенные соседи накапали на твою семью, подав онлайн заявление, что у Марины нет средств к содержанию Киры и Вероники. На тот момент им было два и четыре года соответственно. Твоя жена молила, просила, угрожала… ничего не помогло. Безжалостные органы опеки не внемли душераздирающему крику помощи и забрали самое ценное, что еще у вас осталось. Это и убило Мари. Она не выдержала и шагнула с окна своей квартиры. Так закончилась жизнь твоей супруги.

Мы все втроем потупив взгляд сидели за столом. Повисло тяжелое молчание. Каждый думал о чем-то своем и не желал разбивать тишину ненужными звуками. Наконец, спустя небольшое время, Илья продолжил:

— Что касается твоих детей — мне не известна их дальнейшая судьба. Знаю только, что они попали в распределитель ювеналов, но их контора в городе, насытившись людским горем и собрав обильную жатву ни в чем не повинных созданий, странным образом прикрылась. Куда пропало столько детей возраста от нескольких месяцев до восемнадцати лет, я не знаю. Информация оказалась строго засекречена и даже нет к ней доступа.

Сослуживец посмотрел вначале на жену, потом медленно перевел взгляд на меня и перейдя на шепот, произнес:

— Единственный, кто владеет знаниями и информацией — нами известный директор той службы, где я еще работаю. Ты был под его началом последний год перед тем, как «умные» люди из верхушки сослали тебя на раннюю пенсию и «позаботились» о твоей жизни.

Я залпом выпил содержание давно поставленного на стол бокала с дорогим коньяком и сделав глубокий выдох, откинулся к спинке высокого стула.

— Значит ты пытаешься донести до меня, что я должен начать поиски дочерей с визита вежливости своему бывшему начальнику и…

— Я ничего не пытаюсь до тебя донести, — резко перебил Илья. — Да и вообще, ничего подобного я не говорил и говорить не собираюсь. Помогать не стану. Нет полномочий, да и своя шкура дороже. Сам выкручивайся. Тебе уже терять нечего… больше нечего, ну кроме оставшейся жизни. Хотя я считаю, что теперь ты в лепешку расшибешься, но сделаешь все возможное, чтобы вернуть дочерей обратно. Мой тебе совет — без них или лучше всего с ними, но стоит залечь на дно и не высовываться годик-два. А еще лучше вообще не попадаться на глаза. Никому. Никогда. Если выберешь путь отца тебя начнется охота и я не могу с уверенностью сказать, что выйдешь сухим из воды. Так что прости! Мне очень жаль.

Друг детства посмотрел мне в глаза и столько было там печали и скорби, что я не выдержал и отвернулся к окну, изумляясь опустившийся на город темноте.

— Дорогой, — разорвала тишину Полина, — ты не помнишь, во сколько сегодня придут к нам гости?

Посмотрев на наручные дорогие часы, он присвистнул и покачал головой.

— Да должны уже подойти. Думаю, с минуты на минуту появятся.

— Я понял. Спасибо за гостеприимство! Можно?

Не дожидаясь ответа, я взял начатую бутылку коньяка и пройдя в прихожую пихнул ее в глубокий карман куртки.

Илья не препятствовал. Да и не хотелось ему со мной связываться.

— Данила!

Полина остановила меня за плечо и взяла за руку.

— Пойми, мы не можем ничего сделать! Это не наша война. Мы только-только встали на ноги и опускаться в ту мерзость и запустенье, что сейчас царит вокруг нам не хочется. У нас скоро будет ребенок и мы не имеем права подставлять его, помогая тебе. Все что могли — сделали — поделились информацией, но мы действительно ничего не можем. Пойми!

В ее глазах заблестели слезы. Я освободил руку и под недовольный взгляд Ильи обнял и поцеловал в щеку.

— Я-то как раз все понимаю и нисколько не держу на вас зла. Даже наоборот. Спасибо за все! Адрес твоего начальника прежний?

— Да, но тебя там уже будут ждать. Не думай, что сегодняшний разговор пройдет для тебя бесследно.

— Вот только не нужно угрожать.

— Да ни в коем разе.

— И пугать тогда тоже не стоит. Пусть боятся те, кто сейчас это слышит.

Одев куртку, я подхватил с пола сумку и, открыв дверь, вышел на площадку.

— Идти-то есть