Сердце и другие органы - Валерий Борисович Бочков Страница 8

Старик дал мальчишке стопку шахматных журналов, потрёпанных, ещё советских, и книгу гроссмейстера Ботвинника. Лис разбирал заковыристые задачи и многоходовые комбинации, постигая механику игры, её суть. Как студент-медик в анатомическом театре видит взаимосвязь мышц, суставов и сухожилий, кровеносных сосудов, всех этих печёнок и селезёнок, и постепенно понимает принцип работы мозга и сердца, так и Лису шаг за шагом открывалась шахматная машинерия. Для него шахматная доска представлялась люком в механическое отделение, прозрачной крышкой, под которой он видел все рычаги, шатуны и шестерёнки. Он не пытался зазубрить коварные уловки и хитрые финты, ему это было не нужно, постепенно он наполнялся пониманием смысла игры.

Теперь игра с Гороховым походила на фехтование со слепым. Лис несколько раз пытался проиграть, подставляя ферзя или простодушно влезая в мат, но старик каждый раз ловил его на этом, жутко матерился и угрожал жестокой поркой. В октябре дед отвёз его на юношеский чемпионат в Тель-Авиве. Лис переволновался и проиграл в финале Боре Фишману.

– Ты – Моцарт! А он – козёл пархатый! – успокаивал Горохов Лиса по дороге домой. Автобус трясло, Лис отворачивался к окну, шмыгал носом. Ему было плевать на проигрыш, до слёз было обидно, что он подвёл старика.

На следующий год Лис, легко переиграв всех, поставил мат Фишману на семнадцатом ходу. Горохов подарил ему толстенную книгу «Граф Монте-Кристо», дореволюционного издания, со старыми гравюрами. Сказал, поглаживая обложку:

– Тут всё, что нужно знать про жизнь! Любовь, предательство, месть.

А ещё через месяц, в мае, Горохов неожиданно умер от инсульта. Когда его хоронили, выяснилось, что он действительно был военным, но не полковником, а майором. Вертолётчиком. Воевал в Афганистане, там получил орден Красного Знамени.

Лис перестал играть. Иногда он расставлял фигуры, расставлял как попало. Бесцельно двигал их по доске, спрашивал у ферзя о здоровье, шутил с горбатым конём о состоянии подков. Ферзь кокетничал, конь юмором не отличался и сыпал в ответ солдатскими шутками, король был высокомерен и молчалив. Впрочем, как и полагается королю. Это были шахматы Горохова, он подарил их Лису за месяц до смерти.

Той зимой Лариса объявила, что выходит замуж за дантиста из Америки. Пыльные кипарисы Азора и запах бесконечного лета сменились промозглой серятиной Буффало, кирпичной школой в слепом бараке, незнакомыми соседями в одинаковых домиках за одинаковыми заборами. Лис по-английски говорил с грехом пополам, подружиться ни с кем не удалось, он начал выпивать. Воровал из бара отчима ликёры, иногда в школу приходил навеселе. Ему было четырнадцать.

Лариса, став мадам Гишплинг, прибавила в весе – в прямом и переносном смысле. Выставляла округлившуюся грудь в тесной кофте в приёмной мужа, сидя за конторкой с компьютером и двумя телефонами. Поднимала трубку и томно выдыхала:

– Кабинет доктора Гишплинга. Чем могу вам помочь?

Сам зубной врач оказался неплохим мужиком, но излишне строгим. У него было чёткое, словно отлитое в металле, мнение по всем вопросам. От него пахло земляничным мылом и резиновыми перчатками. Ещё он считал, что каждый достойный мужчина должен стремиться стать дантистом. Для начала зубным техником. Лис пытался сопротивляться, но всё-таки угодил в зубной колледж.

Отмучившись семестр, в начале января он по пьянке проиграл все деньги на тотализаторе. Рядом с общагой колледжа на Брум-стрит притаилась прокуренная букмекерская нора с железной клеткой, в которой сидел мрачный кассир. На стенах висела дюжина мутных телевизоров, по экранам в бесконечном немом надрыве мчались лошади и собаки. Лис просадил все полторы тысячи, выданные на харчи и проживание до июня.

Лариса отказалась давать деньги, зубной доктор поддержал, настоятельно рекомендовав Лису найти ночную работу. Он, кстати, видел в безусловно мерзком поступке пасынка не только элемент греха, но и возможность искупления, возможность формирования стойкого характера, столь необходимого в зубоврачебном деле. Лис не стал дослушивать, повесил трубку.

Тем же утром, собрав рюкзак, он отправился на попутных грузовиках в Нью-Йорк. Развесёлая шоферня гнала восьмиосные монстры по седым от инея трассам, грузовики сияли гирляндами огней, неслись неукротимыми болидами сквозь тьму на восток, к Атлантике. Подъезжая к Коннектикуту, бугай-негр, вылитый боксёр Майк Тайсон, рассказал Лису про Вашингтон-сквер. В этом парке в самом центре Гринвич-Виллидж собирались игроки – шахматисты, картёжники. Играли в домино и в железку, заключались пари на исход спортивных состязаний. Любых, от хоккея и баскетбола до гольфа и фигурного катания.

– Парк Юрского периода! – заржал негр. – Помнишь, как в кино?

Он сделал страшное лицо, щёлкнув крупными белыми зубами, словно перекусывая кого-то. Лис фильма не видел и не понял, что шофёр изображал динозавра, но всё равно засмеялся вместе с ним.

3

Парк Юрского периода оказался действительно любопытным местом. Некоторые шахматисты прикидывались интеллектуалами, другие – славными очаровательными болтунами, вроде отставных учителей. Многие научились играть в тюрьме. Тон задавали Терминатор, Душистый горошек и Школьничек.

Жертвы делились на «плотву» и «карасей» в зависимости от наличия денег. Появление клиента возбуждало ажиотаж, похожий на атаку пираний. Жертву не отпускали, не обглодав до последней косточки. Обдирали мастерски, психологически безупречно: у клиента не просто появлялась уверенность в возможности выигрыша, эта уверенность постоянно росла и укреплялась с каждой новой партией. Он сам повышал ставки, выигрыши казались закономерными, неудачи случайными. Вплоть до последней, решающей игры ва-банк. Важно было с самого начала понять, сколько денег готов проиграть клиент, «плотва» редко просаживала больше двадцатки, «карась» мог запросто спустить сотню, а то и другую.

Лис появился в Вашингтон-сквер утром пятого февраля. Ночь он провёл на автобусной станции, под утро начали мыть полы и его выгнали. В парке было по-зимнему тихо и пусто, голые липы казались безнадежно мёртвыми, квадратные столы окружали конную статую Вашингтона. Лис остановился, оглядел президента, его лошадь. Обошёл вокруг, на бронзовом крупе президентской лошади кто-то написал фломастером «Буш – осёл».

Лис сел за крайний стол. Достал шахматную доску, аккуратно расставил фигуры. Чёрный король где-то потерял корону и Горохов воткнул на её место булавку с бирюзовой головкой. Лис дотронулся пальцем до булавки, закрыл глаза и начал ждать.

Первым появился Махараджа, пронырливый пакистанец с сизыми губами, болтун и любитель блиц-турниров. Играл он неважно, брал нахрапом, оглушал соперника трёпом, бессмысленным и бесконечным. Пару раз был бит – не в фигуральном смысле, а вполне конкретными кулаками, оба раза не за шахматы, а за некоторое сходство с Бин Ладеном.

– Играешь? – спросил он, присаживаясь напротив.

Лис кивнул.

– Деньги есть?

Лис честно помотал головой.

– Без денег