Трудно быть львом - Ури Орлев Страница 8

Я поднялся на ноги — медленно, тяжело, с могучим зевком, обнажающим клыки и коренные зубы. И тут толпа разразилась восторженным ревом и бурными аплодисментами.

— Он встал! — крикнул кто-то, как будто это требовало специального объявления.

— Напиши нам! — крикнул еще кто-то, и вся толпа поддержала его. Они скандировали хором:

— На-пи-ши-нам! На-пи-ши-нам! На-пи-ши-нам! На-пи-ши-нам!

Я вдруг почувствовал жгучую боль в плече. Оно было перевязано. Наверно, из меня вытащили пулю. Интересно, останется ли у меня шрам, когда я снова стану человеком. На мгновенье меня охватила глубокая грусть. Мне вдруг стало невыносимо жалко себя. А вдруг я никогда не вернусь к своему человеческому облику? Я вздохнул. Но этот вздох вырвался у меня из пасти как пугающий львиный рык, и в толпе снова раздались бурные аплодисменты и возгласы: «На-пи-ши-нам!»

А потом кто-то вдали стал что-то кричать. Вначале его заглушала толпа, но в конце концов эти пронзительные и настойчивые крики привлекли внимание окружающих, и общий гомон немного стих. И тогда я тоже расслышал. Это был визгливый голос Маленького Цвики, друга моего детства:

— Я принес ведро с краской! Дайте мне пройти! Я принес ведро с краской! Ему же нечем писать! Дайте мне пройти! Я принес ведро с краской!

Толпа явно пыталась освободить ему дорогу, но это оказалось не так уж легко. Были и такие люди, которые пытались воспользоваться случаем и протиснуться по его следам поближе к моей клетке. Вспыхнули ссоры и драки. Какая-то женщина закричала: «Вы меня задушите!»

Но Цвика продвигался. Я мог различить это по завихрениям в толпе. И вдруг во мне проснулось сильное желание раскрыть им всю правду о себе. Но я тут же подумал, что это может стать большим потрясением для мамы. да и смогу ли я доказать этой толпе, что я — человек, превратившийся во льва? Меня одолевали сомнения. «Нет, лучше подождать и посмотреть, как будут развиваться события», — решил я, представив себе маму, которая стоит перед моей клеткой и пытается поверить, что этот лев — ее сын. Ни за что! Я никогда не причиню ей такой боли!

Так что же мне им написать? Лучше всего что-нибудь короткое и убедительное. Но в чем я должен их убедить? Потрясти их я могу с легкостью самой способностью писать. Однако следует ли мне доказывать, что в глубине души я — человек? Если я откроюсь перед ними, возникнут трудности. Начнут спрашивать, кто мои родители. Где я учился. Мой адрес. Но если я просто лев, они так и оставят меня в клетке. Будут видеть во мне необычное животное, забавный курьез природы. Займутся всевозможными исследования, может быть даже захотят вскрыть меня, чтобы посмотреть, что там внутри. Только этого мне не хватает. И вдруг я вспомнил одно из любимых выражений мамы: «Самая лучшая ложь — это правда». Ну конечно — именно так я и должен себя вести!

Тем временем Цвика добрался до клетки, таща за собой складной стул и большое жестяное ведро с краской. Только потом он рассказал мне, что у него не сразу появилась мысль принести в зоопарк краску. Он был одним из первых, кто пришел в зоопарк еще вчера ночью, сразу после того, как обо мне сообщили в новостях. И поскольку он провел возле моей клетки так много часов, у него было время поразмышлять о разных вещах. Среди прочего он пытался представить себе, что будет, когда этот лев проснется. Как он сможет писать? И тогда Цвика пожертвовал своим местом в первом ряду, которое тем временем стало дороже золота. Он протолкался назад в толпе, которая уже теснилась вокруг, и пошел за краской. Гуашью, которую легко стереть. И хорошо, что он подумал об этой детали. Цвика с трудом протолкался до клетки, но сам был весь в пятнах краски. И многие люди, которые наталкивались на него в давке, тоже оказались заляпаны гуашью.

Цвика поставил стул перед клеткой, где для него с трудом освободили место телевизионщики, встал на него и попробовал протолкнуть ведро внутрь. Но оно оказалось слишком широким и не проходило между прутьями.

— Открыть дверь в клетку! Где работники зоопарка?

— У кого есть ключ?!

— Нет! Не открывайте! Нельзя открывать!

Последний крик издал человек, который явно был испуган мыслью, что я вырвусь на свободу. Часть толпы поддержала его. Другие продолжали кричать:

— Открыть! Ключ! Дайте ключ!

Я обратил внимание, что «Открыть!» кричали в основном мужчины. Женщины проявляли больше осторожности. Потом один из американских журналистов нашел пустую жестяную банку. Он попытался передать ее Цвике, но, увидев, что его усилия напрасны, просто передал банку стоящему рядом человеку, тот — соседу, и так она пропутешествовала над людскими головами и достигла своего назначения подобно плате за проезд, которую передают в набитом автобусе, когда кто-нибудь вошел через заднюю дверь. Цвика плеснул часть краски в банку и просунул ее внутрь, в клетку. Я был совсем рядом с ним и, увидев, как он взволнован, едва сдержался от смеха. Жаль, что львы не могут по-настоящему выразить свои чувства, когда им весело!

Пока банка путешествовала, телекамеры и фотоаппараты журналистов усердно фиксировали все происходящее. Теперь настала моя очередь. Жмурясь во вспышках света, я окунул лапу в краску, и вся толпа замерла в молчании. Слышался только щебет птиц в клетках и визг взволнованных обезьян.

Я встал на задние лапы и написал:

Я ЧЕЛОВЕК, ПРЕВРАТИВШИЙСЯ ВО ЛЬВА.

Трудно описать тот переполох, который начался в толпе. Некоторые вопили:

— Это обман! Это блеф! Он переодет! Где застежка-молния!

Другие кричали:

— Это просто реклама! Не верьте им! Дурили нас тут всю ночь!

— Обманщики! Негодяи!

— Врача! Приведите ветеринара! Пусть этого льва проверят!

Случилось то, чего я боялся, и даже хуже того. Впрочем, если вдуматься, то с какой-то